еясь увидеть, что могло ее напугать. Лес выглядел спокойным. Временами издали доносились птичьи крики, но в остальном единственным звуком оставался шепот ветра в деревьях.
Лошадь снова дернула головой, а ее задние ноги беспокойно затанцевали.
– Успокойся, – тихо сказал Рикс. Из ее горла вырвался тихий, зловещий звук, но она подчинилась и снова пошла вперед.
Когда они проехали около тридцати ярдов, Рикс увидел старые ржавые фонари по обеим сторонам тропинки. В полумраке виднелся ряд больших металлических клеток. Они были искорежены до неузнаваемости, а на некоторых были следы взлома. По ним змеились темно-зеленые плети вьюнка, и оттуда, от гниющих деревьев, покрытых серым грибком, шел запах разложения.
Это были руины личного зоопарка Эрика. Маргарет рассказала Риксу, что в 1920 году он поджег его, но почему он это сделал, она не знала. Большая часть львов, тигров, пантер, крокодилов, питонов, зебр, газелей и разных экзотических птиц погибла в огне, но некоторым удалось вырваться из клеток и убежать в лес. Изредка какой-нибудь местный фермер клялся, будто видел зебру, пробежавшую по его табачному полю и скрывшуюся в лесу. В 1943 году охотником был подстрелен старый беззубый леопард. И, конечно, был Жадный Желудок. Предания гласили, что Жадный Желудок – мутант, отпрыск черной пантеры, которая сбежала из зоопарка и на воле совокупилась с другим зверем. Другие же говорили, что Жадный Желудок такой же древний, как сама гора Бриатоп.
Проезжая мимо сломанных клеток, забетонированной ямы для крокодилов, теперь наполненной дождевой водой, птичников, заросших вьюнком, Рикс почти слышал крики животных. Самые сильные из них, должно быть, пытались протиснуться сквозь решетки и либо убивали себя этим, либо вырывались на свободу. Для Рикса это всегда было мрачное место. Бун же, напротив, в детстве любил приходить сюда и играть между клеток. Но Рикс всегда обходил это место стороной.
Его кобыла снова остановилась. Казалось, она сомневалась, какое направление выбрать. Когда он заставил ее повернуть на следующей развилке, то увидел, что ее пугало.
В пяти или шести футах над землей болталось восемь трупов животных, подвешенных проволокой к нижним веткам деревьев. Здесь было три белки, два опоссума, рыжая лисица и два оленя. Все они были привязаны за ноги. Рикс почувствовал запах крови, лужа которой стояла на земле под трупами, и понял, что лошадь почуяла это намного раньше. Вокруг, весело жужжа, роились мухи.
Он подъехал ближе, насколько это ему позволила лошадь. На глотках животных были глубокие разрезы, но в остальном они казались нетронутыми. Глаза были почти полностью съедены насекомыми, а в застывшей крови кишели батальоны жуков. Рикс отмахнулся от мух, сновавших вокруг его головы.
– Боже! – пробормотал он.
Он вспомнил свет, который видел ночью из окна. Свет мелькал именно здесь. Неужели это была чья-то шутка?
Трупы слегка покачивались, снова напомнив Риксу о мрачном сюрпризе Буна в отеле «Де Пейзер». Но, конечно, Бун не настолько туп, чтобы выйти посреди ночи и сделать это!
Он объехал висящие трупы, и вскоре руины зоопарка остались у него за спиной. Что-то в этой сцене глубоко его встревожило. Встревожило сильнее, чем сама жестокая бойня.
Через несколько минут он понял, что именно.
В трупах не было дырок от пуль, были лишь перерезаны глотки.
Как же этих зверей поймали?
Он пришпорил кобылу, и она рысью побежала обратно в конюшни.
21
– Что я хотела бы узнать, – решительно сказала Рейвен Дунстан, – так это почему вы не отрядили на гору Бриатоп человек тридцать с ищейками? Мне кажется, это первое, что должно было прийти вам в голову!
Напротив нее за столом в своем тэйлорвилльском офисе сидел Уолт Кемп, окружной шериф. Это был плотный мужчина с седыми, коротко подстриженными волосами и седыми бакенбардами. У него было квадратное волевое лицо, а темно-карие глаза, уставшие от интервью, выдавали в нем того, кем он в действительности и был: человека, привыкшего работать на свежем воздухе, преуспевающего фермера с некоторой полицейской подготовкой, который решил баллотироваться в шерифы округа из-за того, что его предшественник был чертовски ленив. Он второй год занимал эту должность и уже рад бы был ее оставить. Не то, чтобы в округе было плохо с преступностью, совсем нет. Не считая нескольких краж со взломом, угонов автомобилей и самогонщиков, все было в порядке, но бумажной работы было невероятно много. Штат был недоукомлектован, бюджет урезан, и вот теперь здесь снова сидит Рейвен Дунстан и с упорством ищейки нудит на свою любимую тему.
– Не думаю, что смог бы найти хотя бы пятерых, желавших бы туда взобраться, – ответил он, закуривая. – Да, я рассматривал такую возможность. На самом деле в прошлом году я уже брал туда с собой двух человек с собаками. И знаете, что произошло? Кто-то подстрелил солью одну из собак и начал стрелять в нас тоже, едва мы успели выйти из наших машин. Я думаю, они решили, что мы собираемся искать самогонные аппараты или что-нибудь в этом роде.
– Значит, вы сдались? Почему?
– Мы не сдались. Мы просто решили, что с солью в задницах не сможем продолжать поиски должным образом. Прошу прощения за такую метафору. – Он затянулся сигаретой и выдохнул дым из ноздрей. – Эти люди на Бриатопе настроены как черти, мисс Дунстан. Они не желают, чтобы на их территории появлялись чужаки. И я узнал, что в эту категорию попадаю и я. Вы знаете, что я назначил туда своего человека – Клинта Перри. Он единственный, кто меня хотя бы слушает, когда я пытаюсь найти добровольцев. Все прочие на горе просто не хотят, чтобы их беспокоили.
Рейвен покачала головой.
– Не могу в это поверить! Вы шериф этого округа. Это ваша работа – «беспокоить» их!
– Они не хотят моей помощи. – Кемп пытался держать себя в руках. Дочь Уилера, подумал он, достанет кого угодно. – Когда они подходят к тебе с винтовками, что остается делать? Клинт пытается помочь мне как может, но это всего лишь один человек. А тамошний народ за ту помощь, которую он мне оказывает, относится к нему так, будто он вредитель.
– Я хочу кое-что вам прочитать, – сказала она и вынула из сумочки записную книжку. – Когда я приняла газету от моего отца, я просмотрела старые номера «Демократа». Папа держит дома подшивки. Я изучила все упоминания о пропавших детях, какие только смогла отыскать, и я хочу рассказать вам, что нашла.
– Валяйте, – сказал он.
– С 1872 года, – сказала Рейвен, – каждый год происходило три или четыре таких случая, за исключением 1893 года. В этом году на Бриатопе было землетрясение. Какминимум три или четыре. Это только те случаи, о которых сообщалось. А сколько могло быть еще? Сложите все вместе. Получается более трехсот. Большая часть исчезновений происходила в октябре и ноябре. Время урожая. Триста детей, все в возрасте от шести до четырнадцати, все из района, включающего в себя Бриатоп, Фокстон, Рэйнбоу и Тэйлорвилль. Теперь вы не думаете, что это стоит того, чтобы кого-то побеспокоить?
– Не следует иронизировать на эту тему. – Кемп затянулся сигаретой так сильно, что чуть не обжег пальцы. – Когда вы пришли ко мне, желая посмотреть дела пропавших детей и всю эту чепуху, я думал, что вы хотите написать статью о том, как много я над этим работаю, а не статьи, склоняющие меня по всем падежам. Я даже дал вам в виде одолжения фамилию того парня, Тарпа.
– Я оценила одолжение, но я не вижу, чтобы вы хоть что-то делали.
– Что я могу сделать, женщина? – сказал он громче, чем хотелось бы. Машинка секретарши за стеной внезапно замолчала. – Самому подняться на Бриатоп? Конечно, что-то там происходит! Я не утверждаю, что это происходит с 1872 года, потому что меня тогда здесь не было! И я бы сказал, что картина, которую вы нарисовали, несколько преувеличена, если остальные Дунстаны хоть немного походили на вас с Уилером! Хорошо, мы имеем: дети пропадают вдруг средь бела дня. И, я подчеркиваю, бесследно, мисс Дунстан! От них не остается никаких следов. Ни клочка одежды, ни отпечатка ноги, ничего! И когда вы задаете вопросы на Бриатопе, то вместо ответов получаете от какого-нибудь проклятого горца ружье, направленное вам в лицо. Что мне остается делать?
Рейвен не ответила. Она закрыла записную книжку и положила ее обратно в сумочку. Она знала, что шериф прав. Если все остальные так же упрямы, как Майра, то как можно провести приличное расследование?
– Не знаю, – сказала она в конце концов.
– Вот именно. – Он сердито ткнул сигаретой в пепельницу. На его скулах горели пятна. – Я тоже не знаю. Знаете, что я думаю? – Он пронзительно посмотрел ей в глаза. – Никакого Страшилы не существует. Это выдумка, чтобы пугать детей. Когда ребенок уходит в лес и не возвращается домой, то предполагается, что его взял Страшила. Ну, а как насчет тех, которые просто теряются? Или тех, которые сбегают из дома? Вы ведь знаете, что дома там наверху далеко не особняки. Я готов биться об заклад, что многие дети бегут оттуда в город.
– В возрасте шести лет? – язвительно спросила она.
Кемп сложил руки на усеянном чернильными пятнами столе. Сегодня он выглядит более усталым, подумала Рейвен, чем во все предыдущие встречи с ним.
– Я пару раз ездил на Бриатоп, – сказал он ей, понизив голос. – Оба раза один. Знаете, какой он большой? Какой густой там лес? Тамошние шипы могут пронзить вас не хуже ножа. Можно отойти на десять футов от тропинки и так заблудиться, что закружится голова. Там есть пещеры, овраги, кратеры и Бог знает что еще. А вы знаете, что находится на самой верхушке? Целый проклятый город. Вот что.
– Город? Какой город?
– Ну, сейчас это всего лишь руины. Но много лет назад там был город. Там никто не живет, кроме одного старикашки, который зовет себя Королем Горы. – Несколько секунд он грыз заусенец. – И я скажу вам кое-что еще, – решился он. – Клинт Перри говорит, что он не поднимется к тем руинам даже если вы заплатите ему пятьсот баксов.