но поблескивающие глаза Вадима Орехова, шефа охранного бюро «Гром»…
– Ну, Юля, всего наилучшего! – сказал Свиридов, пытаясь галантно поцеловать руку молодой женщины, но та со смехом вывернулась, оставив Владимира стоять в глупейшей позе: чуть наклонившись, с приоткрытым ртом и выставив правую ногу вперед, как будто он хотел припасть на одно колено. Юля пошла по площади по направлению к зданию, где находился офис охранного агентства «Гром». За ней, по-терминаторски приволакивая одну ногу, плелся Петя-Мешок. У самого входа Юля обернулась и махнула Свиридову и Фокину рукой: дескать, пока, путешественники…
Свиридов услышал звук захлопывающейся за Юлей и ее рыхлым спутником двери и почему-то засмеялся: время было потеряно так глупо и так нелепо, но теперь это почему-то казалось Владу интригующим. Да – а ведь еще вчера ночью он должен был отзвониться Китобою, что прибыл на место. А не отзвонился.
Свиридов окинул взглядом свою измурзанную рубашку, измочаленного, бледно-зеленого и покачивающегося с перепою Фокина и сказал:
– Да, наверно, у этого Берга действительно были основания обозвать нас чмом. Мы примерно так и выглядим.
Юля и Петя-Мешок вошли в кабинет Орехова, когда тот, наклонившись над столом, вцепился взглядом в сейф, стоявший в углу. Полковник Калитин только что уехал, и Орехов был один. Он произнес, не разжимая зубов:
– Присаживайтесь. Ну что, Петр, как твое драгоценное здоровье, а?
– Это… того… хорошо.
– А по мне, так не очень. Подавленно выглядишь, – мудро заметил Вадим. – И что же тебя потянуло из Владивостока, дорогой? Ты же прекрасно знаешь, что нам без тебя не обойтись. Знаешь?
– Я же не хотел ничего, чтобы было… как… – начал было тот, но Орехов не дал ему развить эту, без сомнения, плодотворную мысль:
– Я не знаю, чего ты там не хотел, Петр, но ты, кажется, получил совершенно четкие от меня указания никуда не отлучаться без моего ведома. Получал? – Петя слабо кивнул. – Ну вот. А что же теперь этот лепет? Кажется, ты заключил договор, по которому получаешь круглую сумму, которая ни в какое сравнение не идет с жалкими твоими зарплатами в этом твоем театре и потом, когда ты работал билетером, что ли, в галантерее.
– В филармонии, – глухо поправил тот.
– Да какая разница – галантерея, филармония, фисгармония! Важно только то, что у нас есть конкретный договор, по которому ты обязан делать то-то и то-то, и тем не менее ты позволил себе нарушить его! При этом деньги ты получаешь стабильно. Ты, кажется, так мечтал о деньгах, они у тебя теперь есть в практически неограниченном для твоих прежних запросов количестве.
Петя шмыгнул носом, потом тоскливо забормотал что-то неразборчивое. Орехов повысил голос:
– Ну, внятнее! Что ты там хочешь сказать?
Петя перевел глаза на Юлю – та сидела с каменным лицом. Толстяк шумно вздохнул и выговорил:
– Ну, деньги… а что деньги? Что мне деньги? Да, я получаю их, не спорю. Много… может, не так уж и много, но вы правы, Вадим Дмитриевич, когда говорили, что с моей прежней зарплатой это ни в какое сравнение не идет. Но вот только я не могу их использовать, эти деньги. Если бы зарплату выдавали Робинзону Крузо на необитаемом острове, смог бы он использовать ее, эту зарплату? Хоть миллион долларов, но для него они, эти банкноты, были бы лишь мертвой бумагой – «In God we trust». Вот он и верил бы, что рано или поздно выйдет на вольный воздух, чтобы эти деньги использовать. Так и мне приходится ждать, что когда-нибудь и я стану вольным человеком, срок договора истечет и я смогу наконец использовать свои деньги. Только чем дальше, тем больше я понимаю, что, верно, мои деньги так и зависнут на счетах, останутся для меня лишь грудой бессмысленных нулей. Вот так. И Саша говорила… – Петя, хватив слюнявым ртом прохладный кондиционированный воздух кабинета, умолк. Вадим Орехов некоторое время молчал, потом поднялся из кресла, его массивная фигура загородила оконный проем.
– Кругло вещаешь, Петр. Как говорили отдельные мои знакомые, которые век воли не видали: кучеряво лепишь горбатого. Ладно. Ты свое сказал. А теперь вот что я тебе скажу. Это хорошо, что тебя Юля выхватила с этого твоего пикничка. Иначе могли возникнуть непредвиденные осложнения. Вплоть до того, что твое отсутствие обнаружили бы НЕ МЫ. Сам понимаешь, в этом случае солоно пришлось бы всем. И тебе, и нам. И мало бы кто уцелел.
Под горящим взглядом Орехова Петя съежился и поник. Он рыхло отвалился на спинку узкого кожаного дивана и, отдуваясь, закинул ногу на ногу. Ноги дрожали. Впрочем, все тело Пети прошивала крупная, почти ритмическая судорожная дрожь.
– Не грузи его, Вадим, – вмешалась Юля. – У него и так нервный день.
– Нервный… кой черррт – нервный! Тут понервничаешь, пожалуй. И с чем наш Петр выбрался на пикник? Со своей старой актерской братией? Баблом зафишить решил, что ли… поди, на всех водки и пива с мясом купил?
– Купил…
– Ну вот видишь, как тебя легко просчитывать, – сказал Вадим Орехов. – Даже в таких мелочах. В общем, так, Петр: еще раз повторишь подобный рейд, поплатишься. Жестоко поплатишься. Ты у нас не Блюхер, чтобы по Дальнему Востоку колесить. – Орехов подошел к сейфу, на который он так пристально смотрел несколько минут назад, когда в кабинет входили Юля и Мешок. Орехов открыл дверцу сейфа и вынул оттуда вещь, напоминающую черный дутый браслет, но, верно, несколько более массивную, чем дешевая бижутерийная побрякушка. Вадим взвесил его на ладони и поманил к себе Петю-Мешка:
– Подойди.
– А что… а что такое? – выговорил тот. – Вадим Дмитриевич, а что это…
– Подойди, не разговаривай!! – рявкнул на него шеф охранного бюро.
Петя на негнущихся ногах пошел к Орехову, тот буквально притягивал его к себе холодными немигающими глазами, а Юля, выхватив выражение этих глаз, вспомнила, что давным-давно, верно, сотню лет тому назад, и на нее Вадим смотрел точно так же, как сейчас на Петю. В горле комком зашевелился неосознанный страх, и Юля постаралась поскорее проглотить его.
Последние три шага дались грузному, обильно пропотевшему Пете особенно тяжело: тук…
– Да ближе подойди, не обожжешься!..
…тук…
– Еще ближе, что мне тебя, на каждом шагу выкликивать, что ли?
…тук.
– Руку протяни! Левую. Да не та левая! А впрочем, давай и правую.
И Орехов защелкнул вокруг запястья Пети черный браслет, на котором пульсировала красная точка датчика.
– Это… что?
– Это, Петя, – за Орехова ответила Юля, – поисковый маячок. Он поможет отследить твое местонахождение практически в любой точке в радиусе до ста километров от места приема, и…
– И?..
– Нейтрализовать, если что.
– Нейтра…
– В браслет вмонтирован небольшой заряд пластиковой взрывчатки, – угрюмо произнес Орехов. – Последний писк науки и техники, как говорится. Я не хотел прибегать к этой мере, но ты сам вынудил. Заряд действительно небольшой, но тебе, если что, мало не покажется. Не надо делать серого лица. Это не страшно. Сам понимаешь, что я больше всех заинтересован в том, чтобы ты здравствовал. И ты умрешь только в том случае, если я буду обречен. Вот таковы реалии. Ты сам выбрал эту роль, Петр Валентинович. Китаец, кажется, объяснял тебе, на что ты можешь пойти в случае своего согласия. Объяснял, если мне не изменяет память, в самой доступной форме.
– Да… – пробормотал тот.
Юлю Орехов придержал в кабинете. Она ожидала, что наедине он исполнит обычный свой ритуал общения – половой акт в трех-четырех позах. Юля называла это секс-минутками. Но, против ожидания, Орехов не стал укладывать ее на диван, а просто сказал:
– Вот что. Кто те двое, которые с тобой были?
– А ты в окно углядел, что ли?
– В этом кабинете вопросы задаю я, – резко, по-следовательски отозвался Вадим. – Кто те двое – парень в грязной рубахе и второй, бородатый амбал? Кто они?
– А, эти, Вадим – это так… шуты гороховые, – улыбнувшись, ответила Юля. – Они из Хабаровска ехали, машину купили и ехали на ней во Владивосток. А машина была гнилая, крякнула, не доезжая до Карманова даже. Не говоря уж об Уссурийске.
– В Карманово? – переспросил Вадим. – Они в Карманове ошивались, что ли? Это ты нарочно? Ты их там подцепила, что ли?
– Почему подцепила? Они сами попросили подкинуть. До Владивостока. Они там, под Кармановом, в переделку попали, мне их жалко даже стало. Попали, как лохи. Хотя они и есть лохи. Веселые, конечно. Там этот бородатый целую комедию разыграл. У него беляк начался. А менты кармановские его повязали да и запихали вместе с тем парнем, что в грязной рубашке, в «клоповник». Их только то спасло, что менты перепились все.
– Ладно, – сказал Орехов. – Твое счастье, что Петю обратно привезла. А то, сдается мне, что ты знала, куда он линяет. Заодно были.
– Все под контролем, Вадим, – широко улыбаясь, ответила Юля. – Все под контролем. Я же привезла его обратно, правильно?
И она, изящно сделав ручкой, вышла из кабинета. Орехов проворчал:
– Ну… дождешься ты у меня…
После ухода Пети-Мешка и Юли Вадим Орехов решил передохнуть: вызвал охрану, машину и поехал в клуб поиграть в кегельбан. Это его не расслабило: как назойливое насекомое, не подверженное воздействию никаких инсектицидных средств, крутилась неотвязная мысль, зудела, пищала, долбилась у виска: киллер, киллер, киллер. Сами нажили себе геморрой. Хотя лучше поздно, чем никогда. Если Кайдан с воровской командой почует, чем пахнет в хозяйстве Боцмана, откуда дует ветер, к чему все эти расстрелы и убийства ряда лидеров «дальних», то – все. Не спасет даже мощная силовая структура «Грома», которая представляла собой не что иное, как разведку и контрразведку могучей ОПГ «Дальние», руководимой вором в законе Боцманом. Боцман мертв. От его имени продолжают править, но Боцман мертв, и если узнают, что он мертв, то – все.
Орехов прекрасно помнил, как его вызвал к себе Китаец и сказал: