– За сто тысяч монет, – говорит она, расстегивая шелковую пуговицу на воротнике Вилланель, – тебе придется меня удивить.
Вилланель кивает и стоит не двигаясь, а пальцы Элис тем временем скользят вниз по ее ципао. Она закрывает глаза и ощущает, как ее плечи освобождаются от шелка, как снимают белье. Она стоит обнаженная, и пол под ее ногами начинает крениться. Она пытается произнести имя Элис, но у нее выходит «Анна», а когда она хочет прошептать «трахни меня», вместо этого с губ срывается «убей меня».
Через четыре дня Ева Поластри и Саймон Мортимер выходят из кондиционированной прохлады зоны прибытия аэропорта Пудун на тридцатиградусную жару стоянки такси. Полночь. Зараженная автомобильным выхлопом влага волной накатывает на них. Ева чувствует, как ее скальп покрывается испариной, а на плечах вянет верх хлопчатобумажной «двойки» из «Эйч энд Эм».
Вся в веснушках, с торчащими волосами и без макияжа, Ева знает, что она не из тех женщин, которых замечают. За час, прошедший с момента посадки, лишь один мужчина посмотрел на нее дважды – офицер китайской таможни, проверявший паспорт: должно быть, его поразила ее пристальная проницательность. Они с Саймоном оба выглядят старше своих лет. Летящие с ними пассажиры «Бритиш Эйрвэйз» – если бы, конечно, вообще обратили на них внимание – могли бы принять их за супружескую пару.
Саймон бросает на нее нежный взгляд. Она напоминает ему не то скворца, не то дрозда – в общем, какую-то из тех птичек с острыми глазками и тонкими клювами, что патрулируют газон. Охотники в мире разведки и в животном царстве похожи – неброскостью оперения.
Ева находит свою внешность обманчивой.
– Как думаешь, я могу стать симпатичнее? – спросила она у матери незадолго до поступления в Кембридж на отделение криминологии и судебной психологии.
– Я думаю, ты очень умная, – ответила мать.
Для того чтобы услышать, какая она красавица, потребовался целый поляк-математик Нико, за которого она вышла замуж.
– Твои глаза – как Балтийское море, – сказал он, проводя пальцем по ее прозрачно-бледной щеке. – Цвета бензина на воде.
– Ты такое трепло.
– Только когда хочу секса.
– Трепло и извращенец.
Он пожал плечами.
– Я женился на тебе не из-за твоей стряпни.
Она уже по нему соскучилась.
Поймав такси – зеленый «Фольксваген Сантана», – Саймон называет адрес гостиницы.
– Не знала, что ты владеешь мандаринским, – замечает Ева.
Саймон проводит рукой по шероховатому от щетины подбородку.
– Я год проходил его в университете. Если этот парень затеет реальную беседу, я влип.
– Так он знает, где гостиница «Морская птица»?
– Думаю, да. Судя по его лицу, адрес не поставил его в тупик.
– Посмотрим. «Скромная» – кажется, так описал ее Ричард Эдвардс.
Поездка Евы и Саймона строго неофициальна, так что никто из местной резидентуры МИ-6 их не встречал. Более того, в их статусе неофициально вообще все. С тех пор как Эдвардс в сугубо частном порядке завербовал ее расследовать убийство Кедрина, Ева ни разу не контактировала ни с кем из прежних коллег. Вместо этого она день за днем, неделю за неделей приходит в тесный, обшарпанный офис над входом станции Гудж-стрит и там в компании с многострадальным Саймоном просматривает один секретный файл за другим, уставясь в монитор, пока голова не начинает раскалываться, а глаза – болеть от усталости, в поисках хоть какого-то шепотка, любой ассоциации, намека на намек – чего угодно, что могло бы приблизить ее к женщине, убившей Виктора Кедрина.
Но дело так пока и не сдвинулось с мертвой точки. Она вычислила ряд громких политических и криминальных убийств, где, по слухам, замешана женщина, и еще несколько подобных случаев, где стреляла опять же женщина. Она уже сбилась со счета, сколько раз просмотрела записи камер из лондонского отеля, где останавливался Кедрин, на которых видны перемещения киллера. Но кадры даже после полной обработки оставались нечеткими и расплывчатыми, к тому же там видна только фигура, а лица нет нигде.
Не ограничиваясь прочесыванием киберпространства, Ева расследовала дело Кедрина и в реальном мире. Но любая, даже самая многообещающая ниточка в итоге приводила к мягко-непроницаемому барьеру. Ни свидетелей, ни улик, ни полезных баллистических данных, ни денежных или бумажных следов. В какой-то точке все неизменно обрывалось.
Несмотря на видимое отсутствие прогресса, Ева начала чувствовать эту женщину. Женщину, которую она иногда называла Черной розой по имени русских девятимиллиметровых экспансивных пуль, убивших Кедрина и его телохранителей. Ева полагает, что Черной розе где-то около двадцати пяти, у нее выдающийся интеллект, и она одиночка. Она отважна, может выдержать любой стресс и чрезвычайно искусно умеет управлять своими эмоциями. По всей видимости, она социопат, полностью лишенный рефлексий и совести. Друзей у нее немного или вовсе нет, а если она и завязывает отношения, они носят манипулятивно-сексуальный характер. Весьма вероятно, что убийство стало для нее жизненной необходимостью: каждая жертва дарит очередное доказательство ее неуязвимости.
Еще суток не прошло с тех пор, как Ричард Эдвардс вдруг без звонка появился в офисе над станцией метро.
– Здесь когда-нибудь убирают? – слегка брезгливо поинтересовался он.
– Саймон. Ну и я сама изредка. Извини, если наш офис не соответствует стандартам Воксхолл-Кросс. Мы заказали мешки для пылесоса.
– Что ж, зато есть повод для радостных ожиданий. А между тем… – он открыл стоявший у его ног портфель и вынул два неновых паспорта и пачку листков – авиабилеты с расписаниями рейсов. – Вы летите в Китай. Сегодня. Кто-то убрал начальника шанхайской армейской кибергруппы, и есть мнение, что действовала женщина.
Он за пять минут ввел ее в курс дела по поводу смерти подполковника Чжан Лэя.
– Твоя задача, – сказал он, – аккуратно связаться с МГБ, китайским Министерством государственной безопасности, и передать мои заверения в том, что убийство Чжана – не наша операция, мы не имеем отношения ни к ее планированию, ни к обеспечению, ни к реализации. Также ты предложишь им любое содействие в расследовании убийства и в том числе поделишься нашими подозрениями насчет киллерши.
– Я должна связаться с кем-то конкретным?
– Да. Его зовут Цзинь Циан. Я знаком с ним по Москве, где он руководил их резидентурой, хороший мужик. Мы с ним с тех пор поддерживаем кое-какие неофициальные контакты. Он знает, что вы едете.
– А его не удивит, почему он имеет дело со мной, а не с офицером из местной резидентуры, который наверняка уже в курсе?
– Он догадается, что у нас есть некоторые деликатные соображения. Именно поэтому вы не можете действовать под официальным прикрытием.
– А мы вообще будем связываться в Шанхае с кем-то из МИ-6?
Эдвардс встал, подошел к окну и сквозь въевшуюся в стекло грязь направил взгляд на потоки машин.
– Из соображений безопасности мы должны исходить из гипотезы, что это международная операция. Если она совершает убийство и легко заметает следы в Шанхае, значит, у нее есть там люди. Не исключено, что это наши люди. Поэтому надо держаться от них подальше. Мы не можем позволить себе доверять кому бы то ни было.
– Насколько откровенна я могу быть с этим человеком из МГБ?
– С Цзинь Цианом? Когда речь идет о нашей убийце, ты ничего не потеряешь, если выложишь все, что знаешь. – Он допил кофе и выбросил бумажный стакан в корзину. – Мы хотим ее поймать. И он хочет ее поймать.
Дверь распахнулась.
– Станция Гудж-стрит – это портал в ад, сто процентов, – объявил Саймон, и сумка с ноутбуком соскользнула с плеча на стол. – Только что попал в сюжет из «Баффи – истребительницы вампиров»… – Он осекся. – О! Привет, Ричард.
– Привет, Саймон. Доброе утро.
– Мы летим в Шанхай, – произнесла Ева, раздумывая, что, черт побери, она скажет Нико.
– Ты только посмотри, – говорит Саймон, опуская окно, и ночное тепло заливает салон такси. – Это колоссально.
Так и есть. Перед ними – мост Нанпу, справа и слева – безбрежные деловые кварталы, где мириады окон – словно капельки золота на фоне лилового неба цвета кровоподтека. Внезапно Евина усталость испаряется, голова слегка кружится от новизны. Тут все говорит о деньгах и прибыли. Ты видишь это в парящих высотках, обоняешь в дизельном чаду, осязаешь в ночном воздухе. Жажда. Крупные ставки и крупные доходы. Необузданная страсть: больше, больше, больше.
На мосту впечатление усиливается. Под ними катера, украшенные крохотными огоньками, бороздят темный простор реки. Справа стоит в ожидании залитый величественным светом Бунд.
– Как самочувствие? – спрашивает Ева.
Саймон наклоняется вперед, его бежевый льняной пиджак сложен на коленях.
– Не знаю. В последнее время столько всего странного происходит.
– Она где-то там, – полушепотом произносит Ева. – Наша Черная роза.
– Мы не можем знать наверняка, что хакера замочила именно она.
– Нет, точно она.
– Допустим. Зачем ей торчать здесь дальше?
– А ты не догадываешься?
– Нет. Честно скажу, не догадываюсь.
– Из-за меня, Саймон. Она ждет меня.
– Ты, кажется, реально начинаешь бредить. Списываю это на джетлаг.
– Вот увидишь.
Он закрывает глаза. Через пять минут они приезжают в отель.
Лишь оказавшись в номере – функциональном помещении, чьи белые с металлическим отливом стены украшает лишь старый календарь, – она позволяет себе мысли о Нико. Их телефонный разговор после ухода Эдвардса вышел ужасным. Ей не составило бы труда сочинить какую-нибудь легенду, но она не могла заставить себя лгать и поэтому просто сказала, что уезжает на пару дней. Он выслушал ее, сказал «Ясно» и отключился. Он представления не имеет ни где она, ни когда вернется. Ева глядит в окно. Там улица, а за ней – темные отблески воды. Несколько плавучих домов с тусклыми огоньками.
Она любит Нико, но причиняет ему боль, и это тем мучительней, что, несмотря на всю его мудрость, весь его жизненный опыт, она все равно волей-неволей чувствует себя его защитницей. Защищает от правды о себе. От той части себя, о чьем