Цзинь хмурится.
– Не очень понимаю, чем я могу помочь.
Ева чувствует, что теряет контроль за ходом переговоров.
– У нас есть лишь один вариант действий – проследить деньги. Есть ли в западных спецслужбах, господин Цзинь, люди, которых вы можете подозревать в получении средств от описанной мною организации?
Вокруг нее головокружительно вихрится тишина. Она чувствует, что Саймон шокирован неуместностью вопроса.
Лицо Цзиня остается бесстрастным.
– Закажем чай? – предлагает он.
– Ты не видела мой черный кардиган? – спрашивает Вилланель. – Который от Аннабель Ли, с перламутровыми пуговицами.
Элис Мао стонет в ответ. Она лежит в постели, рядом с ней – молодой человек с точеными чертами лица и спортивным телом, блестящим, как покрытое олифой дерево. Оба обнажены. Под шелковой простыней рука молодого человека ритмично двигается между ног Элис. Сейчас полтретьего дня.
– Помню, что где-то здесь положила, – полушепотом произносит Вилланель.
Элис раздраженно перекатывается на живот.
– Пожалуйста. Иди к нам.
– Мне надо пройтись по магазинам.
– Сейчас?
Вилланель пожимает плечами.
– На услуги Кена очередь, сама знаешь, – говорит Элис. – Он нашел для нас время, это огромная любезность с его стороны.
Вилланель знает историю Кена от Элис. Он учился в Гонконгском университете и уже заканчивал работу над магистерской диссертацией по Сильвии Плат, когда его природный дар приметили в гостиничной бане. Так родился Кен Тун, самая знаменитая китайская порнозвезда.
Кен как по команде откидывает простыни.
– Дамы, у нас тут камень!
У Элис отвисает челюсть.
– О господи, у него прямо как в этих фильмах. Даже еще больше. Дорогая, ну хотя бы погладь.
– Извини, но у меня сейчас совсем нет настроения. Мне просто нужен мой черный кардиган. – Вилланель хмурится. – Ты случайно не в курсе, где тут продают хорошую посуду для готовки?
– Можешь попробовать «Путуа Парлор» на Чанхуа Лу, – говорит Элис, благодушно разглядывая самый знаменитый в Китае член. – Для выпечки я все покупаю там. Я фанатею от Найджелы[6].
Через час Вилланель неторопливо идет по одному из многочисленных рядов в «Путуа Парлор», отмечая про себя камеры наблюдения. Это склад-магазин для ресторанного бизнеса, и там есть любая кухонная утварь, какую только можно вообразить. Полки доверху уставлены сковородками, кастрюльками, пароварками, котелками под жаркое, формами для выпечки, мерцающей оловянной посудой. Там есть причудливые подставки для пирожных, фантастические формочки для желе и целый отдельный ряд воков разной величины – от крошечных, на одну креветку, до огромных, размером с джакузи, куда влезет целый бык.
Покупателей почти нет. Только молодая пара тихо спорит возле шпажек для кебабов, беспокойного вида человек загружает в тележку бамбуковые пароварки для дим-самов, а пожилая женщина, бормоча что-то себе под нос, перебирает нуазетки.
В последнем ряду Вилланель находит искомое. Кухонные секачи. Ножи с тонким лезвием для резки овощей соломкой и кубиками, тяжелые мясницкие топорики для рубки и расчленения туш. Ее взгляд останавливается на чукабочо, ноже местного производства с лезвием из углеродистой стали весом грамм семьсот и с рукояткой из тигрового клена. Он хорошо лежит в ее руке. Через две минуты она покидает магазин, заплатив за дюжину бокалов для коктейля и несколько наборов бумажных зонтиков. Чукабочо каким-то незаметным для камер образом оказался на дне ее наплечной сумки.
– Ладно, признаю, – говорит Ева. – Я нервничаю.
– Ты что, раньше не ходила на свидания?
– Это не свидание. Это встреча с боссом из китайской разведки.
– Как скажешь. Он наверняка уже предвкушает.
– Саймон, я тебя умоляю. Без тебя тошно. Платье дико неудобное. А эти туфли? Я еле хожу.
– Ты выглядишь потрясающе. Когда вы встречаетесь?
– Он заберет меня внизу через десять минут. А ты чем займешься?
– Думаю побродить по Бунду. – Он пожимает плечами. – Может, загляну куда-нибудь, глотну коктейля.
– Ладно, веди себя хорошо. Пойду подожду внизу.
– Приятно провести время!
Ева бросает на него сардонический взгляд и, слегка пошатываясь в новом коктейльном платье от Лилиан Чжан и туфлях на шпильках от Мэри Чин – перспектива предъявления чеков для компенсации приводит ее в ужас, – последний раз смотрится в зеркало. Она вынуждена признать, что выглядит и впрямь недурно. Гостиничный парикмахер даже умудрился посредством какой-то черной магии собрать ее мышиные волосы в некое подобие «французского пучка» на затылке.
– Не слишком много макияжа?
– Нет. Иди уже.
Приглашение было, мягко говоря, неожиданным. После Евиных вопросов встреча в люксе отеля «Пенинсула» почти забуксовала. Шпионы – даже перед коллегами – не склонны сознаваться в активном шпионаже. Они еще час пообсуждали смерть Чжан Лэя (Ева по ходу дела вручила собеседнику подготовленное досье об убийстве Кедрина), а потом Цзинь резко прервал разговор и проводил их с Саймоном в лобби.
Там, среди великолепия ар-деко, все те же деловые люди вели все те же приглушенные беседы. Когда они жали на прощание руки под украшенной колоннами галереей, Цзинь замялся.
– Миссис Поластри, я бы с большим удовольствием немного показал вам Шанхай. Вы, случайно, не заняты сегодня вечером?
– Нет, я свободна, – изумленно ответила она.
– Превосходно. В восемь я заеду за вами в отель.
Она было открыла рот для благодарности, но он уже бесшумно скользил прочь.
Он приезжает ровно в восемь. За рулем скутера, в черном костюме с иголочки и белой рубашке с открытым воротом, он совсем не похож на того осторожного офицера разведки, с которым Ева познакомилась несколько часов назад.
– Миссис Поластри, вы выглядите… эффектно. – С вежливой улыбкой он протягивает ей схваченный шелковой лентой букетик фиалок.
Ева очарована, но, вспомнив о Нико, который сейчас на другом конце света учит математике скучающих тинейджеров, чувствует укол вины. Поблагодарив Цзиня, она оборачивает росистые фиалки в салфетку и кладет в сумку.
– Готовы? – спрашивает он, передавая ей шлем.
– Готова. – Она усаживается на седло боком, как, по ее наблюдениям, делают шанхайские женщины.
Они вливаются в поток машин и выезжают на Восточную Наньцзин-роуд. Это одна из самых оживленных магистралей Шанхая, заполненная пробками и выхлопными газами. Цзинь ловко маневрирует скутером, лавируя между ползущими машинами, пока не останавливается на светофоре.
Ева сидит на булькающем под ней скутере, и тут ее внимание привлекает поразительная фигура. Стройная молодая женщина в джинсах и черном кардигане на перламутровых пуговицах с достоинством идет по тротуару им навстречу. Темно-русые волосы зачесаны назад, открывая тонкое, резко очерченное лицо. В линии рта – еле уловимая чувственность.
Ева наблюдает за ней пару секунд. Могла она видеть это лицо раньше или у нее дежавю? Словно почувствовав взгляд, женщина тоже смотрит на нее. Она прекрасна красотой хищной птицы, но Еве никогда раньше не доводилось видеть столь бесчеловечную пустоту в глазах. К тому моменту, как светофор переключается и скутер, накренившись, двигается с места, температура на улице, кажется Еве, упала на пару градусов.
Через пять минут они останавливаются у перекрестка рядом с роскошным зданием в стиле модерн, увенчанным шпилем с неоновыми каскадами. По псевдоантичному фасаду вниз-вверх бегают разноцветные огни. Над портиком в сумерках ярко сверкает слово «Парамаунт».
– Вы любите танцевать?
– Я… да, – отвечает Ева. – Правда люблю.
– «Парамаунт» – знаменитый реликт тридцатых годов. Здесь собирался на танцы весь город. Гангстеры, светская публика, красавицы…
Она улыбается.
– По вашему голосу кажется, что вы не прочь вернуть те дни.
Он блокирует скутер.
– Это было интересное время. Но тогда и наше время тоже ничего. Идемте.
Она следует за ним в вестибюль, увешанный старыми фотографиями цвета сепии, и маленький лифт неторопливо поднимает их на четвертый этаж. Танцзал напоминает музыкальную шкатулку, отделанную позолотой и красным плюшем. На сцене немолодая певица в длинном коричневом платье с хрипотцой исполняет песню «Прощай, черный дрозд», под которую десяток пар степенно танцуют квикстеп на консольном полу.
Цзинь ведет Еву к столику в боковой кабинке и заказывает кока-колу для обоих.
– Сперва о делах? – спрашивает он.
– О делах, – соглашается она, делая глоток сладкого напитка. Мимо них молча проплывает пара.
– То, что я вам сейчас скажу, вы сразу забудете, идет?
Она качает головой.
– Этого разговора никогда не было. Мы беседовали о танцах. О ночной жизни Старого Шанхая.
Он подвигает свою банкетку ближе и наклоняется к ней.
– Как вам известно, нашего покойного друга убили в одном заведении в Старом городе. Он был фетишист, помешанный на хирургии. Мазохист. Мы знали об этом. Он приходил туда примерно каждые шесть недель и платил секс-работнице за симуляцию… различных медицинских процедур. Он держал свои визиты в тайне, его коллеги ничего не знали.
– Но от вашего департамента ему эту тайну, очевидно, уберечь не удалось.
– Очевидно.
Ева про себя отмечает, что Цзинь, в сущности, признает факт работы Чжана на государство.
– То есть мы имеем дело с организацией, которая либо способна осуществлять масштабную длительную разработку… – она колеблется, – либо имеет доступ к информации вашего департамента.
Цзинь хмурится.
– Несомненно, первый вариант. Второй рассматриваем лишь гипотетически.
Ева медленно кивает.
– В любом случае речь идет о весьма замысловато устроенной конторе с очень длинными руками.
– Да. И я не верю, что это англичане или американцы. Экономические последствия разоблачения были бы…
– Катастрофичны? – подсказывает Ева.