— Пройдемте.
Данил нехотя встал. Милиционер отступил от него, став боком и пропуская вперед. Но Данил неожиданно повернулся назад, вскочил на скамейку и, махнув через ее спинку, бросился прочь через сквер. Выскакивая на тротуар и оглядываясь, он налетел на одноногого мужчину, только что свернувшего с людной улицы. Тот как раз опирался на костыли, перенося вес с единственной ноги, когда Данил вышиб из-под него опору. Не успев понять, что с ним произошло, мужчина тяжело упал, ударившись об асфальт, а Данил, едва удержавшись на ногах и отпихнув по инерции костыль, попятился, наступил на костыль ногой, покачнулся, наклонился и поднял его, растерянный и подавленный.
— Простите, — выдавил он из себя. — Я нечаянно.
Он протянул костыль мужчине, лежавшему боком и пытающемуся подняться. Но подняться тому было трудно, и поэтому он, злой, посмотрел на парня.
— Давайте. Я вам помогу.
— Ты помог уже, безглазый. Мне и так паршиво, ты еще! — мужчина вырвал у Данила костыль и тут же попытался ударить его острым концом. — Помощник! Сволочь ты слепая! Гад поганый! Мудило сраное!
— Дайте, я подниму вас.
— Уйди, уйди лучше! Чтобы ты сдох, чтобы у тебя ноги отвалились. Побыл бы ты в моей шкуре, тварь слепая.
Тут мужчина снова попытался ударить парня костылём, и тот быстро отступил, и тут же почувствовал на плече чью-то руку. Мгновенно обернувшись, Данил увидел перед собой еще одного милиционера.
— Молодец. Хорошо бегаешь. Пойдем, — покровительственным тоном сказал тот.
— За что?
— Арестуйте, арестуйте его. Стрелять таких надо, — уже громко и со сдерживаемыми рыданиями закричал мужчина. — Да чтоб тебя разорвало, чтоб у тебя зенки повылазили!
Тут Данила взял под локоть первый милиционер.
— Пойдем, парень. Это мой напарник. И больше не удирай от нас.
Данил покорно пошел, больше не споря, и, отойдя немного, все же обернулся. Калеку скрывали уже прохожие, но на какое-то мгновение он увидал его, с трудом поднимающегося на колено и продолжавшего кричать ему вслед перекошенным от злости ртом. Широкой и пухлой рукой он вытер с красного лица блестевшие слезы, и очередной прохожий скрыл его уже навсегда.
— Пошли, пошли, спринтер, — смеялись милиционеры, придерживая парня под локти.
В милицейском участке на парня смотрели, как на инопланетянина.
— Зайдите в эту комнату, — велели ему.
Данил послушался и услышал, как за ним щелкнул замок. Неприятное чувство зверя, попавшего в западню, заставило парня вздрогнуть и броситься к двери. Он услышал звук удаляющихся шагов, голоса и все равно не мог удержаться, чтобы не дернуть дверь. Так же он проверил оконную раму, с тоской поглядел на решетку, задумался и сел.
Если только Галия достанет паспорт, его отпустят, а если нет? Придется посидеть в камере. Хотя эти все-таки лучше, чем те, кто его ищет.
Данил совсем запутался. Он то ходил по комнате быстрым нервным шагом, то садился со всего маху на единственный табурет, то подходил к окну и бессильно дергал створки.
Дверь раскрылась тихо и неожиданно. Данил резко обернулся и увидел Игоря Николаевича, переступающего порог. Несмотря на то, что в помещении было не очень светло, на нем были черные солнцезащитные очки.
— … твою ж мать! — вскрикнул Данил, и вырвалось у него это так естественно, словно он вырос в трущобе.
— Здравствуй, сынок.
— Если я утону в океане, вы и там меня найдете?
— Естественно. Надо же на что-то жить.
— Нам не жить с вами вместе! Здесь, в Москве, в России, на одной планете! Как же мне отвязаться от вас!
Игорь Николаевич привычным жестом вытащил из кармана револьвер, только действовал он теперь левой рукой.
— Не вздумай шутить. Мне не нравится идея умереть от кровоизлияния в мозг.
— Это никому не нравится, понимаете вы это!
— Там объяснишь. Пошли, — Игорь Николаевич слегка отступил, продолжая держать револьвер.
— И как вы проведете меня мимо ментов под пушкой?
— Увидишь. Выходи.
Данил покачал головой, слегка опустив ее, горько усмехнулся и пошел к двери. Игорь Николаевич посторонился так, чтобы никакой выпад не достал его.
— Без твоих штучек, у меня и так одна рука уже не работает, — он слегка приподнял револьвер левой рукой и снова опустил. — Если ты помнишь, у меня одинаково работают оба полушария мозга.
— Ну да. До чего докатились. А еще врач. Стреляйте, только чтобы уже насмерть. Осточертело все.
— И не рассчитывай. Я прострелю тебе ноги, потом тебя залатают, опустят, превратят в зомби и все равно заставят делать то, что им нужно.
— Будьте же вы все прокляты!
Данил подался вперед.
— Назад! — рявкнул Игорь Николаевич, хватая револьвер обеими руками.
Данил попятился, повернулся и резко вышел. Тут его схватили, заломили руки так, что он не мог пошевелиться, защелкнули на запястьях наручники и выволокли через комнату, полную милиционеров на крыльцо и с него — в синий «Джип». Затолкав его в машину на последнее сидение, ему на голову надели мотоциклетный шлем. Тогда только его отпустили, стиснули по бокам и машина тронулась.
Парни, сидевшие рядом с ним, курили, матерились и делали все, чтобы показать, что им все нипочём. Скоро в салоне все скрылось в дыму, несмотря на то, что все окна в машине были открыты. Данил, не привычный к табачному дыму, начал кашлять и кашлял, пока не разболелась грудь. А парни курили и курили, пуская дым прямо в защитное стекло мотоциклетного шлема, и смеялись, словно это была самая лучшая шутка на свете.
Наконец они приехали. Машина остановилась во дворе загородной дачи за очень высоким забором. Где-то в глубине двора в темных вольерах лаяли псы, судя по голосам, разной породы.
Данила вытащили из «Джипа» и повели по дорожке, вымощенной садовой плиткой, к дому. Там, на широкой террасе, прямо на крыльце, сидел мужчина в серо-красном спортивном костюме. Был он похож на школьного тренера по боксу: приземистый, плотный, с перебитым носом.
Поднявшись по ступенькам, парни снова схватили Данила и заставили его наклониться, выламывая руки.
— Поклонись дяде, сученок.
— Ну, зачем вы так. Он не ссученый, это ему еще предстоит, — мужчина поднялся на ноги. Голос у него был ровный, приятный. — Подержите-ка его, ребятки.
Он не торопливо приблизился, протянул руки к шлему, нащупал две скобы ремня и защелкнул на них крошечный замок.
— Вот и все. Пустите его.
Данил переступил на месте, когда его отпустили, покачнулся и выпрямился, глядя сквозь затемненные пластины шлемных очков. Шлем был металлический, старый и непривычно сидел на голове.
— Железная маска, в натуре!
— Есть-то сможешь?
— Тебе говорят!
Данила толкнули, он повернулся в ту сторону и снова посмотрел на незнакомца. Тут на дорожке появился Игорь Николаевич, оставивший свою машину за воротами. Он быстрым уверенным шагом подошел к мужчине.
— Здоров будь, Тарас.
— Здорово, здорово. Сделал все же?
— Ну да. Могу ехать домой?
— Ты погости. Нужен будешь. Ребята, загоните его машину в гараж. А парнишку отведите в ту комнату, знаете? И накормите. Наручники, я думаю, можете снять. Он у нас скоро ручным станет, — и он, проходя, покровительственно хлопнул Данила по плечу.
Тот дернулся, как от ожога. Мужчина хмыкнул, покачал головой и тоном доброго старого дядюшки проговорил.
— Накормите его получше и без надобности не задевайте.
Они с Игорем Николаевичем прошли в дом, в богато обставленную гостиную. Это была действительно гостиная, предназначенная для приема гостей и отдыха. Мягкая мебель, низкие столики, бар, телевизор с большим экраном, музыкальный центр.
— Присаживайся. Ты обедал?
— Не успел.
Тарас подошел к маленькому динамику, стоявшему на подставке и нажал кнопку:
— Обед в гостиную, — тихо сказал он и повернулся к Игорю Николаевичу. — Что пить будешь?
— Что-нибудь полегче, я за рулем.
— Грузинское вино, красное и белое. Вот и все, теперь садись. Что это? — Тарас прислушался и повернул голову. Где-то за стеной, приглушенный, снова раздался грохот.
В открытой двери снова показался один из парней, приехавший с ними на «Джипе». Был он взъерошен и обескуражен.
— Этот, там, в него словно бес вселился.
— Что такое?
— Мы сняли с него наручники, а он трех парней, как на нечего делать, словно… Он перебил там все, что можно.
Тарас удивленно моргнул, повернулся к Игорь Николаевичу, потом к парням и расхохотался, чтобы не потерять лицо.
— И что говорит психология в таких случаях? — спросил он вкрадчиво.
— Не надо было снимать наручники.
— Это я сам решу.
И едва сдерживаясь, Тарас прошел к выходу. Дверь в ту самую комнату была закрыта. Тарас дернул ее за ручку, а парень, шедший за ним, громко постучал. Что-то упало внутри комнаты, загремело, началась возня и дверь наконец открылась.
— Сколько вас здесь? — недовольно спросил Тарас, глядя на кучу человеческих тел на полу.
— Все девять.
— Красота. На кой черт вы мне нужны, если всем чохом не можете справиться с одним мальчишкой.
— Да, мы…
— Засохни.
— Куча на полу распалась, человеческое тело, стремительное, как молния, бросилось к нему, свалило и железные пальцы впились в горло.
Сверху на них набросились все, кто был в комнате, и только Игорь Николаевич посторонился к стене, наблюдая за всем с нескрываемым интересом.
Куча снова распалась. Уже не человек, а дикий зверь вырвался снова и еще только выпрямляясь, рванулся к выходу.
— Мать его! Хватай!
— Выпускай доберманов. Только доберманов, — еще лежа на полу, заорал Тарас, и тут только сообразил, что командовать лучше стоя.
Данил, весь разодранный, бежал к воротам. Он уже почти достиг их, когда к нему из угла двора рванулись четыре добермана. Это была гордость питомника, могучие, натасканные псы, уже не животные, а орудия убийства. Мощными скачками, уже не лая, а ревя, неслись они за человеком.