– Да. Именно так.
– У вас есть идеи, кто бы еще мог за этим стоять?
– В настоящий момент – нет, хотя нельзя сбрасывать со счетов русский след, особенно если за смерть Виктора Кедрина – как вы утверждаете – ответственна та же организация. Поэтому мы прилагаем все силы, чтобы получить сведения об убийце, которую они прислали. Нам известно, что она вошла в здание через заднюю лестницу, нейтрализовала секс-работницу, псевдоним Медсестра Ву, которая помнит только, что на нее напала женщина, а затем ликвидировала нашего друга, отравив его окисью углерода.
– Вы уверены в причине смерти? Это не могло быть ошибкой «медсестры»? Ведь у нее наверняка нет официального допуска к работе с хирургическим газом.
– Единственный газ, который она когда-либо давала своим «пациентам», – это кислород. Мы проверили все баллоны. Да и, как выяснилось, она лишь подхалтуривала в этом заведении, а вообще это профессиональная медсестра из частной клиники в Пудуне. Так что она прекрасно отдавала себе отчет в своих действиях. И потом, симптомы отравления угарным газом ни с чем не спутаешь.
– Губы и кожа вишневого цвета?
– Именно. Патологоанатом не сомневался ни секунды.
– Но никаких следов баллона с СО?
– Да. Убийца унесла его с собой.
– А почему эта Ву так уверена, что на нее напала женщина?
– Она помнит, что, когда ее схватили сзади, она почувствовала спиной женскую грудь. И она говорит, что рука, сдавившая ей рот, была хоть и сильная, но не мужская.
– Она уверена?
– Абсолютно. Кроме того, нашелся один человек, у него продуктовый ларек на Данфэн-роуд, прямо напротив заднего выхода. Ему известно, что это за заведение и что из той двери выходят только мужчины. Поэтому, заметив женщину, он обратил на нее внимание.
– Он помнит, как она выглядела?
– Нет. Он говорит, что все европейцы для него на одно лицо. Запомнил лишь бейсболку. «Нью-Йорк Янкиз».
– Наша убийца – мастерица оставаться невидимой. Вам чем-нибудь помогли материалы по делу Кедрина?
– Очень помогли. Моя организация весьма благодарна вам, миссис Поластри. Мы показали кадры с женщиной в отеле людям, которые работают на Данфэн-роуд, и некоторые из них сказали, что, возможно, видели ее в тот день.
– Но не уверены?
– Да, увы, это так.
– Качество кадров очень низкое. И на них не видно лица. Так что я не удивлена.
– Все равно мы очень благодарны. И само собой, проверяем все визы, наблюдаем за всеми пограничными пунктами, беседуем с людьми во всех отелях, клубах и ресторанах, которые могут посещать иностранцы.
– Я уверена, вы делаете все возможное.
– Вы правы. Ну что, теперь потанцуем?
Держа в руке бокал мартини с соком питайи, Саймон пробирается к одному из немногих в «Стар Баре» свободных столиков, чья столешница отделана под шкуру зебры. В невидимых динамиках пульсирует ритм песни Ники Минаж «Boss Ass Bitch», кафе быстро заполняется. На Саймоне – джинсы «Дизель» и хлопчатобумажный пиджак, правый карман которого оттопырен путеводителем «Лоунли плэнет», где он и вычитал про «Стар Бар» («погребок, популярный среди экспатов с кошельками»).
Он никогда не признался бы в этом Еве (тем более она босс, а здесь территория Цзинь Циана), но Саймон не в восторге, что она без него отчалила провести вечер в городе с Цзинем. Нет, разумеется, она все ему перескажет, когда вернется, но все же было бы неплохо с ее стороны хотя бы намекнуть на приглашение присоединиться. Конечно, он очень нежно относится к Еве, пусть по-своему, с некоторым раздражением и полупокровительственно (а ее чувство моды, о боже!), и он определенно не унылый хейтер, который не в состоянии мириться с боссом-женщиной, но порой она умеет быть ужасно бестактной, несмотря на безусловно мощный интеллект.
С деланой безмятежностью он опускается в кресло из зебровой кожи и делает хороший глоток. Интерьер «Стар Бара» экстравагантен даже для Шанхая. Изумрудно-зеленые, обшитые кожей ската стены увешаны полупорнографическими картинами, камин – из черного мрамора, над головой – огромная люстра в стиле Фортуни. Общий эффект – абсурд, соблазн, смутная чертовщинка.
Мартини вулканически крепок, он ласкает вкусовые рецепторы Саймона верхними сахарными нотами, а потом леденит мозжечок джином «Берри Брос № 3». Полуприкрыв глаза, Саймон словно парит в облаках аромата. Можжевельник, грейпфрутовый оттенок и эта сексуальная, соблазняющая сладость питайи. «Трахни меня, – напевает он, его мозг обволакивает туман удовольствия. – Это то, что надо». Вокруг него дрейфуют разодетые кутилы. Друзья, коллеги, любовники… Ну почему всегда, всегда одно и то же? Всем комфортно, все замечательно проводят время на свою прекрасную зарплату, а он – вечно невидимый, вечно торчит снаружи с прижатым к стеклу лицом.
– Совсем один?
Поначалу Саймон не верит, что вопрос обращен к нему, но изящная темноволосая фигура вплывает сбоку в поле зрения. Он оценивает озорной, направленный снизу вверх взгляд хорошеньких глазок, улыбку с ямочками, острые зубки.
– Наверное, да. Один.
– Ты здесь новенький. Думаю, я бы запомнила, если бы видела раньше.
– Я Саймон. Приехал пару дней назад. – Он разглядывает ее, восхищаясь мягкой выпуклостью груди под сиреневым топиком, аккуратным плоским животиком, узкими джинсами и симпатичными туфлями на ремешках. Несомненно, он не встречал никого прекраснее.
– Привет, – говорит она. – Я Джейни.
Цзинь Циан – превосходный танцор. Под дрожащие, налетающие волнами скрипки «Лунной реки» он кружит в вальсе и уверенно ведет Еву: одной рукой легко держит ее руку, а другая лежит на обнаженной плоти ее спины. Она рада, что купила платье и туфли, хоть это и встало недешево.
– Значит, вы хотели бы жить в тридцатые? – спрашивает она.
– Это было время огромного неравенства. Людям приходилось несладко.
– Я знаю. Но было и много элегантности… обаяния.
– Вы знакомы с китайским кино, миссис Поластри?
– Боюсь, не очень.
– Я люблю один фильм, его сняли в тридцатые здесь, в Шанхае, он называется «Богиня». Немой. И весьма грустный. Очень красивая трагическая актриса Руан Лингюй. Она великолепно передавала эмоции лицом и движениями.
– Наверно, она и вправду была прекрасна.
– Она покончила с собой в двадцать четыре года. Была несчастна в любви.
– Боже мой, действительно трагедия.
– Да. Не думаю, что сегодня в Шанхае найдется много людей, готовых свести счеты с жизнью из-за любви. Им некогда, они делают деньги.
– Похоже, вы романтик, господин Цзинь?
– Нас осталось немного. Мы работаем подпольно.
– Как шпионы? – намекает Ева.
Оба улыбаются, «Лунная река» подходит к концу. На сцене мерцают льдисто-синие огоньки, и певица плавно переходит к «Девушке из Ипанемы».
– Фокстрот, – говорит Цзинь. – Мой любимый.
– Извините, что вам досталась партнерша, у которой обе ноги левые.
– У вас обе ноги левые? Вы уверены?
– Это такое выражение. В смысле, я ужасно неуклюжа.
– Вот чего бы я о вас никогда не сказал, миссис Поластри.
Через полчаса они вновь летят на скутере по разноцветным неоновым улицам. Еве хорошо. Цзинь – весьма разносторонний человек. В числе его увлечений – хунаньская кухня, старое китайское кино и постпанк. Его любимая группа, рассказывает он, «Гэнг оф Фор» – «Банда четырех». «Как я мог устоять перед таким названием?» Но в то же время Ева понимает, что за внешним шармом в Цзинь Циане кроется стальная жесткость. В сложной ситуации он сделает трудный выбор и примет прагматичное решение.
Они останавливаются у неказистого с виду заведения в одной из боковых улочек. Когда Цзинь открывает дверь, их обдает маслянистым паром. В переполненном кафе оглушительный шум. Кажется, что орут вообще все, а с кухни непрерывно несется лязг сковородок и воков. Выходящий гость грубо толкает Еву. Цзинь берет ее под руку и направляет к маленькой стойке. Появляется миниатюрная, древнего вида женщина в засаленном переднике и ведет их к столику с пластиковой столешницей. Сощурившись на Еву, она хрипло-визгливо кричит Цзиню по-мандарински.
– Называет меня бесстыжим, – объясняет он Еве. – Она думает, что я подцепил вас на улице.
Она смеется.
– Вам придется помочь мне с меню.
Он изучает длинные ленты на стене.
– Как насчет лягушки-быка в рисовом вине?
В итоге они сходятся на острых креветках, пронзенных шпажками, и ребрышках в тмине, а запивают еду холодным пивом. Это один из самых вкусных ужинов в ее жизни.
– Спасибо, – говорит Ева, сытая до отвала. – Просто фантастика.
– Неплохо, – соглашается он. – И приватно.
Она понимает, что он имеет в виду. Уровень здешнего шума исключает возможность прослушки.
– У меня кое-что есть для вас, – произносит он и под столом кладет ей на колени запечатанный конверт.
Она сидит молча и не шевелясь.
– В ваших руках моя карьера, миссис Поластри. Если вы правы и мы стоим перед лицом общего врага – организации, о которой вы говорили, – то нам следует действовать сообща. Но в Пекине меня вряд ли услышат, поэтому…
– Понимаю, – тихо произносит Ева. – И благодарю вас. Мы не подведем.
Саймон уже не сомневается. Может, дело в руках Джейни. Или в ее скулах, губах. Но это не важно. Он точно знает, что пропал.
Она рассказывает, что работает в беби-ситтерском агентстве. Что живет в районе Цзинъань рядом с Театральным центром. Во время беседы она не сводит с него глаз. Никто раньше так на него не смотрел. Мягкий, спокойный, внимательный взгляд. Длинные карие глаза сосредоточены на его лице.
В университете на отделении английской литературы была одна девушка, она играла в ансамбле укулеле. Они время от времени спали вместе, но Саймон никак не мог понять, чего она от него ждет; в итоге их отношения перешли в чисто дружеские, и в этой дружбе они оба чувствовали себя комфортнее. У него возникали сомнения по поводу своей ориентации, и однажды он эксперимента ради позволил одному преподавателю – медиевисту со страстью к григорианским хоралам и спанкингу – себя соблазнить. Особым успехом этот опыт тоже не увенчался, и Саймон решил оставить секс в покое и сосредоточиться на учебе. Он выпустился с отличием и некоей смутной тягой – к чему или к кому, он не знал. Почти год жил с родителями, без секса и без работы. Потом однажды один приятель почти в шутку прислал ему ссылку на страницу вакансий МИ-5. С первого же дня мир секретной службы стал для него домом родным.