Убитый манекен — страница 10 из 28

— Маргарита, — машинально подтвердила Лаура.

Малез повернулся к стене и вздрогнул.

Манекен исчез.

12. Кто-то в погребе

Ирэн увидела из сала, как ее кузина и Малез прошли на веранду. Она подошла к ним и, обращаясь к комиссару, спросила:

— Что рассказал вам папа? Наверное, засыпал вас подробностями о смерти моего брата?

Fe застенчивость, ее замешательство вроде бы полностью исчезли, и говорила она возбужденным тоном. Легкий румянец окрашивал ее щеки. Комиссар недоумевал, чем он вызван: дующим в саду холодным ветром или же внезапно разгоревшимся неким внутренним огнем.

— Вы теперь убедились, что ничего таинственного не произошло? Если папа говорил с вами о Жильбере — а он не мог не говорить с вами об этом, — то вы, конечно, составили определенное мнение о… его смерти. Остались ли вы при убеждении, что существует какая-то связь между ней и тем, что вы называем «убийством манекена»?

Малез сделал неопределенное движение:

— Право, очень возможно, что меня увлекло мое воображение… Будущее покажет…

Он взял шляпу, оставленную им на стуле:

— Позвольте мне удалиться. Могу я спросить у вас, куда вы убрали манекен?

Ирэн с удивленным видом огляделась:

— Но я… Не видя его больше здесь, я подумала, что вы сами его переложили на другое место, в вестибюль или куда-то…

— Нет. Когда мы вместе пошли в комнату вашего отца, я оставил его прислоненным к этой стене.

— Тогда он и должен бы здесь оставаться! Спустившись, я сразу же через кухню прошла в сад. После нашей беседы я сюда больше не заходила.

— Любопытно!

Комиссар повернулся к Лауре:

— Был ли здесь манекен, когда вы выходили отсюда, чтобы присоединиться ко мне в комнате вашего дяди?

— Мне кажется… Если подумать, да, он еще должен был здесь находиться. Иначе просто не могло быть, потому что он еще был тут, когда вы с Ирэн оставили меня одну. Я же покинула веранду, лишь услышав, как возвращается Ирэн. Мы поболтали пару минут в вестибюле, а затем я поднялась, тогда как кузина спустилась по лестнице, ведущей на кухню.

— Очень хорошо! — сказал Малез. — В этом случае очевидно, что никто не мог переложить манекен…

Он подразумевал «украсть».

— …пока вы обе находились в вестибюле. Правильно ли я предполагаю.

Он обратился к Ирэн:

— …что из сада вы могли видеть все, что происходит на веранде? Как только ваша кузина и я вошли сюда, вы сразу же направились к нам…

— Действительно, но я играла с Маргаритой и не могла все время смотреть в эту сторону…

— Насколько я понимаю, ваш отец прикован к креслу?

— Вот уже много месяцев, как он его не покидает, разве что на ночь.

— И, конечно же, в этом случае он обращается к вам за помощью?

— Да. Без Лауры или меня он был бы практически обречен на почти полную неподвижность.

— Вы обязали бы меня, вызвав Ирму.

Чуть позже служанка с порога сердито бросила:

— Ну в чем дело! У меня жаркое на огне…

Малез подхватил мяч на лету:

— Давно?

Старуха бросила на него убийственный взгляд:

— А вам какое до этого дело?

— Отвечайте на мой вопрос.

— Ответьте, Ирма, — сказала Ирэн.

— Добрую четверть часа!

— И вы не переставали за ним смотреть?

— Уж конечно, я бы не дала ему подгореть!

— Сюда вы не заходили?

— Раз я вам говорю…

— Никто не звонил? Вы никого не впускали?

— Если бы звонили, вы бы сами услышали.

С этими словами старуха, враждебность которой все возрастала, круто повернулась и, хлопнув дверью, вернулась к своей плите.

Малез какое-то время прислушивался к ее удаляющимся по лестнице шагам.

— Гм, — произнес он. — Очевидно, что старуха неискренна…

— Извините, — живо запротестовала Лаура. — Это не так! Тем, кто ее знает, никогда бы и в голову не пришло заподозрить Ирму во лжи… И что, как вы думаете, она могла бы сделать с манекеном?

Малез снова откашлялся. Он высказал сомнение в чистосердечии служанки лишь для того, чтобы вызвать возражения обеих девушек.

— Прекрасно понимаю, — возразил он, — что одна из вас поддалась искушению сохранить дорогое воспоминание. Говорите со мной без всяких опасений. Если вы забрали манекен…

Ирэн больше не могла этого вынести:

— Ну это уж слишком!.. Вы явились сюда и засыпали нас тысячей вопросов один наглее другого, вы оскорбляете нас чудовищными подозрениями! Мы что, обязаны перед вами отчитываться? Мы больше не являемся хозяйками в собственном доме?

— Ирэн! — мягко прервала ее Лаура.

— Оставьте! — сказал Малез. — Я не формалист, и мадемуазель совершенно права: она хозяйка в своем доме. Если она спрятала манекен, значит, у нее были для этого основательные причины…

— Но я ничего не прятала! — взорвалась Ирэн. — Я запрещаю вам делать подобные предположения. Вы… вы отвратительны! Я… я прошу вас удалиться!

— Ирэн! — снова вмешалась Лаура.

Она подошла к сестре, обняла за талию и заставила сесть:

— Успокойся же…

Малез поклонился.

— Ухожу, — сказал он. — Ухожу с уверенностью, что кто-то мне солгал. Последний вопрос! Вы ответите на него, лишь если сами захотите…

Он настойчиво посмотрел на Лауру:

— Ваш дядя объявил мне — как раз в тот момент, когда вы прервали нашу беседу, — что восковая фигура Жильбера исчезла в то же время, что и оригинал… Вы же мне рассказывали иначе…

По вашим словам, прогулявшись с чердака в вашу комнату и из вашей комнаты на чердак, она, вероятно, пропала не более двух недель тому назад?

Лаура пожала плечами:

— Если дядюшка не видел фигуру после смерти сына, то потому, что Ирэн и я предпочли держать ее подальше от его комнаты…

— Почему?

— Несчастному и так слишком многое жестоко напоминало о прошлом — письма, которые он перечитывал, заливаясь слезами, фотоальбомы, которые он без конца перелистывал. И мы хотели уберечь его от созерцания еще одного мучительного напоминания… Следовало ли оставлять у него перед глазами, в непосредственной близости, маску, выражение которой, по вашим собственным словам, было живым? Если даже я не смогла долго переносить ее присутствие?

Ирэн положила голову на плечо своей кузины. Слезы медленно текли по ее лицу.

«Нервная разрядка», — подумал Малез, хватаясь за ручку двери.

— Я провожу вас… — сказала Лаура.

Он слабо возражал: управлюсь и один.

Но девушка встала, вышла в вестибюль.

Малез охотно проявил бы жалость по отношению к Ирэн. Но не мог. В последний раз окинул он взглядом веранду, которая так и не раскрыла своей тайны. В саду невидимая Маргарита, не переставая, тявкала. «Должно быть, гоняется за птицами», — подумал комиссар. Он терял уверенность, чувствовал, что не может угнаться за событиями. Будь у него еще официальное задание!

Он отвернулся и вышел в вестибюль:

— Дело необычайное… Но не до такой же степени! Не мог же манекен сам исчезнуть. А это значит… Кто из троих? Неизбежно, это был кто-то из них!

Налетев на стоявшую неподвижно Лауру, он извинился. Жестом она заставила его замолчать. Склонив голову, она, казалось, к чему-то прислушивалась.

— Дверь погреба открыта… — прошептала она.

И верно, под лестницей была видна черная дыра.

— И… послушайте!.. там кто-то есть…

Малез прислушался. Действительно, из погреба доносился шум. Словно кто-то передвигал там бутылки.

Комиссар, приблизившись, наклонился над дырой. Там мелькнул свет…

— Кто там?

Молчание. Потом шум возобновился, скрипнула дверь.

— Кто там? — повторил Малез.

Свет погас. Скрипнули деревянные ступени лестницы. В темноте что-то зашевелилось. Появились очертания фигуры, лестница заскрипела сильнее.

— Это я! — произнес веселый голос.

Из темноты вынырнул человек. В кожаном пальто, в сдвинутой на затылок фетровой шляпе, с запыленной бутылкой в каждой руке.

— Нашел «Ришбур» 1901 года! Прекрасный год!

И, захлопнув пяткой дверь:

— Привет, сестричка!

— Арман! — воскликнула ошеломленная Лаура.

А затем:

— Как ты вошел?

— Череэ дверь, красавица!

— Ты… ты не позвонил?

— Нельзя же каждый раз забывать свой ключ!

— Ты еще никого не видел?

— Нет. Я только что приехал.

Поставив бутылки на пол, он поцеловал Лауру в обе щеки, задержав ее, пожалуй, чуть дольше, чем было бы естественно.

— Решительно, ты все хорошеешь! Как отец? Как Ирэн? Лишь после того, как Лаура сжала ему руку, он сделал вид, будто только что заметил застывшего, как кариатида, Малеза:

— А кто этот господин?

13. Отмирающий инстинкт комиссара Малеза

Эме Малез заканчивал завтрак в низком зале постоялого двора, где остановился на полном пансионе, и, обжигая губы о чашку черного кофе, размышлял о поразивших его рассуждениях об инстинкте, которые неизвестно где вычитал:

Если вы спросите меня, как и почему я пришел к этому заключению, то очень меня смутите. Но я всегда убеждался, что, приходя к инстинктивному выводу, напрасно слишком глубоко анализировать свою мысль. В давние времена каждое человеческое существо было наделено столь же могучим и действенным инстинктом, как и большинство диких зверей. С развитием разума качество инстинкта ослабевало, и сегодня в нас обнаруживаются лишь его легкие следы. И все же человеческое существо способно развить этот род инстинкта до такой степени, что становится способным идти по следу и выходить из испытания победителем…

Вышел ли Малез победителем из своего испытания? Он сомневался в этом. Ведь до сих пор он не знал даже того, что за дичь он преследует.

Иногда у нас бывают вспышки: это зовут интуицией. На самом деле это проявления отмирающего инстинкта. Но ему не дают окрепнуть, его погребают под логикой, душат доводами.

(Эдгар Уоллес. Две булавки).

«Отмирающий инстинкт» Малеза заставил его еще в то утро почувствовать в убийстве манекена продолжение, завершение давнего грязного преступления… Сможет ли он сейчас при помощи холодной логики и более или менее удачных доводов подавить свои собственные порывы?