Попутно ей кто-то задавал вопросы. Она отвечала механически, не задумываясь, невпопад. Но постепенно ясное понимание происходящего возвращалось к ней.
Дашу отвели в дальнюю комнату, где на мебели чернели пятна от порошков – эксперты успели здесь поработать. Там ее усадили на кожаный диванчик и принялись за нее основательно.
Говорили с ней полноватый крупный мужчина лет пятидесяти, представившийся следователем районной прокуратуры Романовым, и спортивного вида крупный жилистый мужчина лет тридцати пяти, назвавшийся майором Викентьевым из отдела по борьбе с убийствами и иными особо тяжкими преступлениями против личности Московского уголовного розыска.
Сотрудники задавали вопрос за вопросом, и у Даши было ощущение, что каждый из них отдается болью. Они дотошно выведывали каждую секунду пребывания ее здесь. Как девушка обнаружила тела? Что подумала? Что делала потом?
– Что-нибудь пропало? – спросил следователь прокуратуры.
– Не знаю, – покачала головой Даша. – Просто не знаю… Может быть…
– Вы не знаете, что было в квартире? – давил следователь.
Он вел беседу с ней, как будто подозревал в чем-то, и это ее задевало. Особенно теперь, когда к ней начали возвращаться чувства.
– Знаю, – сказала она. – Надо собраться с мыслями. Я не могу сразу так… Спросите отца.
– Во сколько обнаружили тела?
– На часах было полдевятого.
– Чего-то поздно просыпаетесь.
– У меня каникулы. Я встаю поздно.
– Значит, полдевятого?
– Да.
– А звонок в милицию в девять.
– Я… Я позвонила маме.
– Полчаса обсуждали?
– Нет… Я не могла набрать номер.
– Понятно… А вот скажите, Дарья Николаевна. Вашим близким были нанесены множественные удары тупыми тяжелыми предметами. И вы спокойно спали?
– Я ничего не слышала.
– То есть не слышали ни разговоров. Ни ударов. Ни криков.
– Нет.
– Звонков в дверь?
– Не слышала.
– У вас хорошо со слухом?
– Да!
– Пользуетесь затычками в уши?
– Нет!
– И без берушей ничего не слышали?
– Вы что, меня подозреваете? – В груди Даши поднималась волна негодования.
– Подозреваю? – удивился следователь. – Я просто пытаюсь прояснить некоторые вопросы, которые мне кажутся неясными…
– Работа у нас такая – всех подозревать, – встрял сотрудник уголовного розыска. – И знаете что, Даша…
– Что?
Он приблизился к ней:
– В девяноста пяти процентах случаев виновными оказываются хорошо знакомые жертвам люди, которые были рядом.
– Вы… Вы что… Да вы…
Будто какая-то преграда рухнула. И Даша наконец полностью вернулась в мир. Она съежилась, обхватив плечи руками. И наконец, в голос разрыдалась…
Глава 4
Сказать, что нападение на вице-адмирала Богатырева вызвало бурю, не сказать ничего. По горячим следам, в течение суток, убийство раскрыто не было. Министра внутренних дел и начальника ГУВД вызвал к себе Юрий Андропов и в ультимативной форме потребовал:
– Чтобы преступление было раскрыто.
– Сделаем все возможное, – кивнул министр.
– Советских людей не интересует, что вы сделаете или не сделаете. Преступники должны ответить. Мы не можем позволить убивать наших ветеранов.
Адмирал прожил еще два дня. Не приходя в сознание, умер.
Правоохранительная машина заработала в полную мощь. Был создан штаб под руководством начальника ГУВД, фактически им руководил его заместитель по оперативным службам. В группу выделили более сорока сотрудников прокуратуры и МВД – столько людей давно не кидали на раскрытие конкретного преступления. От одиннадцатого отдела туда вошли Маслов, Уланов и Лиза Агапова.
Делу присвоили условное наименование «Термиты». Это такие насекомые, которые выедают древесину, уничтожая деревья, мебель. Неустановленных преступников тоже называли теперь не иначе как «термитами».
Первые дни следственной группой руководил старший следователь городской прокуратуры, но вскоре дело передали в производство старшему следователю по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР Геннадию Штемлеру. Человек это был известный, притом не только в правоохранительных кругах. Он неоднократно консультировал киностудию Мосфильм. Написал хороший сценарий, затрагивающий серьезные проблемы борьбы с криминальной преступностью и воспитания молодежи, который был экранизирован тем же Мосфильмом. Так что он являлся в какой-то мере фигурой публичной. Недавно направил в суд дело о трагедии, произошедшей в прошлом году в Москве на Большой спортивной арене Центрального стадиона имени В. И. Ленина. Тогда в давке, начавшейся в конце первого матча одной шестнадцатой розыгрыша Кубка УЕФА между футбольными клубами «Спартак»-Москва и голландским «Хаарлем», было раздавлено насмерть более шестидесяти человек.
Геннадий Штемлер обладал настойчивостью и тяжелым напором танка, всегда достигающего своей цели. Уланов, обладавший примерно теми же качествами, сразу почувствовал в нем родственную душу…
Если преступление не раскрыто по горячим следам, то начинается долгая и нудная отработка версий. А их наметилось несколько. Основная – преступление совершено из корыстных побуждений. Родственники погибших показали, что из квартиры исчезли китель с орденами и Золотой Звездой Героя Советского Союза, а также две хрустальные вазочки.
Начальной информации, с которой можно работать, кот наплакал. Поквартирный обход положительных результатов не дал. Жители ничего значимого не вспомнили. Незнакомцев в доме не видели. Да и большинство соседей пропадали на дачах. Жили в этом доме народные артисты, академики, военачальники, министры еще старой, сталинской формации, теперь все они по большей части на пенсии. Почти у всех имелись дачи в ближнем Подмосковье, так что они предпочитали проводить летнее время под шум подмосковных сосен где-нибудь под Пушкиным или на Рублевском шоссе.
В четверг в полдесятого вечера задействованные в мероприятиях сотрудники МУРа собрались на совещании у курирующего расследование замначальника МУРа Василия Егорычева. Человек это был уважаемый, но очень требовательный. Личное время он не признавал в принципе: мол, на войне выходных не бывает, бандит вон нож точит, а у вас киношки и гулянки на уме?
– Думать надо, коллеги, – сказал он. – Головой преступления раскрывают, а не ногами. Наша работа – как шахматы. Важно, во сколько ходов мы поставим мат.
– А если ничья? – хмыкнул Маслов.
– А ничьих в наших партиях не бывает. Или мы, или они. Третьего не дано…
Выйдя от Егорычева, задействованные сотрудники одиннадцатого отдела собрались в кабинете у Уланова. Компанию им составил оперативник из убойного отдела Леша Викентьев.
– Хоть домой не уходи, – хмыкнул Маслов. – Скоро опять на работу.
– Стресс-блокиратор, – Уланов вытащил из стола литровую бутылку виски. – Завалялся ненароком.
– Иностранный отдел, – с уважением произнес Викентьев. – А у нас только головы отрезанные да кишки намотанные.
– Кто на что учился, – рассудительно произнес Маслов.
Виски передал Уланову его знакомый оперативник КГБ, курирующий гостиницу «Интурист». Сказал, что благодарный немец весь извелся, пытаясь найти, через кого передать русским полицейским две бутылки виски за оказанную услугу. На вопрос – где вторая, чекист резонно ответил, что это законный процент за посредничество.
– А закуска? – осмотрел Маслов критически стол. – Эх, как дети малые. Все самому приходится.
Он исчез и через двадцать минут появился с полиэтиленовым пакетом с изображением Аллы Пугачевой. В пакете были стеклянные банки с квашеной капустой и другими соленьями. Около Московского цирка, в пяти минутах ходьбы от ГУВД, располагалась серая бетонная коробка Центрального рынка, и у Маслова, всеведущего, всезнающего, поддерживающего контакты со всем миром, там имелись знакомые, которые даже ночью могли отсыпать от щедрот огурчиков и помидорчиков.
Муровцы чокнулись. Выпили.
– Самогон он и есть самогон, – критически оценил Викентьев ирландский напиток, который пил в первый раз в жизни. – А разговоров-то сколько. Послушаешь – так это прям амброзия.
– Просто его нужно потягивать в кресле-качалке перед камином, с сигарой в зубах, – пояснил Маслов. – А ты – деревня.
– Ну да. Гимназиев не кончали, – хмыкнул Викентьев.
Хлопнули еще по одной.
– Ох, чую, надолго зависнет дело, – сказал подверженный приступам пессимизма Уланов, подтверждая истину, что в милиции ни одна пьянка не обходится без разговора о работе.
– Да ничего не зависнет, – отмахнулся Викентьев. – Надо девку прессовать. Внучку адмиральскую.
– Саша, ты чего? – удивилась Лиза.
– Да я первым ее допрашивал. Она еще отойти от стресса не успела. Такая какая-то вся себе на уме. Родных убили. А она спокойная, как удав. И только глазки бегают. А потом разрыдалась картинно. Мол, плохо ей.
– После такого – неудивительно, – произнесла Лиза. – Как должен выглядеть и вести себя человек, обнаруживший тела родных?
– Она, чувствую. Надо прижать ее – она и поплывет.
Викентьев в свое время был чемпионом России по классической борьбе, обладал чудовищной физической силой, в связи с чем в 1979 году был отправлен на службу в создаваемый ОМОН. Там проявил себя героически. Но после ранения его перевели в убойный отдел МУРа. Был он человек прямолинейный, порой до простодушия, и где нужны были сила и напор – ему цены не было. Но в тонких нюансах человеческой психики он явно не был специалистом.
– Это ты как себе представляешь? – укоризненно посмотрела на него Лиза. – Двадцатилетняя девчушка-тростиночка по злобе душевной лупит по голове табуреткой дедушку и бабушку? А потом изображает из себя невинность? Даже физически как это может быть?
– Да чего угодно могло быть, – упирался Викентьев. – Девочка нервная. Стали дед с бабкой ее жизни учить. И бац – патологический аффект на почве нервной перегрузки в институте. А человек в состоянии аффекта может трактор с места сдвинуть.