Было им отчего-то весело, они смеялись безо всякого повода и с удовольствием кусали и жевали обрезки, когда в дверь позвонили.
Ножи и куски разом выпали из их рук.
— Кто это? — спросил Данил, замерев.
— Не знаю.
Валера глянул на отключенный чайник, бросил на стол лишний нож, огляделся.
— Быстро в шкаф.
— Куда?
— Сюда, наивняк.
За руку он подтащил Данила к платяному шкафу в комнате, открыл дверцу и втолкнул его во внутрь, тут же захлопывая дверцу. После этого Валера бросился в ванную и засунул вещи Данила в бельевую корзину поглубже. Оглядевшись, он потер глаза, чтобы выглядеть заспанным и пошел открывать.
— Мама! — в изумлении воскликнул он, отступая.
— И конечно же, ты очень обрадовался, родной. Я стою тут ровно полчаса.
— У тебя же есть ключ.
— Правда, дорогой. Только я никогда не открою чужую дверь.
— Ну, я же твой сын.
— Тогда тем более. Иначе как же я воспитаю в тебе самоуважение и чувство достоинства.
— Проходи, мама, я не ждал тебя.
Женщина, одетая в строгий летний костюм, вошла в комнату, держа под мышкой дамскую сумочку. На вид ей было лет сорок; темноволосая, с рыжиной, с пышной высокой прической и аккуратно накрашенная, она производила впечатление. Холеная, хорошо воспитанная, она положила сумочку на тумбочку в прихожей и прошла в комнату.
— Ты только что встал? Боже, во сколько же ты лег?
— Я смотрел ночной канал.
— Тебе надо готовится к экзаменам.
— Да я готов, мама, все пятерки у меня в кармане.
— Не зазнавайся. Высокая самооценка, это конечно же полезно, но она не должна быть настолько завышенной.
С самым спокойным видом женщина подошла к платяному шкафу и, раскрыв зеркальную дверцу, потянулась за вешалкой.
— Кто это?! — тут же выкрикнула она, отдергивая руку и пятясь. — Валера! Кто это!
Хозяин стоял, онемев, а растерянный Данил сделал попытку выйти наружу, стаскивая и роняя одежду вокруг себя.
— Валера!
— Мама…
— Это грабитель?
— Н… нет… Господи!
— Ты его знаешь?
— Это Дан.
— Кто?
— Данил.
— Понятно. Молодой человек, скажите мне правду: вы — гей? — строго посмотрел женщина на Данила, и тот растерянно онемел, умоляюще ища взглядом Валеру.
— Нет конечно, мама, все совсем не так, — бросился тот на защиту.
— А как? Я слушаю. А вы, юноша, выйдите из шкафа и развесьте одежду, если вас это не затруднит.
Данил, разом вспотевший, вывалился наружу, таща за собой рукава, галстуки и штанины.
— Рассказывай, сын.
— Я… он… в общем…
— Зачем ты его спрятал от меня в шкаф?
Валера рассмеялся от неожиданного вопроса.
— Я не от тебя, мама.
— А от кого? От уборщицы, что ли?
— Нет, конечно. Я… от… милиции.
— Что? Он — бандит?
— Нет! — почти крикнул Данил, как мог аккуратно развешивающий одежду.
— Тогда кто же вы? — обернулась к нему женщина.
— Он, — поспешил на выручку Валера. — Он…
— Он — что?
— Он без прописки и паспорт потерял.
— Он… этот, из ближнего зарубежья?
— Да, да. Он приехал поступать в университет, и у него украли паспорт.
— Так отведи его в милицию, а не прячь в шкафу. Пусть напишет заявление.
— Его сразу вышлют, а он хочет остаться в Москве.
— Тогда пусть наймет адвоката.
— Мама.
— Что?
— Мам. Я разбил машину.
— Приятно слышать. Сам целый?
— Да. Это благодаря ему. Он вытащил меня из оврага. Еще немного и я упал бы туда вместе с машиной.
— О, господи!
— Она там и осталась, мам. Она просто в лепешку смялась.
Женщина убито кивала, думая только об одном: она едва не лишилась своего сына. Все воспитание, все правила хорошего тона были забыты, губы ее задрожали, в глазах появились слезы, и она, не обращая на них внимание, бросилась на грудь сына, целуя его и пачкая в губной помаде. Валера стоял, не дыша. Данил же еще усерднее принялся развешивать костюмы.
— Господи. Милый мальчик. Я бы не пережила твоей смерти.
— Ну, мама, ничего со мной не случилось.
Данил чувствовал себя неуютно. Он вздыхал, ежился и то и дело расправлял развешенную одежду.
Успокоившись, женщина отстранилась от сына.
— Дай мне платок, глупенький.
Валера бросился к шкафу, толкнув по дороге растерявшегося Данила.
— Вот, мама.
— Спасибо. Я пойду, умоюсь.
— Я пойду, — жалобно произнес Данил, когда женщина скрылась в ванной комнате.
— Куда?
— Найду, куда.
— Глупости. Сядь и не мешайся под ногами.
— Да ладно. У вас и так неприятности.
— Сядь. Мама идет.
Данил испуганно сел в кресло, быстро оглянулся и застыл, глядя на черный экран телевизора.
Слышно было, как в ванной перестала литься вода, щелкнул выключатель и в комнату вошла Валерина мама.
— Вас зовут Даниилом? — остановилась она напротив юноши, и тот растерянно закивал. — Я хочу сказать вам, Даниил, что я вам очень благодарна, я просто не знала бы… — голос женщины дрогнул но она справилась с собой, слегка тронув глаза уголком платка, и от этого жеста душа Данила ушла в пятки. — Как жить дальше без него. Ведь не прошло и года, как мы похоронили папу.
— Мама.
— Да, да, сынок. Я уже начинаю к этому привыкать.
— Давайте лучше покушаем. Мы с Даном голодные, как волки.
— И ждете маму, чтобы приготовила вам завтрак?
— Так получилось, мама.
— В этом весь ты. Где у тебя фартук?
Оба парня вздохнули с облегчением. Женщина, повесив, наконец, свой жакет на вешалку, подвязала фартук и принялась за дело.
Довольный исходом, Валера толкнул Данила в плечо и пошел на кухню помогать матери, начав при этом напевать без слов, голосом подражая музыкальным инструментам, играющим тяжелый рок.
Вместо жалких бутербродов женщина приготовила им омлет с беконом, горячий кофе и апельсиновый сок.
— Садитесь, мальчики. А вы помыли руки?
— Нет.
— Да.
— Нет.
Парни рассмеялись и отправились в туалет.
— Теперь садитесь и рассказывайте, что с вами приключилось, — сказала им женщина, показывая на табуретки.
Парни потолкались в двери и расселись, довольные.
— Вы не возражаете, если мы поедим по старинке, в кухне? — женщина взглянула на Данила глазами Валеры, такими же большими и карими, скрытыми длинными пушистыми ресницами. — У вас дома где обедают?
— На кухне, — с готовностью сказал Данил.
— Вот и хорошо. Когда мы с папой жили в простой московской квартире, мы всегда ели в кухне. У нас была своя отдельная кухня, и ванная тоже, правда совмещенная. Молодежь вот и не знает уже, что это такое.
— Знаю, — проговорил Данил, вспомнив свою квартиру в Бибиреве.
— У нас была такая счастливая семья. А у вас, Даниил, родители живы?
— Нет.
— Бедненький. С кем же вы живете?
Данил замешкался.
— У дяди. Он ему и денег дал на универ.
— У вас состоятельный дядя? Приятно слышать. Надеюсь, Валера, ты предложил своему другу поселиться у тебя?
— Да.
— Значит мы будем часто видеться. Я рада. А теперь расскажите, что случилось с вашими документами?
— Их украли, мама, — опять вставил Валера. — А потом Данил тормознул мою машину, мы поехали и чуть не сорвались с обрыва.
— Где же ты нашел обрыв в Москве?
— Боже, как у следователя. Я ехал к тебе, мама.
— А он?
— Он? — взгляд Валеры опять заметался. — Он хотел найти знакомых в поселке. Ведь так, Дан?
— Да-а, — протянул Данил, глядя то на одного, то на другого.
— А что за знакомые? Они живут в Москве, или тоже приезжие?
— Приезжие. Они гастарбайтеры, там снимают угол.
— Что?
— Ну это, комнату в доме. Так дешевле. Я правильно говорю, Дан?
— Да-а.
— Господи боже, как малые дети. Слова сами не скажут. Вы не обижайтесь, Даниил, что я вас обо всем спрашиваю, просто я хочу знать, как вам помочь. Но что бы ни было, несомненно одно, вы должны учиться в Москве. Будете жить с Валерой, и у меня будет два сына, вместо одного. Я правильно говорю, сынок?
— Конечно, мама. Только сначала нужно найти его документы.
— Если бы был жив Виталий.
— Я поговорю кое с кем из знакомых.
— А если обратиться к папиным друзьям?
— Нет-нет, мама. Здесь они бесполезны. У меня в универе свои связи.
— Ладно, ладно. Я понимаю тебя, сынок. Ты хочешь доказать, что ты вполне самостоятельный. А скажите, Даниил, что у вас с руками?
Данил посмотрел на свои загрязнившиеся бинты и хотел было рассказать про собак.
— Ну, мам, мы же попали в аварию, — торопливо объяснил Валера. — Вообще-то все не так плохо.
— Бедный мальчик. А ты, сынок, у тебя все цело?
— Да, мам, у меня только машина.
— И слава богу. Возьми мою, папина пусть стоит.
— Да, мама. На папину я и сам пока не смогу сесть.
Оба они вздохнули, а Данил низко склонил голову, при этом бледнея. Валера покосился на него и успокоился. Они с матерью заговорили о своем.
— Я ведь к тебе пришла, чтобы показать фотографии.
— Ирка прислала?
— Да. Из Милана. Сейчас посмотрите. Валера, подай, пожалуйста, мою сумочку.
Тот с готовностью поднялся.
Получив сумочку, женщина достала из нее футляр с очками, и большой толстый конверт.
— Вот, смотрите.
И она, надев очки, стала вытаскивать, снимок за снимком, давала Данилу и комментировала, а Данил передавал Валере.
— Это Ира, наша младшенькая.
— Маму тоже Ириной зовут, — вставил Валера.
— Ирина Яковлевна. Я и не представилась.
— Очень приятно, — поднялся Данил и неловко пожал сидевшей женщине руку, потом, помявшись, сказал: — Данил.
— Так значит: Данил, а не Даниил? Вы так произнесли?
— Так у меня в паспорте написано.
— А какая разница? — спросил Валера.
— Да никакой, наверное, — пожал плечами Данил.
— А по моему это разные имена, — сказала Ирина Яковлевна.
Они сидели в большой кухне, разговаривали, теперь уже втроем, и им было хорошо. Женщина рассказывала Данилу о их семье, и им обоим — о письме Ирины из Италии. Валера расслабился. Он уже не ждал подвоха. А Данил искренне заинтересовался.