Я покачала головой:
– Не увлекайся, Дон. Это не он. Он слишком болен, чтобы спланировать такое.
– Но проверить все-таки нужно.
Я попробовала было спорить, но инспектор уже стучал по клавишам с пугающей скоростью.
– Невероятно. – Он приник к экрану. – В банке даже не зарегистрирован.
– А что тут удивляться? Агентства отправляют в Сити по нескольку сотен человек каждый день.
– Но не все они нападают на людей и получают за это срок, – возразил Бернс и, повернувшись к женщине за столом напротив, попросил ее связаться с курирующим Даррена инспектором надзорной службы и послать за ним патрульную машину, если беглец вернется в ИМКА-сити. Когда я снова подняла голову, у двери стоял Стив Тейлор со своей гнусной ухмылочкой. К счастью, Дон отвернулся, чтобы взять ключи, и мне удалось ускользнуть, так и не став свидетельницей очередной разборки.
Увы, удача была недолгой.
Скутер Даррена стоял на желтой линии напротив участка, а сам он смотрел прямо на меня. Что-то в моем лице, должно быть, зацепило его тревожные звоночки, потому что он сразу же уехал. Я успела прочитать регистрационный номер, и Бернс тут же продиктовал эти цифры в телефон, но я знала – рассчитывать на что-то не приходится. Кто сможет отыскать одну заблудшую душу в восьмимиллионном городе? Подозреваемым Кэмпбелл не был, а инспектор просто хватался за соломинку. Мне уже начало казаться, что Убийцей ангелов может быть чуть ли не каждый в столице.
Глава 42
Машины шли по Бейкер-стрит сплошным, бесконечным потоком, так что зевать не приходилось, но я уже догадалась, куда мы едем. Ничего нового наш визит не принесет, все пойдет по привычной колее, Поппи в ожидании очередного клиента продемонстрирует еще один роскошный наряд… Однако Рафаэль-стрит выглядела пустынной. Мы просидели пятнадцать минут, пока Бернс раздавал по телефону указания, и за это время ни один клиент к дому не подошел.
Наблюдая за входом, я пыталась понять, почему Бекуит не бросает работу. Ей не составило бы труда убедить кого-то из своих бойфрендов заплатить за еще один курс реабилитации. Может быть, ее страшила перспектива снова стать дочерью виконта, обреченной на деревенскую жизнь и брак с каким-нибудь высокородным ничтожеством?
Дон постучал. Никто не ответил. Инспектор наклонился и заглянул в щелку почтового ящика.
– Что-то не так. Здесь кто-то побывал.
Отодвинув меня в сторонку, Бернс навалился на дверь. Дерево треснуло – редкое препятствие способно остановить лобовую атаку человека таких габаритов. Осторожно потерев плечо, полицейский переступил через порог. Прихожая была разгромлена: шкаф опрокинут, ключи, письма, фотографии разбросаны по полу.
Настораживала странная тишина. Будь Поппи дома, нас уже встретила бы разъяренная фурия. В гостиной следов разгрома было несравнимо меньше – только перекошенные картины да осколки стекла на полу. Все вроде бы на месте, ничего не пропало. Кухню не тронули вообще. Недавно кто-то готовил кофе – на кофеварке еще светился красный огонек.
Я вернулась в гостиную ровно в тот момент, когда Бернс открывал дверь в спальню, и увидела, как он отпрянул и, выругавшись, сунул руку в карман, за телефоном.
– Не входи! – рявкнул инспектор.
Я слышала, как он просит прислать бригаду криминалистов, восьмерых полицейских в форме и патологоанатома. Что это значит, было понятно и без ясновидящего – хозяйка дома мертва, – и все же увиденное потрясло меня. Поппи раскинулась на кровати в своем любимом розовом платье. Только оно уже не было розовым. Платье будто «сварили»[77] для получения эффектных красных разводов разной степени насыщенности. Многочисленные колотые раны проступали под тонкой разорванной тканью. Но куда больше пострадало лицо убитой, обезображенное до неузнаваемости. На месте носа зияла кровавая дыра, остальные черты лица слились в синевато-багровом месиве. Ничего не осталось и от глаз – только бурые комки на подушке. Но весь этот ужас совершенно не тронул херувима, мягко улыбавшегося мне с прислоненной к изголовью и окруженной белыми перьями открытки.
Меня обожгло гневом. Это я… я не сумела убедить Поппи быть осторожнее. И я должна была настоять перед Бернсом, чтобы ее взяли под защиту. Снова вспомнился наш последний разговор с жертвой, прикосновение ее сухих, шершавых пальцев к моему запястью, когда мы прощались. Никого еще не убивали так жестоко, как Поппи Бекуит.
На кофейном столике лежал ее ежедневник.
– Там ведь есть и его имя, да? – вырвалось у меня.
Дон натянул перчатки и пролистал страницы.
– На сегодня никто не записан. Выходит, взяла выходной.
Криминалисты уже прибыли, с головы до ног в белом, и теперь натягивали через дверь оградительную ленту. Я заглянула во вторую спальню и заметила кое-что новенькое. Вроде бы вполне невинная комната с непритязательной мебелью и распятием на стене, но к изголовью пристегнута пара наручников. Бедная Поппи! Сколько раз ей приходилось притворяться юной школьницей для очередного престарелого насильника.
– Вам здесь делать нечего. – Один из криминалистов вымел меня из прихожей как источник загрязнения.
Тучи кружились в небе подобно полотенцам в сушильном барабане. Я прислонилась к машине. Может, позвонить в Сиэтл, сказать, что передумала? Может, я позабуду там все свои печали и стану каждый день ходить после работы в бассейн? Мечты рассеял вернувшийся Бернс. Двигался он как-то странно, дергано, словно все его нервные окончания присоединили к национальной энергосети, и прижимал к груди ежедневник Поппи. Сев за руль, инспектор снова пролистал страницы, теперь уже от конца к началу.
– Так я и знал, – проворчал он.
– Что?
– Кингсмит приходил к ней в прошлом месяце.
– Его нужно предупредить.
– Не могу. Он винит нас во всех бедах. Попробуем к нему подойти – подаст в суд за некомпетентность.
– Можно? – спросила я.
Бернс пробормотал что-то неразборчивое и нахмурился, что у него означало категорический отказ. Я не стала спорить и отвернулась к окну.
– Таблоиды заплатили бы за нее целое состояние, – сказал он, еще больше распаляя мое любопытство.
Наверняка там значились десятки имен знаменитостей – актеров, футболистов, бизнесменов… Может быть, дорогу к двери Поппи нашли даже члены кабинета министров. Неудивительно, что Дон так напрягся. Впервые в жизни он стал хранителем государственных тайн.
– Тупик, да? – вздохнул он. – Кингсмит в списке убийцы, но к себе нас не подпустит.
Я выдержала его взгляд.
– Нам не о нем надо беспокоиться. Если нападут на Кингсмита, опасность нависнет и над его семьей.
Бернс не удостоил меня ответом, но с места сорвался так, что покрышки взвизгнули.
Глава 43
– Высажу тебя на стоянке такси, а потом вернусь туда, – сказал Бернс. Машина резко дернулась вперед. Сгорбившись над рулем, инспектор уже не притормаживал на повороте.
– Я поеду с тобой, – возразила я.
Такое решение я приняла, думая о Софи. Она наверняка уже знала о смерти Фрайберга, и уже одно наше присутствие могло ее поддержать. По пути Бернс купил два больших стакана кофе. На часах было начало восьмого, и до дома Кингсмитов оставалось полмили.
– Тут кофеина столько, что можно убить лошадь, – сказала я.
– Зато уж точно не уснем. – Судя по тому, как решительно инспектор выдвинул подбородок, он приготовился ждать до наступления следующего тысячелетия.
Два охранника, по-прежнему стоявших по обе стороны от двери, напоминали актеров, занятых в пробе для очередного фильма «бондианы». Не считая этих парней, дом ничем не отличался от соседних – богатый и слишком большой, как перекормленный бизнесмен. До меня лишь теперь дошло, что Лола, твердо решившая присматривать за мной, все еще ждет в моей квартире. Я вышла из машины и набрала номер на мобильнике. Тучи сгустились, заляпав небо угольными мазками.
– Ты видела Даррена? – спросила я, когда моя подруга ответила.
– Еще нет, – разочарованно ответила Лола.
– Это хорошая новость. Если появится, позвони в полицию. Пообещай, что не станешь с ним разговаривать.
Я дала ей номер оперативного штаба, хотя и сомневалась, что она его записала. Зная Лолу, скорее верилось в то, что она выскочит и сама прислужит Кэмпбеллу.
Бернс прихлебывал кофе такими глотками, будто потреблял панацею от всех хворей. Увлекшись, он не замечал ничего вокруг, и я, воспользовавшись моментом, присмотрелась к его новому образу. Ему не хватало какого-то дюйма, чтобы стать по-настоящему симпатичным. Сбросить еще пару стоунов – и трансформацию можно считать законченной: из заношенного надувного костюма толстяка выступит статный худощавый мужчина. Оливер Харди обратится в Стэна Лорела[78]. Хотя я все еще ждала, что прежний Бернс вернется и затопчет нового Бернса.
Инспектор вдруг напрягся и подался вперед:
– Вот она.
Софи Кингсмит стояла в дверном проеме и мило болтала о чем-то с охранниками, одновременно угощая их чаем и очаровывая своей беспокойной улыбкой. Дон смотрел на нее с нескрываемым восхищением.
– И как только этот говнюк заполучил такую девушку? – проворчал он.
– Загадка. Должно быть, ей недостает самоуважения.
Охранники вернули чашки, Софи вернулась в дом, и в окнах первого этажа загорелся свет. «Интересно, – подумала я, – чем занимается Макс с тех пор, как закрылся банк? Не имея возможности ни работать, ни играть в гольф, он, должно быть, сам не свой…»
Чтобы занять себя хоть чем-то, я перебрала компакт-диски в багажной сетке: Кертис Мейфилд, Рай Кудер, Эл Грин, Эми Уайнхаус…[79] Еще несколько – весьма сомнительный, на мой вкус, выбор вроде «Проклеймерс»[80] и Адам Ант[81] – прятались под сиденьем, но момент для критики был неподходящий. Когда я снова подняла голову, свет горел уже во всех окнах. Возможно, это было частью выработанной семьей стратегии. Если убийца притаился где-то неподалеку, то освещенный дом должен предстать крепостью, в которой никто не спит. Бернс, похоже, точно вознамерился бодрствовать всю ночь.