– Мы постараемся тебя защитить, – усмехнулся один Луков.
– Но можем и заснуть… Случайно! – снимая с пояса наручники, хмыкнул другой.
– Давайте договоримся! – мотнул головой Пентиум.
И даже дернулся, когда его взяли за руку. Но тут же, получив удар по ногам, лег на землю, а на запястьях защелкнулись наручники. Похоже, дом у моря остался без хозяина.
Еще одна сумка нашлась, пусть и не полная, но белых пятен становится все меньше.
– И сколько Пентиум всего сумок унес? – обращаясь к Саше, спросил Прокофьев.
– Две.
– Все сходится. Две мы сразу нашли, две сейчас, одну из двух сумок забрали в Уручье. Осталась только сумка у Сарычева и сумка у Сигайлова.
– А где сам Сигайлов?
– Не знаю, – пожал плечами Прокофьев. – Может, всплывет. Пентиум же всплыл.
И Пентиум во всем признался, и его Радик. Убийство Ветрякова раскрыто, похищенную Аэлиту вернули мужу, пусть он сам с ней разбирается. И с нападением на больницу все ясно. А вот кто стрелял в Егора, с этим еще нужно разбираться.
И с Викой нужно разбираться. Возможно, Сигайлов действительно погиб, а деньги остались у нее, и она очень-очень хорошо их спрятала. Но не станет он пытать любимую женщину, не станет рвать ей душу. Не тот сейчас случай, когда истина дороже всего. Но дорогу к Вике он забудет. Не сможет он быть с женщиной, которая может быть замешана в страшном деле. Столько людей погибло тогда при ограблении, если Вика стояла у истоков этого преступления, то прощения ей нет и быть не может.
Аэлита тихо плакала, не всхлипывала, но слезы ручьями текли по ее щекам.
– Он сказал мне, что убьет тебя, если я не поеду с ним, – и говорила она тихо, едва слышно.
– А Пентиум пытался меня убить. – Карамболь смотрел на нее зло, но без ненависти.
Не мог он ненавидеть эту сучку. Презирать, унижать, наказывать – сколько угодно, а ненавидеть – нет. Может, потому что он готов ее простить? Сам виноват в том, что женился на падшем ангеле. Сам виноват, что взялся нести по жизни этот крест.
– Ну я же не знала!..
– Врешь ты все. Тварь! – брезгливо скривился Карамболь.
– А ты меня не прощай! – Аэлита взяла его за руку. – Посади на цепь!
– В теплый подвал?
– Я могу спать у тебя в уголке на коврике. – Аэлита обвела взглядом палату.
– Пацанам тебя отдам. Будут драть тебя толпой. Но в одном уголке, – усмехнулся он.
– А потом… – Аэлита посмотрела робко, но прямо в глаза Карамболя.
Он, конечно, мог отыграться на ней, показать братве, что нельзя его предавать. Но сначала он должен разобраться со Свищом и расправиться с Пентиумом. Как только он решит эти вопросы, его статус резко поднимется. А отдав Аэлиту толпе, он только еще ниже опустит свой авторитет.
– Но потом! – кинул он.
Да, сначала он разберется с отступниками, а потом уже займется Аэлитой. А пока пусть она посидит на цепи. Пусть и в теплом подвале, но на цепи. На хлебе и воде.
Восторг в глазах женщины – это всегда приятно. Особенно если это восторг в наивысшей точке сексуального наслаждения. Но и страх в женских глазах, оказывается, тоже может возбуждать. Сарычев улыбнулся, глядя на Вику. Напугал он эту дуру своим появлением и от этого получил не меньшее удовольствие, чем если бы занялся с ней любовью.
– Соскучилась? – спросил он.
– Никогда так больше не делай, – глянув по сторонам, сказала она.
Он подкараулил ее во дворе ее дома. Она вышла из машины, закрыла дверь, но уйти не смогла: он перекрыл ей путь.
– А то что?
– Я тебя убью!
– Ну давай начинай! – Он раскинул руки, открываясь под удар.
– Я не шучу!
– Я тоже!
– Ну что ж, сам напросился, – хищно сощурилась Вика.
В одной руке она держала открытую сумочку, а в другой – ключи от машины, которые собиралась в нее положить. И Сарычеву вдруг показалось, что ключ зажигания превратился в нож, которым она собиралась ткнуть его в глаз. Под ложечкой у него засосало.
– Теперь я тебя точно убью. Как только выйдешь из тюрьмы!
– Из тюрьмы? – вымученно улыбнулся он.
Вика спала с Прокофьевым, он откровенничал с ней, она должна знать, как продвигается следствие по делу о покушении на его жизнь. Сарычев очень хотел быть в курсе. Это ведь он стрелял в Прокофьева. Сам не понял, как это получилось. Проследил за очкариком, ушел, а на следующий день вернулся. Любопытство не давало покоя, очень хотелось знать, кто замутил войну с Карамболем. Да и Аэлита исчезла, это само по себе интересно.
За домом он следил из-за куста у забора, очень удобное место для наблюдения: камер нет, прохожие редкость. И во дворе кусты до самого дома, и забор низкий, Аркадию ничего не стоило перебраться через него, когда очкарика куда-то понесло. Перелез, вышел к дому, дальше – больше. В комнате стоял включенный компьютер, на экране – снайперский прицел, направленный на балкон какого-то здания. Он думал, что это какая-то игра, но на балконе вдруг появился Прокофьев. Аркадий взялся за мышку, навел на него на перекрестье прицела. И даже представил, как сдвинулся с места ствол телеуправляемой винтовки. Представил и нажал на спуск. Знал, что это не игра, но нажал.
Прокофьев уцелел, пуля всего лишь ранила его, Аркадия это даже обрадовало. Он боялся возможного преследования, готовился отвечать если не за убийство, то за покушение. Но все обошлось, менты взяли след нстоящих преступников, а он остался в тени.
Но вдруг Прокофьев о чем-то догадался? Не зря же Вика заговорила о тюрьме.
– Я все рассказала, Прокофьев все знает, – сказала она.
– Что знает Прокофьев? – Сарычев старательно делал хорошую мину.
– Все знает! – раздался за спиной знакомый голос.
И мина из хорошей вмиг превратилась в плохую.
Сарычев обернулся и растерянно посмотрел на Прокофьева. Он и хотел сохранить лицо, но не смог. Прокофьев страшен в гневе, особенно в тихом. Левая рука у него на перевязи, но это не уравнивало его, Аркадия, с ним шансы в схватке. Во всяком случае, он не ощутил в себе уверенности.
– Это ведь ты организовал ограбление! – сказал Прокофьев.
– Ты это о чем? – выдавил из себя Сарычев.
– Это я о ком. О Сигайлове.
– Не знаю такого.
– Знаешь, – сказала Вика.
– Твоя любовница на меня наговаривает, – на первые два слова Сарычев сделал особое ударение.
– Не наговаривает, – качнул головой Прокофьев.
– Не знал я никакого Сигайлова. А Вика знала. Значит, и ты, начальник, знал… Может, это ты организовал ограбление?
– И стрелял сам в себя? – Прокофьев повел взглядом в сторону своего левого плеча.
– Я не знаю, кто в тебя стрелял.
– Ты в меня стрелял, – ничуть не сомневаясь в том, сказал Прокофьев.
– Докажи! – Аркадий и пытался держать себя в руках, но голос у него дрогнул.
– Тебя видела хозяйка дома, квартиру в котором снимал киллер.
– Давай веди на опознание! – рискнул предложить Сарычев.
– Она видела тебя со спины.
– Так в чем же дело? – Сарычев и хотел выдохнуть, но ком в горле мешал это сделать.
– Надо будет – опознает.
– Белыми нитками дело шить будешь? А ведь все из-за бабы! Я ведь когда-то спал с Викой! Ревнуешь, да?
– Я не буду тебя бить, – тихим голосом отчеканил Прокофьев. – Я тебя убью. Если еще раз увижу рядом с Викой. Ты меня понял?
Прокофьев не шутил, Аркадий видел его глаза и остро это понимал. И так ему вдруг стало нехорошо, что дыхание вдруг заклинило. И не мог он перечить Прокофьеву, и желание возникать вдруг отпало. Захотелось вдруг просто исчезнуть. До лучших времен.
Сарычев ушел, а запах шакала остался. Знал ведь Егор, что не взять этого слизняка голыми руками, но все же выследил его и прищучил на глазах у Вики.
– Он правда в тебя стрелял? – спросила Вика.
– Знал бы наверняка, посадил бы.
– А организация ограбления?
– Ну ты же не хочешь оказаться крайней? – мрачно усмехнулся Прокофьев.
У него и без Сарычева конфликт с Карамболем из-за Вики, генерал Ковелев не просто это знает, но и тычет правдой в глаза. А если он еще узнает о возможном ее участии в деле об ограблении банка… Сарычев, может, и не улизнет, но Егору тогда точно достанется по самое не могу.
– Может, и хочу. Но с тобой, – грустно улыбнулась она.
– Не будем делать глупости, – качнул Егор головой.
– Тогда просто с тобой.
– Можно и просто… Но не сейчас.
Не должен он встречаться с Викой. Не должен, и все.
– А когда?
– Ты же все понимаешь.
– А если никогда? – вздохнула она.
Егор не отвел взгляд, хотя и готов был согласиться с ней. Возможно, это их последняя встреча.
– Сама во всем виновата. – На ее ресницах блеснула слеза.
– Звони. Если вдруг Сарычев к тебе сунется.
– Обязательно позвоню!
– Тогда до встречи!
Прокофьев заставил себя повернуться к Вике спиной. И уходил он с таким чувством, как будто кто-то держал его за шкирку, заставляя остановиться. Но он ушел.
(Продолжение следует…)