– Ну что, Ева, с чего начнем – с хороших новостей или с новостей так себе?
– Наверное, лучше сначала так себе.
– Ладно. Что ж, основы игры ты понимаешь. Научилась в детстве?
– Да, мои родители оба играли.
– И ты очень любишь выигрывать.
Ева выдержала его взгляд.
– Это так бросается в глаза?
– Для других, может, и нет. Тебе нравится изображать мышку. Но я вижу лису.
– А это хорошо?
– Может, и хорошо. Но кое в чем ты хромаешь.
– Хромая лиса?
– Точно. Если хочешь играть стратегически, надо как можно раньше понять, у кого какие карты. А для этого – внимательнее следить за ходами соперников. Помнить, кто как торговался, и считать все масти.
– Ясно. – Она некоторое время переваривала его слова. – А хорошая новость?
– Хорошая новость в том, что в пяти минутах отсюда есть отличный паб.
Она рассмеялась. Поженились они в тот же год.
Сегодняшний партнер Евы – молодой парень лет, может, девятнадцати, один из тройки студентов Имперского колледжа, вступивших в клуб осенью. В нем есть что-то от сумасшедшего ученого, но он потрясающий игрок, а в клубе это главное.
Изначальная неуверенность ушла, и Ева теперь ждет не дождется вечеров в те дни, когда она приходит в клуб. Большинство его членов годятся ей в родители, а некоторые – в бабушки и дедушки. Но стандарты игры здесь на суровом уровне, и после напряженного дня в Темз-хаусе она особенно ценит идею чистого интеллектуального поединка.
В конце она благодарит партнера. У них четвертое место, это неплохой результат; он немного неуклюже улыбается и бредет прочь. У входа Нико помогает ей натянуть ветровку, словно это пальто от Шанель; его скромный рыцарский жест не остается без внимания остальных женщин, окидывающих Еву завистливыми взглядами.
– Как прошел день? – по дороге домой спрашивает она, крепко беря его под руку. Идет снег, и падающие на лицо снежинки заставляют ее часто моргать.
– Старшеклассники лучше разбирались бы в дифференциальном исчислении, если бы не играли до двух ночи в «Финальную миссию 2». А может, и нет. А у тебя?
Она мнется.
– У меня есть для тебя задачка. Весь день из головы не выходит.
Нико знает, чем занимается Ева, и, хотя он никогда не лезет к ней с расспросами, она все же частенько думает: вот бы ее руководству его мозги. В то же время образ Нико, шагающего по безликим коридорам Темз-хауса, наполняет ее ужасом. Это ее мир, и не хотелось бы, чтобы он стал и миром Нико.
Окончив Краковский университет с дипломом магистра чистой и прикладной математики, Нико вместе с приятелем по имени Мацек в потрепанном фургоне отправился по Европе. В фургоне они жили и спали, перемещаясь между турнирами – бридж, шахматы, покер, не важно, лишь бы с денежным выигрышем, – и за полтора года разъездов заработали миллион с лишним злотых на двоих. Мацек спустил свою долю меньше чем за год – в основном на девочек в салоне «Паша» на Мазовецкой улице Варшавы. Нико же отправился в Лондон.
– Ну рассказывай, – отвечает он.
– Ладно. Три мужских трупа на полу в театральной ложе после спектакля. Два телохранителя и босс мафии. Все застрелены. Но босса сначала обездвижили. Через глаз парализовали веществом для предубойной анестезии скота. Что там произошло? Почему его просто не застрелили, как телохранителей?
Нико немного помолчал.
– Кого убили первым?
– Полагаю, телохранителей. Стрелявший – подозревают, что это был племянник босса, – использовал глушитель. Мелкокалиберное оружие, выстрел в упор.
– Стреляли в корпус?
– Боссу – да. Телохранителям – в затылок. Никакой суеты, все очень профессионально.
– А шприц или что там было? Анестетик. О нем что-нибудь известно?
– Сейчас покажу.
Она достает из сумки ксерокопию фотографии. Они останавливаются в вихре снежинок под фонарем.
– Да, неприятная сцена. – Он стряхивает снег с усов. – Но ловко. Вряд ли племянник. В этом деле есть какая-нибудь женщина?
Она изумленно смотрит на него.
– С чего ты взял?
– Главная проблема киллера – пронести оружие мимо телохранителей. Это обычно крутые опытные парни.
– И?
– Но это, с другой стороны… – Он подносит фотографию ближе. – Они могут и пропустить.
– Почему?
Он достает из кармана пальто ручку.
– Гляди, если я нарисую перемычку, которая крепится здесь, а защелкивается здесь, то что мы видим?
Ева таращится на помятую ксерокопию.
– Черт побери! Как же я могла прозевать? – Она переходит на шепот. – Это заколка. Это, блин, женская заколка.
Нико смотрит на нее.
– Так что, в этом деле есть женщина?
В зале бизнес-класса в аэропорту Шарля де Голля Вилланель проверяет сообщения. Зашифрованная эсэмэска подтверждает, что с Константином они встретятся, как и договаривались, в лондонском кафе «Ла Специа» на Грэйз-Инн-роуд в два часа. Убрав телефон в сумку, она отхлебывает кофе. В зале тепло, гладкие кресла – спокойных белых и бежевых тонов, на стенах светится орнамент в форме листьев. Перрон аэропорта, слякоть и небо за стеной из зеркального стекла – практически одинакового серого цвета.
Вилланель летит по фальшивому паспорту на имя Манон Лефевр, которая пишет для французского инвестиционного бюллетеня. По легенде, она направляется в Лондон для встречи с редактором одного сайта, желающим завязать партнерские отношения. Выглядит она профессионально неброско: тренчкот средней длины, узкие джинсы и ботильоны. Она без макияжа, но, несмотря на время года, в серых ацетатных солнцезащитных очках: аэропорты притягивают фотографов и – в последнее время все чаще – правоохранителей с гаджетами, где есть программа распознавания лиц.
В зале появляется стюард «Эйр Франс» и приглашает пассажиров бизнес-класса на борт. В аэробусе место Вилланель спереди у прохода, и, хотя она всем своим видом дает понять, что не намерена отвечать на взгляд мужчины в кресле у иллюминатора – сейчас он листает журнал для пассажиров, – все равно чувствует: тот твердо настроен затеять с ней беседу. Игнорируя его, она достает планшет с мобильной связью 4G, наушники и погружается в просмотр ролика.
Ролик в замедленной съемке демонстрирует сравнительные поражающие характеристики двух пистолетных патронов при выстреле в блок прозрачного баллистического желатина, материала, при испытаниях имитирующего ткани человеческого организма. Один патрон русский, другой – американский. В обоих оболочечные пули, способные передавать внушительную кинетическую энергию, оставаясь внутри цели, а не проходя навылет. Для Вилланель эта информация представляет интерес: она знает, что ей, скорее всего, придется работать в многолюдной городской среде. Ей нужно убийство с одного выстрела, убийство-блиц. Она не может допустить риск случайных жертв.
Она хмурится, не в силах выбрать между двумя патронами. Русская экспансивная пуля при входе расширяется, ее оболочка по мере прохождения раскрывается, как лепестки цветка, и разрывает плоть и кости. Американская пуля со смещенным центром тяжести форму не меняет, а, проходя сквозь тело, кувыркается через головную часть, по пути прорубая смертельное отверстие. У каждой из моделей есть свои важные преимущества.
– Можно вас попросить выключить устройство, мадемуазель?
Это стюардесса в элегантном строгом темно-синем костюме.
– Конечно. – Вилланель с невозмутимой улыбкой гасит экран и снимает наушники.
– Интересный фильм? – спрашивает сосед, не упуская шанс.
Она заметила его еще в зале аэропорта. Под сорок и невообразимо хорош собой – как матадор в дизайнерской одежде.
– На самом деле я просто хотела кое-что купить.
– Для себя?
– Нет, для другого человека.
– Кто-то для вас особенный?
– Да. Хочу сделать сюрприз.
– Счастливчик. – Он направляет на нее взгляд темно-карих глаз. – Ведь вы – Люси Дрейк?
– Прошу прощения?
– Люси Дрейк. Модель.
– Извините, нет.
– Но… – Он тянет руку к журналу и листает, пока не находит рекламу духов. – Это не вы?
Вилланель смотрит в журнал. Да, модель в самом деле жутко на нее похожа. Но у Люси Дрейк зеленые глаза и колючий взгляд. Духи называются Printemps. По-французски – «весна». Вилланель снимает очки. Ее глаза – морозно-серые, цвета русской зимы.
– Простите, – говорит он. – Я обознался.
– Это комплимент. Она хорошенькая.
– Да, симпатичная. – Он протягивает руку. – Луис Мартин.
– Манон Лефевр. – Она опускает взгляд на журнал, который лежит теперь на подлокотнике между ними. – Если позволите спросить, откуда вам известно ее имя?
– Я занимаюсь этим бизнесом. У нас с женой свое агентство, называется «Темпест». С филиалами в Париже, Лондоне, Милане и Москве.
– И эта Люси Дрейк работает с вами?
– Нет, думаю, она в «Премьере». Она сейчас вообще не очень много работает.
– Да?
– Кажется, она хочет стать актрисой. И думает, что чем больше она мелькает в журналах или рекламе, тем меньше шансов, что ее будут воспринимать всерьез.
– А она талантлива?
– Она талантлива как модель, а это встречается гораздо реже, чем можно подумать. А как актриса… – Он пожимает плечами. – Но люди так часто недооценивают свои истинные таланты, не находите? Мечтают быть тем, кем им стать не дано.
– Вы испанец? – спрашивает Вилланель, уводя разговор от личных вопросов, которые – чувствует она – сейчас начнутся.
– Да, но в Испании бываю мало. Мы живем в основном в Лондоне и Париже. Вы знаете Лондон?
Она задумывается. Считаются ли здесь шесть недель жестокой боевой подготовки в эссекских болотах? Или две недели крутых виражей за рулем на курсах ухода от преследования в Нортвуде? Или неделя изучения отмычек с бывшим взломщиком на Собачьем острове?
– Немного, – отвечает она.
Возвращается стюардесса с шампанским. Мартин берет бокал, а Вилланель заказывает минеральную воду.
– Вам стоит подумать о карьере модели, – говорит он. – У вас такие скулы и вот это вот «отъе…сь» во взгляде.