<…> При той же длительности кипячения лучше поддерживает силы организма пища, которая готовится в плотно закрытой посуде, без потери легкой воды в виде пара, чем пища, неоднократно доливаемая при варке водой, в которой вследствие этого дейтерий концентрируется. <…> Рыбы мигрируют в верховья рек и в северные моря в направлении понижения концентрации дейтерия в воде»[476]. Соответственно, вопрос приобретения здоровья сводился к вопросу устранения дейтерия (этого «биологического тормоза») из потребляемой человеком воды: «Может быть, вода без дейтерия облегчит лечение таких тяжелых загадочных болезней, как рак, заболевания сердечно-сосудистой системы, многие душевные заболевания, болезни обмена веществ?»[477]. Разделение дейтерия и протия, согласно Мухачёву, происходит при образовании и таянии льдов – и советские люди принимаются увлеченно обсуждать эти процессы: «На редакции хлынул шквал читательской корреспонденции. Разговоры о талой и дождевой воде вспыхивали на улице, в вагонах метро и пригородных электричек, в лекционных залах и студенческих аудиториях»[478]. В научно-популярные журналы приходят письма от ипохондриков, требующих разъяснить, действительно ли при многократном кипячении воды в чайнике образуется дейтерий[479], и от энтузиастов, разрабатывающих проекты получения «легкой» протиевой воды «из первых фракций (20 % от первоначального веса) тающего свежевыпавшего снега»[480].
В 1968 году интерес к загадкам воды подстегнут дискуссией об «аномальной» воде, исследуемой группой советских ученых под руководством члена-корреспондента АН СССР Бориса Дерягина[481]. Эта необычная вода образовывалась в узких кварцевых капиллярах, была почти в полтора раза более плотной и в пятнадцать раз более вязкой, чем вода обычная, замерзала при минус шестидесяти градусах по Цельсию, абсолютно не вписывалась в классическую диаграмму состояния и, согласно рабочей гипотезе, представляла собой «своеобразный полимер»[482]. «Аномальную» воду надеялись применять в технике и медицине и предполагали, что именно из нее могут состоять серебристые облака[483], – пока к 1973 году не выяснилось, что причиной необычных свойств такой воды были примеси силикатов[484].
Наконец, крайне многообещающей казалась «омагниченная» вода (т. е. вода, прошедшая обработку магнитными полями), которой занимался специалист по коллоидной химии, доктор наук Вилли Классен. Классен начинал с поиска промышленных применений «омагниченной» воды (уменьшение объемов накипи в котлах, ускорение затвердевания бетона, увеличение прочности литья, улучшение процессов флотации и проч.[485]), но быстро обратился к вопросам биологии и медицины: согласно собираемой информации, использование «омагниченной» воды повышает всхожесть семян и значительно увеличивает урожайность растений; кроме того, «омагниченная» вода имеет бактерицидные свойства («в омагниченной воде погибало более 90 % кишечных палочек»[486]) и помогает лечить мочекаменную болезнь[487]. Все вместе это вселяет в Классена небывалый оптимизм («“Живая” вода! Сколько стремлений и надежд связывали издавна люди с нею – она казалась панацеей от всех бед. В наше время сказочную “живую” воду заменила омагниченная вода»[488]), а вера в целебную силу магнитов перенимается многими советскими людьми, которые будут «омагничивать» питьевую воду в домашних условиях.
Подобные взгляды критикуются целым рядом советских ученых, а член-корреспондент АН СССР, биофизик Михаил Волькенштейн рассматривает воду чуть ли не в качестве медиума, легче всего переносящего лженауку, – и дает целый список примеров, куда попадают и «аномальная» вода Дерягина, и «омагниченная» вода Классена, а также «структурированная» вода: «Вода в течение длительного времени якобы “помнит” о том, что была заморожена, нагрета или подвергнута действию магнитного поля – ее структура медленно релаксирует. Талая вода особо полезна, так как в ней сохраняется квазикристаллическая структура льда. Этим объясняется долголетие горцев, пьющих ледниковую воду, а также, добавим от себя, стихийное тяготение детей к мороженому»[489]. И тем не менее советское общество потребления здоровья продолжает напряженно искать волшебные средства и чудесные вещества.
В целом споры о витамине C, мумиё и «омагниченной» воде показывают, что интерес граждан СССР к «невероятному» ничуть не уменьшился с завершением романтических и мечтательных шестидесятых годов; загадки мира по-прежнему волнуют образованную публику, а возможность разгадок по-прежнему связывается с наукой – но очевидно меняются конкретные «невероятные» объекты. Если раньше советских людей влекли тайны далеких пространств (будь то осколки инопланетного корабля в Тунгусской тайге или следы снежного человека на склонах Памира), то теперь их гораздо больше заботят вопросы обретения и сохранения здоровья с помощью тех или иных полуфантастических средств, спектр которых простирается от сосания подсолнечного масла до выполнения «гимнастики йогов».
И даже космос, «господствующее означающее» советского дискурса о «невероятном», в семидесятые годы начинает рассматриваться под принципиально иным, новым углом.
Как показывает Вячеслав Герович, создатели космических ракет во главе с Сергеем Королёвым с самого начала были склонны не доверять космонавтам («При подготовке к запуску первого пилотируемого “Востока” во всей системе был один элемент, который находился вне сферы эффективного контроля космических инженеров. Этим элементом являлся сам космонавт»[490]) и по возможности исключали их из управления космическим кораблем, полагаясь на автоматику: «Весь пилотируемый полет “Востока” мог быть выполнен без касания космонавтом каких-либо органов управления на борту корабля»[491]. Помимо этого, космонавты оказывались заложниками широко пропагандируемых представлений о высочайшей надежности советской техники, которая якобы делала космические запуски совершенно безопасными[492]. В подобных обстоятельствах у советского космонавта до, во время и после полета оставалась одна основная задача – быть здоровым. Главной вехой стал здесь полет Юрия Гагарина; в пятидесятые годы обсуждение космоса было в основном техническим обсуждением реактивных двигателей, после запуска Спутника в 1957 году начали писать о применении ИСЗ для нужд географии, геодезии и метеорологии, и только после 12 апреля 1961 года массовое внимание стало смещаться на проблему человеческого тела в космосе. До конца шестидесятых понимание космонавта как «просто абсолютно здорового человека» заслонялось романтикой покорения космического пространства, мечтами о межпланетных перелетах, ожиданием обнаружения внеземной жизни; однако в семидесятые годы, вместе с постепенной остановкой «космического фронтира» и угасанием «космического энтузиазма», как раз здоровье космонавта становится тем «невероятным» фактором, который более всего интересует рядового советского потребителя. Именно в эти годы возникает популярная народная присказка «здоров, как космонавт», а в прессе все активнее сообщают об успехах новой отрасли знания – космической медицины. Долгое нахождение человека в невесомости обнаруживает проблему гиподинамии; вопросы оказания медицинской помощи находящимся на орбите людям ведут к появлению концепции телемедицины – уже через десять лет оба эти понятия станут крайне важными в популярном дискурсе о сохранении здоровья. Довольно парадоксальным образом из обсуждения космических полетов в семидесятые годы постепенно вычитается космос – вычитаются астрономия, небесная механика, сверхточная оптика, авиакосмическая техника, полупроводниковая электроника; все внимание приковано к завидно здоровому телу космонавта. «Путь в космос начинается с зарядки», – учит детей Николай Каманин[493], отвечавший за подготовку космонавтов с 1961 по 1971 год. В этом смысле все здоровые советские люди могли бы чувствовать себя потенциальными космонавтами – а одним из лучших земных заменителей космонавтики оказалась как раз индийская йога.
Истолкование йоги в качестве своего рода «домашней космонавтики», в качестве уникальной системы, не требующей выходить из квартиры, но по степени серьезности и изощренности напоминающей предполетную подготовку, в качестве особой тренировки, сулящей сверхчеловеческое здоровье, характерно для второй половины семидесятых годов и ни в коем случае не является метафорическим. Наоборот, советские энтузиасты йоги активно используют риторику возможной связи йогических практик с космическими проектами.
В 1975 году в журнале «Наука и религия» выходит посвященная йоге статья ленинградца Александра Кондратова – человека, занимавшегося кибернетикой вместе с Андреем Колмогоровым и лингвистикой вместе с Юрием Кнорозовым, писавшего популярные книги о поисках Атлантиды, сочинявшего (под псевдонимом Сэнди Конрад) стихи и долгие годы практиковавшего йогу. Отказываясь от выработанного Бродовым и Зубковым подхода, сводящего йогу к системе оздоровления организма, Кондратов замечает, что «йогой, например, начинают интересоваться не только традиционные, но и новые области знания – инженерная и космическая психология, космическая медицина, кибернетика и теория информации. Ибо здесь мы имеем дело со случаем, когда такая сложнейшая “самоуправляющаяся” и “саморегулирующаяся” система, как человеческий мозг, может достигнуть более полного, чем при обычных научных методах, контроля над телом»