[250], а после разгрома в «Литературной газете»[251] примкнувший к уфологии и пишущий статьи о способности НЛО замедлять время[252].
Советская жизнь эпохи застоя организована как анфилада «вненаходимых» для власти пространств, и имя Зигеля довольно громко звучит в этих пространствах; ему симпатизируют знаменитый писатель Леонид Леонов (среди прочего покровитель и теневой идеолог газеты «Социалистическая индустрия», охотно печатающей статьи о парапсихологии), кандидат биологических наук, последователь Чижевского и Вернадского Александр Пресман, интересующийся влиянием микроволнового излучения НЛО на людей, и генерал-майор авиации, председатель редколлегии журнала «Зарубежная радиоэлектроника» Георгий Угер. Старинный товарищ Зигеля, поэт Давид Самойлов, вдохновившись темой НЛО, сочиняет поэму о похищении инопланетянами императора Александра I («А неопознанный предмет / Летел себе среди комет»[253]). В Московском авиационном институте (МАИ), где работает Зигель, его собеседником является крупный специалист по ракетным двигателям Валерий Бурдаков, разрабатывающий теоретические модели «дисколетов» и «ракет будущего»[254]; кроме того, стойкий (хотя и не афишируемый) интерес проявляют к проблеме НЛО ректор МАИ, академик Иван Образцов, и академик Борис Петров (коллега Королёва по созданию ракеты Р-7)[255].
Несмотря на негласные запреты, новости об НЛО иногда проникают на страницы советской прессы; в 1973 году «Известия» пишут о летающих тарелках над Турином[256], в 1976 году ТАСС перепечатывает сообщение иранской прессы об НЛО возле Тегерана[257]. Зигель в полуофициальном порядке комментирует подобные случаи для руководства МАИ и продолжает настаивать на необходимости организации специальных работ по изучению НЛО. Основным аргументом является военный: НЛО могут быть приняты за баллистические ракеты (и значит, невнимание к уфологии угрожает главному внешнеполитическому достижению самого Брежнева – процессу разрядки напряженности между СССР и США). В 1974 году Зигель направляет президенту АН СССР Мстиславу Келдышу записку с просьбой организовать изучение НЛО в СССР, чуть позже пишет в Комитет по науке и технике Совета министров СССР; везде отвечают отказом, но к 1975 году Зигелю удается добиться успеха в МАИ – ему открывают госбюджетную тему по исследованию неопознанных летающих объектов[258].
Одной из главных проблем советской уфологии остается преодоление официальной точки зрения, заключающейся в том, что любые наблюдения НЛО полностью объясняются либо атмосферными явлениями, либо авиакосмической деятельностью людей. В том числе поэтому среди нового поколения советских уфологов довольно много теоретиков палеовизита – чтобы опровергнуть известный тезис Дональда Мензела («Первой настоящей летающей тарелкой был знаменитый спутник, запущенный советскими учеными 4 октября 1957 года»[259]), необходимо и достаточно показать, что НЛО видели и до начала космической эры. В 1970 году Юрий Росциус публикует в журнале «Знание – сила» статью об огненном шаре, наблюдавшемся над Робозером в 1663 году, и делает вывод о его искусственном происхождении[260]. В 1974 году в «Технике – молодежи» Владимир Рубцов разбирает отрывки из «Махабхараты», посвященные божественному оружию – «астравидье», и фантазирует о древних контактах «между Землей и другими населенными мирами, в результате чего на нашу планету могли попада́ть образцы инопланетной техники»[261]. С этого же года теорией палеовизита увлекается и известный китаист, доктор филологических наук Игорь Лисевич, разыскивающий свидетельства прилета инопланетян на Землю в китайских мифах о «сыне неба» Хуан-ди[262]. Эти публикации, впрочем, никак не меняют положения уфологии, остающейся камерным и маргинальным занятием.
Подобная же тенденция к камерности становится в это время характерной и для работ по программе CETI; широкая публика интересуется вопросами установления связи с внеземными цивилизациями все меньше и меньше, хотя деятельность самих ученых весьма насыщена и активна. В 1971 году в Бюракане проходит первая советско-американская конференция по CETI, куда приезжают Карл Саган, Филипп Моррисон и Фрэнк Дрейк. На конференции обсуждают формулу Дрейка, позволяющую оценивать количество обитаемых планет в Галактике[263], результаты работы Троицкого по поиску радиосигналов от одиннадцати ближайших звезд[264], гипотезу Дайсона о существовании жизни на кометах[265], идею Коккони о возможности развития цивилизаций на уровне элементарных частиц[266] и мысли Кардашева о полете космического корабля внутрь «черной дыры»[267]. В первой половине семидесятых годов советские ученые разворачивают программы по поиску импульсных радиосигналов (которые могли бы быть позывными внеземной цивилизации): наблюдения ведутся группами Троицкого и Кардашева на Памире, Кавказе, Камчатке, в Крыму, а также с корабля «Академик Курчатов» и с автоматической межпланетной станции «Марс-7»[268]; тогда же в Специальной астрофизической обсерватории АН СССР в Карачаево-Черкесии начинается поиск оптических сигналов от внеземных цивилизаций, возглавляемый астрофизиком Викторием Шварцманом[269]. Кроме того, в сообществах CETI возобновляются споры о вероятности существования межпланетного зонда, присланного внеземной цивилизацией в Солнечную систему. Эта идея была выдвинута еще в 1960 году американским астрофизиком Рональдом Брейсвеллом для объяснения загадочного явления long delayed echoes (LDE) – принимаемого с задержкой от трех до тридцати секунд радиоэха от посланных на Земле сигналов. Брейсвелл считал, что эхо создает зонд, сообщающий таким образом о своем нахождении на орбите[270]. В 1973 году астроном Дункан Лунан строит зависимость задержки радиоэха от его порядкового номера – и получает изображение, похожее на созвездие Волопаса, каким оно выглядело 13 тысяч лет назад[271]. Работа Лунана широко обсуждается советскими астрофизиками – о ней высказываются Юрий Ефремов[272], Леонид Ксанфомалити[273] и Лев Гиндилис[274]. Казанцев описывает искусственный зонд в «Фаэтах» (и даже дает ему имя – «Черный принц»)[275], Юрий Росциус ссылается на гипотезу Брейсвелла в своей статье о «робозерском диве»[276], а Феликс Зигель приходит к выводу, что именно инопланетный зонд был тем НЛО, который совершил маневр над Тунгуской[277].
Благодаря дискуссиям о зонде происходит определенное сближение советских уфологов с исследователями проблемы CETI. Весной 1974 года Зигель выступает в Секции «Поиски сигналов от внеземных цивилизаций», и ему удается произвести благоприятное впечатление на Троицкого и Кардашева[278]; Секция полагает, что в ближайшие годы «особое внимание следует уделить возможности обнаружения зондов внеземных цивилизаций, находящихся в Солнечной системе или даже на орбите вокруг Земли»[279], а значит, уфологи с их «пристальным изучением неба» могут оказаться полезны. Знаком такого сближения станет приглашение в 1975 году на Зеленчукскую школу-семинар по проблеме CETI Игоря Лисевича, который, опираясь на чтение древнекитайских источников и на анализ LDE, проведенный болгарским астрономом Ильей Илиевым, выскажет идею, что инопланетный зонд прибыл из окрестностей звезды Регул («упоминая Сюаньюань, древние авторы часто имели в виду не все созвездие целиком, а лишь район его самого яркого светила – Регула»[280]). Тогда же вопросами НЛО начнет заниматься секретарь Секции «Поиски сигналов от внеземных цивилизаций» Лев Гиндилис, общавшийся с Зигелем и решивший провести статистический анализ данных, собранных последним[281].
Увы, даже несмотря на объединение усилий, поиски внеземных цивилизаций не дают никаких результатов – а космос из источника энтузиазма постепенно начинает превращаться в источник пессимизма. Краткая формула такого пессимизма известна как парадокс Ферми: если во Вселенной существуют разумные цивилизации, то почему мы их не наблюдаем? Вопрос этот был задан физиком Энрико Ферми еще в 1950 году[282]; бурное развитие космонавтики и радиоастрономии в следующие два десятилетия, как казалось, сулило скорое разрешение парадокса, однако к середине семидесятых он вновь неумолимо навис над программой