грали желваки. Сам же Калитин улыбался, но веселье это было не совсем естественным, потому что полковник всегда питал пристрастие к хорошему коньяку и только что в очередной раз уступил этому пристрастию по полной программе. Орехов мутно глянул на Калитина и произнес:
– Блядство какое-то, Михалыч! Меня тут накрутили так, что хоть стой, хоть падай! Как будто я какой-то малолетка, блядский корень! Ну и что ж… да, пропал куда-то, но не я же его спроваживал! Я и так пустил по следу парней, они не щенки какие-нибудь, найдут! Это все твой испытанный цербер Клюгин, у которого все под контролем.
– Мой? Да он и твой тоже. Он сотрудник «Грома», «старший» отдел, между прочим. По моей рекомендации, конечно, ну, я так полагаю, этому нашему артисту помогли. Сам бы он не смог сбежать с виллы – сам знаешь, это практически невозможно.
– Это понятно, – кисло отозвался Орехов.
– Да ты не парься, Вадим Дмитрич, – сказал Калитин. – Вот лучше коньячку выпей. Это со свадьбы у меня осталось.
– Какой свадьбы?
– Да друг мой женился. Костя Кузнецов. Последний холостяк из моего, стало быть, университетского курса. Ему сорок уже, пора. Вот, девятнадцатого гуляли. А шестнадцатого мальчишник был. Он, Костя Кузнецов, в свое время в Сургуте подвизался, а там знаешь, как пьют. И что. А к нему на мальчишник, кроме нас, русских раздолбаев, приехало два голландца. Сандр и Дан. Через полмира ехали, чтобы, значит, к Кузнецову на мальчишник, а потом и на свадьбу попасть. Только на свадьбу они не попали. У них вышла алкогольная интоксикация. Ну, у нас на мальчишнике этом, стало быть, выпили по чуть-чуть. В сауне. Только попробуй убеди этих голландцев, что это у нас «чуть-чуть» называется. Так что их, родимых, в реанимацию, а потом, чуть оклемались, первым самолетом в Москву дунули, а оттуда восвояси… погуляли, стало быть!! – резюмировал Калитин, наливая себе еще коньяку и любуясь на свет янтарной жидкостью.
– Не буду я, – отмахнулся Орехов. – Не до того. Китаец по полной нагрузил. Мало того, что суррогатишка его пропал, так ведь еще и заказ надо отменять.
Калитин вздрогнул и поставил на стол бокал с коньяком.
– То есть… какой заказ?
– А вот такой! – резко ответил Вадим. – Московский заказ наш, который Китаец продвигал.
Калитин дернул локтем и опрокинул коньяк на стол.
– То есть… как это? Зачем? Он же сам говорил, что с этим маскарадом надо кончать и что деятели из воров могут раскусить, что их уже полгода дрючат их же собственными методами, да не Боцман, их пахан старый, а совсем, совсем дру-ги…
– Не знаю! – прервал его Орехов. – Я тоже удивился! Да только вызвал меня Китаец и нагрузил, что наш лицедей куда-то пропал, а во-вторых, нужно нейтрализовать заказ, а киллера валить. Того киллера, которого сюда к нам заслали из Москвы.
– Но как же так? Уж кто-кто, а Китаец прекрасно должен знать, что в заказном деле обратного хода нет. Даже если ты заказал самого себя, то все равно – будь любезен!
Орехов передернул атлетическими плечами и, понизив голос, выговорил:
– Но ведь он и заказал самого себя… практически.
Калитин качнулся вперед. Его еще недавно веселое лицо приняло каменное выражение. Он невидяще посмотрел перед собой и сказал:
– Ах, вот как? Ну что же, этого следовало ожидать. Слишком долго Боцман и Китаец были в одной связке, чтобы их после этого воспринимали по отдельности. Все понятно…
– И что ты об этом думаешь, Андрей Михайлович? – распрямляя спину, спросил Орехов.
– А что тут думать? – отозвался Калитин. – Убрать киллера, верно, будет не так уж и сложно, потому что мы знаем, где и когда он должен появиться. Но позволь… позволь…
Он глянул на часы; Орехов опередил возможные его слова:
– Да, киллер должен был появиться еще вчера. Но тем не менее никто не забирал чемодан из ячейки. Никто. Не забирал, – раздельно повторил он.
– А когда Китаец приказал тебе отозвать заказ? – осведомился Калитин.
– Вчера. И про этого… дублера хренова – тоже вчера сказал. Ищут.
– Значит, вот такие дела… – выдохнул Калитин. – Понятно. И что же будешь делать, Вадим Дмитрич? Это если, значит, не того… ничего у тебя не выйдет?
– Лучше и не говори, – сказал Орехов. – Если мы не найдем пропавшего, то мне лучше и не… Китаец в любом случае меня разменяет. Хитрый, сволочь, как дьявол. К нему и с той стороны подкатишься, и с другой, а все равно окажется, что только ты, и никто другой, только ты, а вовсе не он – остаешься в дураках. Вертит людьми как хочет. И ведь каких глыб в расход пустил! И Горецкого одолел, и Голубевых обоих… и много еще кого! А ведь казалось, что так просто его… наверно, в этой-то мнимой уязвимости его, Китайца, сила. Ну и – просчитывает ходы, как шахматист. Умный, умный, ничего не скажешь. Я про его прошлое кое-какие справки наводил. Очень, очень интересно.
– Да что ты мне рассказываешь? – буркнул Калитин, с которого давно слетело недавнее добродушие. – Я же сам тебе помогал в этом деле… кое-какие справочки подбросили. Так что в случае чего… мы сможем Китайца немного осадить.
– Только если его свалить, то от нас с тобой и мокрого места не останется, – заметил Орехов. – И ты, Андрей Михалыч, как никто это знаешь. Так что мы за Китайца должны обеими руками держаться. Иначе мы не жильцы: раздавят, как блох. Сам знаешь…
Полковник ФСБ пробормотал сквозь зубы:
– Ну, это мы еще посмотрим. Хотя, конечно, Китаец нас еще ни разу не подводил, слово всегда держал, и мы его не подведем. До поры до времени… если что…
– Ты прямо рыцарский кодекс чести цитируешь, – сказал Орехов. – Конечно, вы, из конторы, тоже в некотором роде рыцари, да вот только не того пошиба. Ладно… не будем болтать. Я вот что…
Зазвенел телефон. Вадим снял трубку:
– Да, Орехов. А… что у тебя?
– Нашли его, – прозвучал низкий голос. – Под Кармановом был. На сопках кувыркался. Юля Строгина его привезла во Владивосток, а мы перехватили. Тот говорит, что, стало быть, на отдых ездил с друзьями.
– На отды-ы-ых? – заревел Орехов. – В могиле отдохнет, сука!! Немедленно его ко мне… немедленно, понятно?
В трубке вдруг возник высокий и мелодичный женский голос:
– Вадим Дмитрич, ты не рычи, как раненый медведь. Все под контролем. Ты что, меня не знаешь?
Орехов перевел дыхание:
– Ладно. Вези его сюда. А у тебя как дела, Юля?
– Нормально. Только вот отдых не получился, – в голосе говорившей звучала тонкая ядовитая ирония. – Так что, Орехов, приеду я усталая и злобная, так сказать, неудовлетворенная, а это сам знаешь что для тебя значит, Вадик, – и зазвучали короткие гудки.
Орехов поднял голову и бросил напрягшемуся Калитину:
– Нашли красавца. На отдых уехал, никого не предупредил, понимаешь. Нарочно не придумаешь. Сейчас Юля привезет его.
– Юля? Твоя, что ли?
– Да… натаскал в свое время, а теперь расплачиваюсь. Хотя она девчонка ничего. Ушлая.
Калитин улыбнулся в усы и пробормотал:
– Ну еще бы… с таким-то папой…
Влад Свиридов перевел взгляд с высокого светловолосого парня, просунувшегося в салон и слушающего разговор Юли и Вадима Орехова. После этого он перехватил у нее аппарат и сунул в карман. Свиридов толкнул в бок Фокина, потому как именно на них смотрел в данный момент светловолосый парень. Парень кивнул:
– А это что за чмо ты подхватила, Юля?
Фокин хищно подался вперед, верно, намереваясь ответить на «чмо», но Свиридов, легко угадав его намерение, придержал того за локоть и крепко сжал сильными пальцами – до боли, Фокин даже вздрогнул, но рот закрыл. А ответила Юлия:
– Да так, Берг… попросили подкинуть. До Владивостока. Попали с тачкой, хачики им впарили буторную.
– Хы-хым… – гмыкнул парень со звучным немецким погонялом Берг, – лоханулись, да? Где покупали?
– В Хабаровске.
– На базаре у армяшек? Ну и че ж вы, типа, хотели, мужики? Конечно, бля, втюхали вам коптильник. Квакало разевать не надо. А щас вот че: берите свои задницы и валите из тачки. У меня с Юлей базарчик нарисовался, а то я смотрю, вы уж больно на нее лупитесь, васьки.
Свиридов не моргнул и глазом.
– У вас во Владивостоке хату приличную можно найти подешевле, а, господин Берг? Выйти-то мы выйдем, но вот не хотелось бы так быстро расставаться с таким вежливым человеком, как вы.
– Подешевле – это как? И ваще – че я тебе, этот… риэлтор, что ли?
– Подешевле – это долларов за пятьдесят. Я в Саратове за эти деньги находил довольно прили…
– Не знаю, в каком таком Саратове, а только у нас на Дальнем за пятьдесят баксов тебя и посрать не пустят! – выговорил Берг внушительно. – Ну че – ты спросил, я ответил. А теперь – гони, бля!
Свиридов не стал спорить. Он вышел бы, не вмешайся Юля. Она повернулась к белобрысому и сказала:
– Берг, это не твоя тачка, а моя. Так что двигай сам, а этих я докину, как договаривались.
Берг пожал плечами и, бросив в направлении Свиридова и Фокина еще один подозрительный взгляд сощуренных бесцветных глаз, ретировался. Сидевший на переднем сиденье Петя-Мешок только сейчас шумно вздохнул: он больше всего боялся, что Берг обратится к нему. Рыхлый его подбородок подергивался, по лбу текли струйки пота, он судорожно вцепился в пухлые колени сосисочными пальцами.
– Круто тут у вас принимают, – сказал Свиридов. – А что они вообще тебя остановили?
– Номер знакомый, – кратко ответила Юля. – А вообще, скажу тебе, мало будешь знать – лучше будешь спать. Докину вас до центра, там и разойдемся. Хотя ребята вы, конечно, забавные, но только – не по пути.
– Как знать, – сказал Свиридов. – Может, еще и встретимся.
«Хендэй Соната» остановилась на площади перед большим, с лепным фасадом зданием. Юля первой вышла из машины, потом вывалился Петя-Мешок, а затем последовали Фокин со Свиридовым. Свиридов начал что-то длинно, витиевато и муторно говорить Юле, прекрасно сознавая, что весь этот бред не нужен, что она его не слушает… она действительно не слушала. Фокина же вообще подташнивало. Петя-Мешок боязливо топтался на месте и шмыгал носом. Все они, разумеется, не могли видеть, как из окна третьего этажа из-за отодвинутой полоски жалюзи за ними наблюдают острые, напряжен