[147]. Защитником идеи (растительной) жизни на Марсе является и астроном Кронид Любарский (среди прочего – участник походов КСЭ на Тунгуску), работающий над книгой об астробиологии; его теория состоит в том, что марсианские растения используют для фотосинтеза не хлорофиллы (линии которых так и не нашли в спектре Марса), но каратиноиды, поэтому имеют характерный красный цвет, вырабатывают мало кислорода и почти не испаряют воду (что резко снижает их энергетические затраты и позволяет объяснить близкий к нулю фактор жизни)[148].
Способность «советского невероятного» реагировать на любые возражения и выдвигать в ответ новые гипотезы кажется совершенно потрясающей, и столь же потрясающим кажется на рубеже пятидесятых – шестидесятых годов энтузиазм советских людей, готовых преодолевать любые преграды. Лучшим примером (и почти символом) такой готовности станет победа над мрачной теорией тепловой смерти Вселенной, одержанная Николаем Козыревым.
Периодически обличаемая в советской прессе, теория тепловой смерти[149] следовала из второго закона термодинамики – поскольку все процессы идут с энергетическими потерями, общее количество энергии в мире постоянно уменьшается, и когда-нибудь Вселенная остынет до абсолютного нуля. И именно о запасах энергии размышлял Козырев в небольшой книге «Причинная или несимметричная механика в линейном приближении», написанной в 1958 году. Исходным пунктом теории было убеждение Козырева в том, что внутри звезд солнечного типа не могут протекать термоядерные реакции – при существующих размерах и плотности вещества массы звезд оказываются недостаточными для запуска таких реакций.
Но откуда тогда берется энергия, излучаемая звездой в виде тепла и света?
Согласно предположению Козырева, источник энергии можно найти, если признать принципиальное для физического мира отличие причин от последствий, то есть признать существование определенной направленности самого времени:
Время обладает некоторым несимметричным свойством. Это свойство времени может быть названо направленностью или ходом. В силу этой направленности время может совершать работу и производить энергию. Итак, звезда является только кажущимся perpetuum mobile: звезда черпает энергию из хода времени[150].
Намереваясь подтвердить эту гипотезу, Козырев разворачивает обширную экспериментальную работу, результаты которой кажутся совершенно фантастическими: время имеет скорость (мировой ход времени, С2 = 2200 км/с), время имеет плотность, время создает момент сил, направленный так, что вращающийся против часовой стрелки волчок будет весить немного больше, чем при вращении по часовой стрелке. Планеты – являющиеся, по сути, гигантскими волчками – тоже подвергаются воздействию «хода времени» и «сил причинности»: северный полюс Земли должен быть немного вогнут, южный полюс – немного вытянут; в итоге, по Козыреву, форма Земного шара будет слегка напоминать сердце – кардиоиду. Вдобавок ко всему, «силы причинности» меняют свой знак при движении от южного полюса Земли к северному и на 73 градусе северной широты оказываются равны нулю[151].
Теория Козырева вызывает величайший интерес: в 1958–1959 годах три восторженные статьи о причинной механике публикует писатель Владимир Львов[152], в ноябре 1959 года в «Литературной газете» выходит статья Мариэтты Шагинян «Время с большой буквы». Более всего и Львова, и Шагинян восхищает именно тот факт, что «работа времени» способна опровергнуть второй закон термодинамики и тепловую смерть Вселенной:
Может ли оно [время] само по себе, может ли только один ход его, так диалектически-противоречиво взаимодействующий с пространством, быть вечным источником порождения энергии, убивающим энтропию и опрокидывающим второй закон термодинамики? Да, отвечает Козырев[153].
Однако весь этот кипучий, заразительный оптимизм, связанный с поисками следов инопланетных пришельцев, с мечтами об обитаемом Марсе и с победой над вторым законом термодинамики, сталкивается с довольно сильным противодействием государства.
В том же ноябре 1959 года в «Правде» выходит статья «О легкомысленной погоне за научными сенсациями», написанная физиками-академиками Львом Арцимовичем, Петром Капицей и Игорем Таммом. Авторы указывают, что экспериментальная проверка не подтвердила положения теории Козырева, и, соответственно, «остается непонятным реальный смысл его утверждения, что ход времени может порождать энергию»[154]. Для проверки причинной механики создается комиссия под руководством директора Пулковской обсерватории Александра Михайлова, которая организует контрольные опыты с измерением веса вращающихся предметов и работу по поиску «кардиоидности» форм Юпитера и Сатурна (эти наблюдения поручены пулковским астрономам Хейно Поттеру и Борису Стругацкому)[155]. В начале шестидесятых в Ленинграде будет развернута и кампания против Вячеслава Зайцева, возглавленная тем же Владимиром Львовым и специалистом по научному атеизму Михаилом Шахновичем: теория палеовизита клеймится ими как «недостойн<ые> попытк<и> использования материалистического положения о множественности обитаемых миров для подведения некоей “материальной базы” под наиболее вздорные библейские мифы»[156]. Идея Зигеля о столетних спутниках Марса высмеивается в 1961 году в «Природе» сотрудником московского Планетария Виталием Бронштэном[157]. Наконец, в 1961 году советские люди узнают и о «безответственных лицах», рассказывающих про космические корабли инопланетян. Газета «Правда», ссылаясь на вопросы читателей, обращается к академику Арцимовичу с просьбой прокомментировать «недобросовестную и антинаучную информацию»[158] о появлении над СССР «летающих тарелок». Арцимович пользуется аргументацией из книги американского астронома Дональда Мензела и объясняет, что за летающие тарелки принимаются разнообразные атмосферные явления вроде гало, радуги, световых столбов и проч.[159] Что касается конкретного «безответственного лица», его имя называет «Вечерняя Москва»[160] – это преподаватель московского Института пищевой промышленности Юрий Фомин. Член Общества «Знание», Фомин читал – в основном для авиационных КБ – лекции о спутниках и ракетах, и постепенно он стал дополнять их рассказами о летающих тарелках, почерпнутыми из зарубежной литературы[161] (иногда весьма одиозной, вроде популярных «признаний» Джорджа Адамски о путешествии в летающей тарелке на Луну[162]). Атака в «Правде» приводит к исключению Фомина из общества «Знание», а вопрос о «тарелках» кажется успешно закрытым.
Упомянутая книга Мензела на протяжении многих лет будет главным оружием советских ученых в борьбе с разговорами об НЛО; однако сам ее перевод на русский язык, сделанный в 1962 году[163] и направленный на развенчание «мифов о летающих тарелках», так же как и громкое обличение Фомина, устроенное «Правдой», приведут скорее к противоположному эффекту – тема летающих тарелок станет в СССР чрезвычайно популярной («Говорят, завелись какие-то летающие тарелки и летают они по небу со страшной силой», – иронически пишет в 1962 году Василий Аксёнов в «Апельсинах из Марокко»[164]) и подверженной спекуляциям.
Но означают ли все перечисленные выше критические атаки на дискурс о «невероятном» желание власти как-то умерить излишний пыл советских граждан и остудить их энтузиазм?
Такой вывод кажется неверным – в конце концов, в эти же годы государство активно поддерживает дискуссии о поисках внеземных цивилизаций. Начало этим дискуссиям положил Иосиф Шкловский, опубликовавший летом 1960 года в «Природе» статью «Возможна ли связь с разумными существами других планет?». Шкловский отвечает на вопрос утвердительно («Расчеты показывают, что установление радиосвязи между цивилизациями, разделенными межзвездными пространствами, находится в пределах возможности техники сегодняшнего дня»[165]) и в принципе настроен оптимистично; по его предположениям, «в Галактике существует, по крайней мере, миллиард планет <…> на которых возможна высокоорганизованная, а может быть и разумная жизнь»[166], а на нескольких миллионах планет она должна существовать прямо сейчас, «в современную эпоху»[167]. Больше того – из статьи Шкловского публика узнает о пионерских работах Джузеппе Коккони и Филиппа Моррисона, в 1959 году предложивших искать сигналы внеземных цивилизаций на длине волны радиолинии водорода 21 см, и Фрэнка Дрейка, в 1960 году как раз начинающего работу по поиску таких сигналов возле двух солнцеподобных звезд, Тау Кита и Эпсилон Эридана[168]. В сложившемся контексте мечты Шкловского не кажутся несбыточными: космическая эра человечества становится все более реальной, 12 апреля 1961 года в космос триумфально летит Юрий Гагарин, граждане поют «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы», а в журналах обсуждаются проекты создания искусственных планет с разным климатом (за счет выбора орбиты и наклона оси: «Выбирая расстояние от Солнца, можно будет побывать на курорте прохладного тропического или жаркого полярного климата»