Сид помог мне разработать простую статистическую модель — она позволяла проводить сравнения и выстраивать закономерности. Я обратила внимание на одну вещь: лишь несколько клиенток пробовали всех парней по очереди, другие снова и снова выбирали одного и того же. По моим понятиям, тем самым они проявляли «верность». Это было приятно. Не знаю, в чем была подоплека — женщины не хотели обидеть своего избранника или боялись прослыть распутными, перепробовав слишком много партнеров («партнер» тут, пожалуй, не совсем удачное слово).
Одной из постоянных клиенток была Джинна, бухгалтерша из «Старого молочника». До сих пор мы разве что кивали друг дружке. Она приходила каждую неделю, и я всегда следила за тем, чтобы в ее комнате было несколько лишних простыней. Она выпадала из статистической закономерности — у нее не было устоявшихся предпочтений, она предпочитала новизну.
Все данные, выбивавшиеся из общей статистики, я заносила в отдельный блокнот. Я как раз писала, когда доктор Глэдис Бигз, старший преподаватель социологии и «спелая вишня», отправилась с Тимом наверх на «стандартный сеанс» (пятьдесят минут). Я могла и не проверять, с кем она ушла, — Тим всегда шагал тяжелее всех остальных. Он никогда ничего у меня не просил, собственно, и не говорил со мной, разве что односложно здоровался и прощался. Тем не менее клиентки у него не переводились. Он был здоровенный, как каланча; видимо, наших дам вдохновляли его размеры.
Они отсутствовали с четверть часа — а потом Тим вдруг с грохотом спустился по лестнице. Он не выглядел взволнованным — такого выражения лица просто не было в его ассортименте, — но был необут, с расстегнутым ремнем. Он ворвался в кухню, где я пыталась сгруппировать данные новым способом, чтобы составить прогнозы, и сообщил, что профессор Бигз отказывается пользоваться презервативом, а еще задрала ноги на стену и у него от этого «мурашки».
По мне поползли мурашки похлеще, потому что я-то знала: это идеальная поза для зачатия. Я взбежала наверх и распахнула двери пятого номера. Ну да, вот и профессор Бигз в классической позе для удержания спермы. Я увидела те части ее тела, которых предпочла бы никогда не видеть.
— Прошу вас, встаньте, — сказала я, подчеркнуто глядя на плинтус. — Сюда сейчас явится ваша завкафедрой. (По счастью, я знала от своих сотрудников, что в данный момент обязанности завкафедрой социологии исполняет дама.) — Я прикрыла дверь и осталась снаружи ждать, пока она оденется.
— Доктор Бигз, — сказала я, — мы будем рады видеть вас снова, но у нас положено, для всеобщей безопасности, пользоваться презервативом.
Она что-то проворчала, скатилась с лестницы, натянула куртку и выскочила вон. Я видела в окно верхнего этажа, как она рванула с места на своей «тойоте» — чтобы смыться, прежде чем покажется «тойота» ее начальницы.
Я немного постояла в верхнем коридоре, прислушиваясь. За дверями второго номера раздавались тихие стоны — а возможно, негромкий плач. Я скинула босоножки и пошла на цыпочках по коридору. За другой дверью довольно громко звучал женский голос, ему вторил тихий мужской бас. Слов я не разобрала, но они явно что-то горячо обсуждали. Из самой крайней комнаты донеслось хихиканье, потом звук шлепка, снова хихиканье. Я застыла посреди коридора, гордясь собой. Дела шли.
Надела босоножки и вернулась в кухню-кабинет за хлебом и маслом. Я уже давно сообразила, что для пользы дела во второй половине дня сотрудников нужно покормить. И настроение у них ровнее, и не будет столько разговоров о пицце и пиве.
Когда клиентки разъехались и все парни собрались в гостиной, я прочла им лекцию о том, как нужно отстаивать свои интересы и заниматься только безопасным сексом. Я много раз репетировала эту речь, чтобы в нужный момент произнести ее перед сыном и дочерью (причем, если можно, еще очень, очень нескоро!). Я видела, что парни все это слышали и раньше и едва поднимали глаза от еды.
Самодельного масла они еще никогда не пробовали. После четвертого ломтя хлеба Тим объявил, что оно «ничего».
Когда-нибудь он, наверное, заведет детей, но я очень надеялась, что торопить его не станут.
Когда они уехали, я внесла в таблицу последние данные, разбила кочергой головешки и села у огня. Мне захотелось рассказать кому-нибудь про свой рабочий день. Я позвонила Марджи.
— Барб, привет! — Голос ее звучал бодро.
— Как у тебя день прошел?
Если мне чего и не хватало в смысле семейной жизни, так вот этого вопроса. То есть не в смысле моей семейной жизни, а в смысле правильной семейной жизни.
— Неплохо. Продолжаю наживать капиталы на рынке любовных фантазий.
Я, собственно, занималась примерно тем же. Потрескивало пламя.
— А ты где? — спросила Марджи.
— Знаешь, именно об этом я и хотела тебе рассказать, если у тебя есть минутка.
— Ну конечно. Только я буду одновременно кормить котов. Они точно знают, когда на часах стукнет пять.
До меня долетел вой электрического консервного ножа.
— Я открыла свое дело, такой спа-салон для женщин. — Я пошуровала кочергой в камине, угли разгорелись, потом угасли.
— В охотничьем домике? Я об этом слышала, но не знала, что это твоя затея.
— От кого слышала? Вернее, что слышала?
— Барб, мы живем в маленьком городке, тут всего три педикюрши. Женщины не держат хорошие новости при себе.
— Так ты слышала хорошие отзывы?
— Прекрасные отзывы. Эротичные отзывы. А мужчинам никто ничего не говорит.
— Очень хорошо.
— Хорошо? Ты что, сдурела? Скажут — так тебе каюк. Ты и правда думаешь, что тебе все это сойдет с рук?
Я слышала, как коты выпрашивают добавки.
Я попыталась объяснить Марджи, как додумалась до идеи дома свиданий, почему в Онкведо он необходим. Она прервала:
— Барб, я уж лучше не буду следить за всеми извивами твоей мысли. Главное — чтобы тебя не застукали. Пока женщины крепко держат языки за зубами, но сколько это продлится — не знаю. Разбейся в лепешку, но всем угождай. — Тут она, конечно, была права. — Ну и как идут дела?
— Отлично. Каждый вторник и четверг мы забиты под завязку. Почти все забронировано на месяц вперед, трудимся в полную силу.
— А что с накладными расходами?
— Невелики.
— И как оно на деле? Нет, не говори; ты же понятия не имеешь.
Уж Марджи-то все знает.
— Стараюсь, чтобы все было профессионально.
Марджи фыркнула:
— Ты моя самая безбашенная подруга.
— А ты моя подруга-всезнайка.
Я не стала уточнять, что она — моя единственная подруга. Полагаю, она и так это подозревала.
— Жизнь на этом не построишь, Барб. Продумай путь отступления.
Я затушила огонь и поехала домой.
Лимонад
В субботу, за много часов до предполагаемого визита Грега Холдера, я устроила в доме Набокова уборку. Включила пылесос, хотя думать об отсосах и засосах мне сейчас совсем не хотелось. Для меня уборка — хороший способ справиться с разгулявшимися нервами. Расставила вещи по местам. Скучное занятие, но все лучше, чем браниться с собакой. Тем более что собаку увезли.
Меня волновал предстоящий приезд Грега Холдера — и что будет потом. Я так и не поняла, зачем его поцеловала. Вспомнила, что на прежней работе как-то прочла в журнале «Современная психология» (страница двадцать семь), что в некоторых женщинах может совершенно внезапно просыпаться тяга к разврату. История почти как с волками-оборотнями: возникли подходящие условия — например, полнолуние — и оно ни с того ни с сего проявилось. Я размышляла об этом, собирая пылесосом с плинтусов невидимую пыль.
«Современная психология» приводила в пример некую женщину двадцати шести лет, которая впервые в жизни пошла на свидание. Они остановили машину неподалеку от маяка, и, попав в луч света, женщина внезапно вскочила своему спутнику на колени. Он перепугался, и второго свидания не было.
Я поцеловала Грега, хотя вовсе не собиралась этого делать. Как там обстояли дела с освещением, я не помню; помню, что он стоял совсем рядом, чуть приоткрыв рот, и моя мысль — если у меня вообще была какая-то мысль — сводилась к тому, что вот так вот и нужно заканчивать свидания. И я закончила. Это, конечно, не то же самое, что расстегнуть ему молнию на штанах… и все же я сама себе поражалась.
Я бросила пылесосить и без того чистый дом и пошла примерять свитера. Нашла подходящий, голубой, пушистый, — я совсем о нем забыла, — а к нему, разумеется, джинсы. Эта комбинация отвечала по крайней мере одному правилу сексуального наряда — другие я просто не вспомнила: «сверху — мягко, снизу — жестко».
Потом я опустошила все мусорные корзины и сбрызнула их лисолом. Запах лисола побуждает людей вести себя аккуратно. Это я тоже помнила со старой работы. Едва учуяв его, люди начинают испытывать потребность убрать за собой. Противоположность ему — запах пачулей, который заставляет разбрасывать свои вещи где попало. Вот ведь как — делаю уборку, как все женщины из Онкведо; похоже, я постепенно превращаюсь в зачуханную местную жительницу.
В дверь позвонили, на пороге стоял Грег Холдер, неотразимо красивый, — можно подумать, он утром встал с постели в полной красоте, да таким на весь день и остался. Мне нужно было воздержаться от покушений на его молнию, поэтому я включила весь свет и пошла на кухню приготовить закуску — сыр, крекеры, лимонад — и поставить все это на медный поднос.
Пока я щелкала выключателями, проливала, роняла и пыталась взять себя в руки, он окликнул меня из гостиной:
— Ты что, читаешь «Зрелую любовь»?
Я вошла с подносом и обнаружила, что он держит в руке мой самодельный любовный роман для лиц пожилого возраста.
— Какие-то эротические фантазии для недоумков, — заключил он. Увидел, что я остолбенела с подносом в руках. — Прости, — добавил он, сметая книги со стола, чтобы я могла поставить поднос. — Я хотел сказать, для людей с задержками умственного развития.
Повисла неловкая пауза — он изучал выражение моего зардевшегося лица.