Маслов был категорически против. Женщин в МУРе всегда берегли и опекали, а тут с чужими людьми ехать неизвестно куда да еще по чужому делу. И оперативника, с которым она ехала, близко никто не знал – в МУРе он недавно. Кроме того, продолжаются мероприятия по орденам, желтый телефончик не умолкает. Но руководство Управления отмело все доводы – неизвестно, сколько еще по этим орденам работать, дело адмирала затормозилось. А тут живой результат, можно неплохо отчитаться. Так что вперед, в бой.
Вчера Уланов усадил Лизу в шумный и веселый поезд «Москва – Тбилиси», объявив, что ждет ее с победой и грузинским вином. А потом отвел в сторонку капитана Конёнкова и предупредил, что тот за свою спутницу головой отвечает. Не дай бог, что не так. Тот покивал головой, заверил, что все будет в порядке.
Между тем в МУР продолжали поступать все новые материалы по хищениям орденов. На места аналогичных преступлений выезжали сотрудники, уточняли обстоятельства, привезли фотороботы, чем-то схожие с «термитами».
Каждое новое сообщение по старым делам Уланов изучал со всей тщательностью. И был уверен, что выявил минимум семь однотипных эпизодов, начиная с 1980 года. Он изложил свои соображения Маслову:
– Это точно серия… Смотрите, с 1982 года появляются парень с девушкой, которые похищают ордена в разных концах России. Представлялись по-разному. Она – Машей, Викой. Он – Сергеем, Алексеем. Притяжение имеют к Центральным регионам. Пока за ними три эпизода. А раньше, с 1980 года, есть еще четыре эпизода с аналогичным способом, но фигурирует в них только один молодой человек, по приметам схожий с нашим объектом.
– То есть до 1982 года он работал один? – спросил Маслов.
– Получается… И вот что интересно. Предмет хищения. Все как на подбор дорогие ордена: Красного Знамени на закрутке, Ленина, Золотая Звезда. По мелочам не размениваются.
– Это что, наводку хорошую имели?
– Думаю, они как-то узнают наверняка, где можно поживиться.
– И твои соображения?
– Есть идеи…
– Есть мысль, и буду ее думать, – кивнул Маслов. – Так думай быстрее. А то этот висяк гирей к земле тянет, взлететь нам не дает.
– Да знаю я.
– Я знаю, что ты знаешь. Работай, Михайло. Еще не вечер. Наша галера только вышла в море…
В кабинете без Лизы было пусто и неуютно. Кажется – сиди, работай, думай в свое удовольствие, в тишине и покое. Но ее общество не только скрашивало, но и располагало к работе, дискуссиям, версиям.
Полдня Уланов пытался погрузиться в бумаги или слонялся без особого смысла по кабинету. Работа не клеилась. Он все пытался поймать какую-то витающую в воздухе мысль.
– «И снится нам не рокот космодрома… – напел он под нос намертво привязавшуюся к нему новую песню ансамбля «Земляне», исполненную вчера по телевизору. – …не эта ледяная синева…»
Он прошелся по кабинету. Остановился перед книжной полкой, на которой в ряд стояли толстые комментарии к уголовному и уголовно-процессуальному кодексам, неизвестно как оказавшийся здесь двадцать девятый том собрания сочинения Ленина и сборник Роберта Рождественского «Двести десять шагов».
Когда он любовался книжной полкой, в сознании что-то щелкнуло, и сформировалась идея из разряда – а чего мы раньше об этом не подумали.
– «А мы летим орбитами, путями неизбитыми, прошив метеоритами простор…» – напел он под нос. И направился к Маслову.
Заместитель начальника одиннадцатого отдела со вкусом распекал Фадеева по делу «расистов».
– Заходи, – кивнул Маслов. – И будь свидетелем позора твоего коллеги.
– Да какой позор, Валерич? – возмутился Фадеев. – Ты чего? Начешем всем хвост!
– Да шо ви такое говорите? – вернулся Маслов к своему коронному одесскому говору. Потом поднял глаза на Уланова: – Что, срочное или просто мной полюбоваться зашел?
– В город надо. На пару часов.
– На встречу с агентом?
– Нет. В библиотеку. В районную…
– Михайло, если решил опохмелиться или скрасить тоску – так и говори. Я пойму.
– Правда, в библиотеку.
– Ага, – встрял Фадеев. – Почитай и за меня там Гегеля с Кантом. По сто грамм каждого…
– Ох, ну вы слов умных набрались, – покачал головой Маслов. – Ладно, иди.
Уланов не врал и действительно направился в ближайшую районную библиотеку имени Чехова. Она располагалась рядом с современным, самым большим в Москве кинотеатром «Россия» на Страстном бульваре. Занимала историческое здание авторства знаменитого архитектора Клейна, где до революции был кинотеатр «Фурор», а после – Латышский клуб политэмигрантов, многие члены которого в бурные тридцатые годы были репрессированы, а в их вотчине открылась библиотека Свердловского района.
У муровца постоянно возникали какие-то вопросы по работе, в том числе связанные с искусством и требующие справочных материалов. Он сумел записаться здесь, а не по месту жительства, убедив, что работает рядом и просто погибнет без книг. Относились библиотекарши к капитану с уважением. Судя по всему, принимали его за искусствоведа, потому что в формуляре значились по большей части книги по живописи, иконописи, декоративно-прикладному искусству.
И сейчас его там приняли как родного. Он при помощи молоденькой худенькой библиотекарши, смотревшей на него с явной заинтересованностью, битый час копался в карточках и, наконец, нашел то, что нужно.
– У нас эта книга в читальном зале, – проинформировала его девушка.
– Спросом пользуется? – спросил Уланов.
– Не так, чтобы очень…
– А мне очень нужна. На несколько дней. Для диссертации.
В итоге он уговорил дать ему на руки нужную книгу, прихватив еще парочку книг из основного фонда. Вернулся на работу уже к вечеру. Где-то с полчаса листал книги, делая отметки и закладки. А потом отправился к Маслову.
– С библиотеки. И глаза совсем не начитанные, – довольно хмыкнул Маслов, которого почему-то эта тема страшно веселила. – А я думал, будет все по анекдоту.
Анекдот был известный. Про то, как Петька писал сочинение «Как я провел лето». Неудобно писать, что пили все лето, ему Чапаев и насоветовал: пиши, книжки читали. «Встали с Василь Иванычем, прочитали книгу по сто пятьдесят страниц. Пошли в книжный магазин, купили еще книгу на пятьсот. Идем на реку прочитать ее. А навстречу Фурманов. Глаза начитанные-начитанные, и в руках две авоськи с макулатурой».
– Грешно смеяться над бедным капитаном, – сказал Уланов.
– О бедном гусаре замолвите слово… Что принес?
– Книгу «Навеки в памяти народной».
– Ну-ка, – Маслов сразу понял, куда клонит подчиненный. – И что там?
– Ордена расписываются. И списки героев, кто ими награжден. С указанием города, где они проживают.
– Занятно. И как, бьет?
– В самую точку. По всем семи эпизодам.
Маслов пролистал отмеченные закладками страницы книги. И нашел имена всех ветеранов, которые были впоследствии ограблены.
– То есть берешь и покупаешь такую книжку, – кивнул заместитель начальника отдела.
– Они не дефицит. Вон, тираж двести тысяч.
– И никаких наводок не надо.
– Только как узнать точный адрес награжденных? – задумчиво произнес Уланов.
– А элементарно, – махнул рукой Маслов. – Идешь на Три вокзала. Платишь двадцать копеек. И получаешь в Мосгорсправке любой адрес.
– Хоть и адмирала Богатырева?
– Запросто. Он же пенсионер. В милиции и КГБ не работал. Значит, в адресном бюро не закрыт, находится в общем доступе.
– А что нужно, чтобы получить справку в справочном бюро? – спросил Уланов.
– Предъявить паспорт, – улыбнулся Маслов. – С пропиской.
– Который будет записан в книгу регистрации?
– Обязательно.
– Ну, так это же совсем другое дело!
Глава 7
Студент уже четвертый месяц пытался получить группу инвалидности, которая позволит ему не работать без опасения получить статью уголовного кодекса о тунеядстве, да еще получать крохотную пенсию. Вот ему интересно, кого должно волновать, работает он или нет?.. Больше всего он ненавидел в совке то, что из каждого угла тебе указывают, как жить, чего делать. Все время ты кому-то что-то должен. Школе, армии, институту. Не учишься – ату его, бей. Не работаешь – тут же появляется участковый. Купил десять рубашек и продал на три рубля дороже каждую, и вот уж ОБХСС тебя стережет: а поди-ка сюда, мил человек, вот тебе в назидание все та же опостылевшая книжка – уголовный кодекс.
Если задуматься, Студент тяготился не столько самими правилами, сколько тем, что кто-то смеет ему указывать. Ему! Кто-то! Указывает! Какая-то слякоть, которую раздавить и забыть – и тоже права качает. Мол, не соответствуешь светлому образу комсомольца. Или советского человека. «Сначала отдай что-то Родине и людям, а потом уже у нее требуй и бери что-то». А есть люди, которые не созданы для того, чтобы отдавать. Удел некоторых брать.
Студент вышел из районной поликлиники. Жена была еще на занятиях. Учится она. Вся отличница, комсомолка. Вообще, она другого склада, другой закваски. Привыкла делать то, что ей говорят. Сначала ей указывали родители: учись, поступай в университет. Теперь ей показывал дорогу он. Она обречена идти, куда скажут. И хорошо, когда указывает он, а не тот сброд, который принято называть советскими людьми. Совки – емкое слово из арсенала фарцовщиков. И как же оно полно отражает суть. Эти люди созданы, чтобы носом месить грязь и собирать пыль под ногами. Да они и сами пыль…
Заняться было нечем. Студент сел в свой «Москвич» – первое серьезное приобретение после продажи орденов. Он с детства мечтал о своих колесах. Конечно, это не «Мерседес», но и такой юркой машины хватает, чтобы у совков завистливо вспыхивали глаза.
Времени девать было некуда. Он отправился в центр Иванова, на Шереметевский проспект, где располагался кинотеатр «Мир». Здание было дореволюционное, зал тесный, но народу немного, и очереди за билетами не наблюдалось. Там шла новая музыкальная комедия «Мы из джаза» с восходящей звездой кино Игорем Скляром.