Время клонилось к ужину, так что Уланов отправился домой, к жене и ребенку. Да, папа сегодня порадовал родных. Не как обычно в двенадцать пришел, а в восемь. Можно считать, праздник в семейном кругу.
Поужинали всей семьей. Потом Уланов соизволил посмотреть тетради ребенка, ничего там особо не понял и с умным назидательным видом вернул обратно – мол, учись, сынок, профессором будешь. Уложил Никитку спать. Потом с женой уселся смотреть телевизор.
Программа «Время» завершилась, как всегда, инструментальной композицией оркестра Поля Мориа, в сознании каждого гражданина СССР неразрывно связанной с обещаниями дождей, гроз, жары и снега.
Уланов подумал, что очень удачно сегодня вернулся с работы пораньше. Потому что в 21 час 30 минут началась премьера телефильма «Сокровища Агры», повествующего о новых похождениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона в исполнении великолепных Василия Ливанова и Виталия Соломина. Оторваться было невозможно, настолько возвышенно, изящно, стильно и захватывающе выглядела, по версии Ленфильма, борьба с уголовной преступностью в старой Англии.
На следующее утро Уланов и Лиза принялись за сверку номеров орденов. Просматривали каждую циферку, так что глаза начали болеть.
Когда закончили, повторили еще раз, чтобы наверняка не пропустить ничего. Но никаких совпадений номеров по орденам, изъятым у Лосева, с орденами, похищенными «термитами», не наблюдалось.
– Как говорит наш Маслов – отрицательный результат ни фига не результат, – подытожил совместные усилия Уланов.
– Будем лопатить дальше, – сказала Лиза. – Сколько у нас уголовных дел еще надо проверить?
– До отпуска хватит… Смотри, вон в Пулково изъято два ордена. Но номера не указаны. Готовь шифротелеграммой запрос…
Глава 3
«За упущения в службе, личную нескромность, поступки, порочащие звание сотрудника советской милиции, майора Тулякова Александра Трофимовича уволить из органов внутренних дел…» Примерно с такими же формулировками за последние месяцы из органов были выкинуты несколько тысяч человек.
Узнав об этом, Уланов зашел к Тулякову в кабинет. Тот очищал сейф, готовясь сдавать бумаги и завязывать с милицейской службой.
Уланов боялся, что застанет товарища в состоянии жестокой депрессии, роняющего скупую слезу в рюмку водки и задумчиво посматривающего на прикрепленную под потолком намыленную веревку. Однако Туляков насвистывал бравурный мотивчик, сверяя внутреннюю опись с лежащими в сейфе секретными документами.
– Вот этот документ забыл, – он вписал еще один документ в опись и хлопнул ладонью: – Все, готов к сдаче.
– Уходишь все-таки? – спросил Уланов.
– Я? Ты как-то дипломатично выразился… Меня выкидывают. Смачным пинком.
– Ты все-таки ходил к руководству.
– Как и обещал. Пришел к замначальника Главка. Говорю, так и так, в руководстве МУРа крыса завелась. С азербайджанских жуликов деньги тянет.
– А он?
– Как родного встретил. Думал, даже коньячку нальет. Благодарил за бдительность. Речь закатил, что мздоимцам не место в советской милиции. И что он не посмотрит на чекистское прошлое Шкурко, а поступит строго по закону. После того, конечно, как информация будет тщательно проверена и найдет свое подтверждение.
– Нашла?
– Думаю, нет. Но другая информация подтвердилась. Товарищи из инспекции по личному составу вытащили на свет божий старые жалобы жуликов, на которых я якобы лишние эпизоды навесил. Квартирную группу Нариманова помнишь?
– Помню. Больше ста квартирных краж.
– Точно. Вот эти домушники и писали письма, как подлый майор их жестоко возил мордой о стол в комнате для допросов.
– А ты возил? – полюбопытствовал Уланов.
– Было дело… И чайку наливал, и сигаретами угощал. Чего только для достижения психологического контакта не сделаешь.
– Это уж да.
– Даже анашу курить давал, когда домушник еще пять эпизодов взять пообещал и подельника сдать. Кстати, про это тоже написали…
– Что-то не заметно, что ты особо переживаешь.
– Я? Переживаю? – Туляков поднял глаза на Уланова. – Почему ты так решил?
– Пятнадцать лет службы коту под хвост.
– Ну и что теперь? Умереть и не жить?.. Вот ты думаешь, я тупой и несговорчивый? И не знал, что голову в пасть льву сую? Наивный такой, надеялся на справедливость?.. Да ничего подобного! Мне просто убедиться хотелось.
– В чем?
– Что мне с ними не по пути. Я могу анашу дать жулику покурить. Могу в ухо засветить. Все, чтобы город чище сделать. Ведь для уборки территории нужна жесткая метла, Миша. Но я не могу одного – деньги взять с жулика. А они наоборот – в ухо дать не могут. А деньги взять – вполне…
– Ладно, это еще не система.
– Будет системой. Ты не видишь, куда все идет? – Туляков обвел вокруг себя рукой. – Мастером на ЗИЛ вернусь. Я там уже работал. Поработаю еще.
– То есть ты в тонусе?
– Конечно. И мне плевать на них на всех. Только город жалко, который им достанется, когда мы все уйдем…
Следующим вечером Уланов встретился со своим дядей, которому с кипящим в груди возмущением поведал эту историю.
Тот выслушал совершенно спокойно и усмехнулся:
– Да, наши откомандированные ребята решили взять быка за рога.
– Вот я не пойму, – произнес Уланов. – Для меня всегда чекисты были примером для подражания. Это разведчики, смершевцы. Это стойкость и верность… А сейчас что?
– Есть и верность, и стойкость. Есть и герои. Есть и не совсем герои. Не ровняй всех под одну гребенку. Это методологическая ошибка.
– Почему они такое творят?
– Не принимай близко к сердцу. Бывает. У них работа такая – Родину любить, – хмыкнул Георгий Петрович.
– А чего, не надо ее любить? – встрепенулся немножко задетый его тоном Уланов.
– Надо. Но они любят ее за деньги, за хорошую зарплату и спецпайки. И однажды могут полюбить деньги больше, чем Родину. Такой процесс ты и удостоился наблюдать.
– Вот милиция может иногда взять на лапу. Особенно в республиках. Но чекисты в таком паскудстве замечены же не были.
– Мало ты знаешь о моих коллегах, племяш. Вон, был я недавно в Ростовской области. Там оперативника из областного управления расстреляли – умудрился со священнослужителей за покровительство и передвижения по службе набрать миллион рублей.
– Сколько?!
– Миллион. Или чуть больше. А ты про каких-то азербайджанцев, – хмыкнул Георгий Петрович. – Привыкай.
– Что значит привыкай?
– А ты хоть понимаешь, что происходит?
– Нет. Уже не понимаю…
– Твое счастье… Началась системная переоценка ценностей в управляющих структурах, племянничек. И моральный кодекс строителя коммунизма уже не в чести. Старые ценности никому не интересны.
– А новые какие будут?
– Такие, которые тебя не порадуют.
– Что это значит? – испытующе уставился на дядю Уланов.
– Термин такой есть – перерожденчество.
– Мутация.
– Во-во. Мутация… Мутации бывают полезные и вредные.
– Бывают еще смертельные для вида.
– Смертельная – еще неизвестно. Но что вредная – факт.
– И что дальше?
– Ох, это вопрос вопросов… Где бы найти провидца, у которого есть ответ… Все, Миша. Услышал, забыл. Языком не болтаешь. В правдолюбы не лезешь. Понятно?
– Как не понять, – кивнул Уланов, понимавший это отлично уже тогда, когда уговаривал Тулякова не лезть на рожон.
– Я в тебе и не сомневался, – усмехнулся Георгий Петрович и оживился: – Ну что, племяш, выпить есть чего?.. Коньяк дагестанский? Так наливай, не томи…
Глава 4
Капитан Конёнков стоял рядом со столом президиума красный как рак. В первые минуты он еще чего-то пытался объяснять, возражать. Но вскоре понял, что добром его протесты не кончатся и благоразумно замолчал.
За то, что он бросил Лизу в чужом городке на произвол судьбы и уехал, как выяснилось, вовсе не по служебным делам, а на день рождения жены, его вытащили на суд офицерской чести.
Большими полномочиями этот общественный орган не обладал. Мог только рекомендовать руководству принять к провинившимся дисциплинарные меры. Однако боялись его как огня. Стоять у позорного столба в актовом зале и выслушивать мнения товарищей о твоем неблаговидном поведении – это серьезный удар по самолюбию. Попадали в сферу рассмотрения офицерского собрания обычно проступки, по которым по закону не предъявишь претензии, но с точки зрения морали они выглядели неподобающими. В основном пропесочивали пьяниц и гуляк. На предыдущем заседании рассматривали дело инспектора из третьего отдела, забросившего семью и спутавшегося с валютной проституткой. С одной стороны, лезть в чужую личную жизнь не совсем тактично. С другой – ведь помогло же, вернулся человек в семью.
– А ты слышал, что МУР, как и разведка, своих не бросает? – напирал старый опер из разбойного отдела.
– Но… – блеял что-то Конёнков.
– Никаких тебе но. Это вообще не обсуждается.
– Вообще за такие дела бьют по морде, – подал голос Леша Викентьев.
Конёнков кинул на него настороженный взгляд – о горячем нраве и тяжелой руке бывшего омоновца ходили легенды.
– Ну, вы тут суд чести в суд Линча не превращайте, – снизил градус дискуссии председательствующий. – Мы даем моральную оценку поступка.
– А по морали – это все аморально, – вбил гвоздь Викентьев.
В общем, оттоптались на Конёнкове капитально. Надо думать, ему хватит этого надолго.
Когда разошлись после судилища по кабинетам, Лиза вздохнула, усаживаясь за свой стол:
– Зачем я это все вытащила? Жалко дурака. Думала, его инфаркт прямо в зале хватит.
– Правильно сделала, – уверенно произнес Уланов. – Это вопрос принципиальный. Мы друг за другом должны быть как за каменной стеной. Тут только слабину дать – и стены эти быстро не из камня, а из картона станут.
Действительно, главная муровская традиция – никогда ни при каких обстоятельствах не оставлять товарища без прикрытия. Это вдалбливалось с первых дней работы. Бесчестие и отступление для муровца всегда было хуже смерти. И если забыть о традициях, написанных кровью легендарных предшественников, то МУР быстро превратится в разношерстную компанию людей с разными взглядами и интересами. Тогда положиться будет не на кого в трудную минуту. И на амбразуры никто не кинется. И не защитит людей. Такого допустить нельзя…