Я подал знак остальным, и они, допив виски, двинулись к выходу. Эдди вытирал рукав носовым платком.
— Подождите меня снаружи, — сказал я. — Я выйду через минуту.
После их ухода я хотел заговорить с Дорин, но она побежала в буфетную. С ногами запрыгнув в кресло Фрэнка, она прижала кулачок ко рту и заплакала.
— Послушай, — сказал я, — я на твоем месте пошел бы поспал.
Она никак не отреагировала на мои слова.
— Мне нужно выйти на час, — сказал я. — Я скоро вернусь.
Тишина.
Я смотрел на нее минуту или две, потом вышел и закрыл за собой дверь.
Они стояли на тротуаре возле калитки. Эдди продолжал вытирать свой рукав. Когда я вышел, оба посмотрели на меня.
— Очень извиняюсь, — сказал я. — Она тяжело восприняла все это.
— О господи, — воскликнул Кейт, — да не беспокойтесь вы. Ведь она ужасно расстроена, да?
— Да, — сказал Эдди, — бедняжка.
Я вынул из бумажника фунт.
— Вот, — сказал я, — на чистку.
— О нет, мистер Картер, — возразил Эдди. — Я не могу.
Но я знал, что может, и в конце концов он взял деньги.
— Ладно, — сказал я, — давайте где-нибудь выпьем.
Эдди посмотрел на часы.
— Не получится, — сказал он. — Мне нужно быть на работе через двадцать минут.
— А вы? — обратился я к Кейту.
— Я в ажуре. Свободен до шести.
— Я как раз освобожусь к этому часу, — сказал Эдди. В его голосе слышалось сожаление. Ему очень не хотелось отказываться от дармовой выпивки.
Мы с ним пожали друг другу руки.
— Спасибо, что пришли, — сказал я. — Ценю ваше внимание.
В нем снова пробудились эмоции.
— Это самое меньшее, что я мог сделать, — сказал он. — Фрэнк был отличным парнем. Одним из лучших.
— Да, — кивнул я.
Мы постояли еще минуту.
— Так-то вот, — проговорил Эдди.
Он еще раз пожал мне руку и по диагонали перешел дорогу, направляясь в конец улицы. Руки он держал в карманах, полы его незастегнутого плаща развевались на ветру.
— Пошли, — позвал я Кейта.
Мы пошли по улице в противоположную сторону. Угол Джексон-стрит и Парк-стрит, улицы, что вела к Хай-стрит, находился в двадцати ярдах от огороженного пустыря. Кейт машинально завернул за угол, но, увидев, что я продолжаю идти прямо, поспешил за мной.
Я остановился у изгороди и посмотрел туда, где раньше была канава. Двое рабочих тащили к цеху упаковочный ящик. В здании жужжал токарный станок.
Кейт встал позади меня.
— Что там? — спросил он.
— Ничего, — ответил я. — Просто смотрю.
По дороге в «Сесил» я решил позвонить. Кейт ждал меня у будки, привалившись спиной к стене почты. Наконец взяли трубку, и я услышал голос Одри:
— Здравствуйте, говорит Одри Флетчер.
Это означало, что Джеральд дома.
— Я перезвоню, — сказал я. — Скажи Джеральду, что ошиблись номером.
— Извините, думаю, вы ошиблись номером.
— У тебя отличные сисечки, — сказал я.
— Все в порядке, — сказала она и повесила трубку.
Мы добрались до «Сесила».
Я хорошо помнил это заведение, хотя прошло около двенадцати лет с тех нор, как я был там в последний раз.
В юности, когда я начал ходить по пабам, мне советовали держаться подальше от «Сесила», говорили, что не надо туда даже заглядывать, что это непристойное место, особенно по субботам, что это — худшее заведение в городе. Кто-то однажды пошутил, что хозяевам «Сесила» следовало бы повесить на двери объявление: «Песни — до десяти, драки — до одиннадцати». Я же начал появляться там сразу после того, как мне было разрешено сидеть у барной стойки. Впервые я пошел туда в пятницу. Все вроде бы было в порядке, никто ни к кому не привязывался. Я вышел в туалет, а когда вернулся, то обнаружил, что столы уже сдвинуты и освобождена довольно большая площадка перед стойкой. Все стояли в полной тишине, некоторые даже взобрались на стулья. На освободившейся площадке стояли восемь мужчин. У одних в руке были разбитые бутылки, у других — стаканы. Они стояли лицом к стойке, на которой замерли с десяток барменов, вооруженных палками.
Главный бар был очень большим — с тех пор я не бывал в более крупных барах. Если зайти через двойную дверь с Хай-стрит, то видишь сотни круглых столиков, диагональными рядами идущие из конца в конец огромного помещения, туда, где чуть ли не в сотне ярдов от входа находится сцена, длинная низкая платформа с полным набором ударных инструментов, пианино и электроорганом «Хаммонд». Всю левую от входа стену занимает барная стойка с восемью двойными кранами. Стойка упирается в сцену — такая она длинная.
Между столиками и сценой лежит узкий ковер шириной двенадцать футов. Ковер постелен и под табуретами у стойки, а также по обе стороны от двери, где тоже стоят столики, по пять с каждой стороны. Они предназначены для обедающих, поэтому основная масса столов остается чистой к тому моменту, когда начинается вечернее представление с певцами, комиками, стриптизом и драками.
Мы с Кейтом прошли к стойке, за которой работали три бармена. Мы оказались единственными клиентами.
Ближайший к нам бармен двинулся в нашу сторону. Он посмотрел на Кейта и кивнул.
— Привет, Кейт, — сказал он.
— Привет, — ответил тот.
Я вытащил бумажник.
— Слушаю вас, сэр, — встрепенулся бармен.
— Давай на «ты», Кейт. Что будешь пить? — спросил я.
— Пинту темного, пожалуйста, — ответил он.
— Две пинты и два больших виски, — сказал я. — Лучше «Беллз», если у вас есть.
— Сию минуту, сэр, — отчеканил бармен и направился к ближайшему крану.
— Большое спасибо, — поблагодарил Кейт.
— Он знает, где ты сегодня был? — спросил я, кивая на бармена.
— Да.
— Тогда почему же он сам не пришел?
— Он здесь работает всего неделю. Виделся с Фрэнком раза два, не больше.
— А другие?
Кейт пожал плечами.
— Не знаю. Кто-то говорил, что постарается прийти. Видимо, времени не было, или работа задержала.
Почему-то на его лице появилось смущенное выражение.
— Значит, Фрэнк был не так уж популярен, — заключил я.
— Я бы так не сказал. Просто он никому не навязывался. Ну ты понимаешь.
— Чем же он заслужил такую безграничную любовь окружающих?
Кейт опять пожал плечами и нахмурился. Подошел бармен с напитками.
— Что пожелаете к виски, сэр? — спросил он.
— Имбирный эль, — ответил я. — Сколько с меня?
— Пятнадцать шиллингов и пять пенсов, сэр.
— Выпейте с нами.
— О, благодарю, вы очень добры, сэр. Если позволите, я выпью «Макисон».
Он принял деньги, мы взяли стаканы и перебрались от стойки за ближайший к двери столик. Я сразу выпил виски и пригубил пиво. Кейт угостил меня сигаретой, и мы закурили. За окном проносились машины. Время от времени ветер яростно набрасывался на входную дверь, заставляя ее дребезжать.
— Кейт, — сказал я, — насколько вы с Фрэнком были дружны?
Он задумчиво вытянул вперед верхнюю губу.
— Ну, знаешь ли, я уже говорил: мы вместе работали. Познакомились год назад. Когда я устроился на работу.
— Да, — сказал я, — помню. Но насколько хорошо ты его знал?
Он опять нахмурился.
— Ну, мы часто разговаривали, когда наступало затишье, о футболе, об общем положении дел в мире. В общем, обо всем в этом роде.
— Ты заходил к нему домой после работы?
— Нет, мы общались только в рабочее время.
— И никогда не встречались в пабе, чтобы выпить по стаканчику?
— Нет. Ничего такого. Однажды я столкнулся с ним в «Короне», и мы вместе пропустили пару порций, но эта встреча была случайной.
— А с кем он был?
— Со своей подружкой, Маргарет.
— Он когда-нибудь рассказывал тебе о ней?
— Нет.
— Тогда откуда тебе известно, кто она?
Он озадаченно посмотрел на меня.
— Да ее все знают. Тем более в пабах.
Я сделал глоток.
— Я бы назвал ее шлюхой, — сказал я. — А ты что думаешь?
И опять в его глазах появилось озадаченное выражение.
— Ну, не знаю.
— Да ладно, — махнул я рукой.
— Гм, да, я бы тоже.
— И всем известно, что она шлюха, верно?
— Очевидно.
— Тебе это известно, — сказал я. — А Фрэнк знал?
Он отпил пива.
— Не знаю.
— А ты не посчитал нужным предупредить его?
— Разве такое было возможно, а? Как бы то ни было, он наверняка знал. Вообще-то она не отличалась особой скромностью.
— Понятно, — сказал я. — Понятно.
Я глотнул пива.
— Фрэнк когда-нибудь рассказывал тебе о своей подружке?
— Нет.
— А ты знал, что у него есть подружка?
— Ну догадывался. Из-за девочки.
— Значит, ты знаком с Дорин?
— Сегодня я увидел ее впервые.
— Фрэнк рассказывал тебе о ней?
— Да.
— И что же?
— Ну, он рассказывал, что делал для нее. Обустроил спальню. Поклеил новые обои, потому что ей хотелось что-нибудь более яркое. Все в таком роде. Ему нравилось рассказывать о ней.
— Она, черт побери, была для него всем, — сказал я. Кейт промолчал. — Его жена — Фрэнка, я имею в виду, — она была из тех женщин, которых можно увидеть на торговой улице с фирменным пакетом в руке, шарфиком вокруг шеи, очками на носу и сигаретой в зубах. Она была простой, как веник. И выглядела так, причем еще до свадьбы. Всем своим видом она давала понять, что даст Фрэнку только один раз, в первую брачную ночь, и что на большее ему рассчитывать нечего. Насколько я помню, она не снимала очки, хотя они нужны ей были только для чтения. Однако Фрэнк все же женился на ней. — Кейт внимательно смотрел на меня. — И знаешь, что произошло? В соседний дом въехали какие-то темнокожие. Пакистанцы. Однажды Фрэнк на работе поранил руку и вынужден был идти в больницу. Ему наложили швы, и он пошел домой. А ее дома не оказалось. Он пошел искать ее на улицу. Но и там ее не оказалось. Он возвращался домой, когда увидел, как она выходит из дома пакистанцев. Сначала он ничего не понял. Она заметила его и побежала прочь, и тогда он все понял. Он отловил ее, притащил домой и избил до полусмерти. Через несколько дней пакистанцы съехали, перебрались то ли в Лидс, то ли куда-то еще. И она уехала с ними. Это случилось, когда Дорин было семь.