Геша сказал, что возле места, где, как все уже знают, прятали кондиционер, он сегодня кое-кого видел.
– Кого? – ухватился Лев Ильич.
– Извините, но я тоже без аванса не скажу! Тысяча! – уперся Геша, зная по опыту, что обещанного три года ждут. Он понимал, что, скорее всего, вторую тысячу ему не отдадут, но одну рассчитывал получить твердо. На его беду Лев Ильич ему не поверил.
– Ага! – сказал он. – Сейчас каждый мне скажет, что там кого-то видел.
– Каждый скажет, а я видел!
– Ну, кого? Скажи – и выдам аванс! А покажешь, где спрятано, сразу выдам всю сумму!
Это Лев Ильич сказал неосторожно. Геша тут же рассудил: в самом деле, зачем тратить ценные сведения? Лучше уж найти Володьку и Кольку, которые, как он легко догадался, сейчас перепрятывают кондиционер, застать на месте преступления и получить за это полную сумму!
С этой идеей он укатил.
Жеманно отмахиваясь от вонючего дыма мотоцикла, Нюра сообщила, что она никого не видела, но воспользовалась моментом и пришла ко Льву Ильичу насчет работы. Муж у нее, как известно, в отсутствии, а ей жить на что-то надо. При этом, само собой, тяжелой работы она выполнять не может в связи с некоторыми особенностями организма.
– А что бы ты хотела тогда?
– Ну, секретаршей у вас, – улыбнулась Нюра свежему, крепкому еще Льву Ильичу.
– Секретарша, между прочим, уже есть! – высунулась из-за спины Шарова Стелла. – И не просто секретарша, а секретарь-делопроизводитель! А у тебя восемь классов всего!
– Буквы писать хватит, – успокоила ее Нюра. – И дела производить тоже. Секретарше еще внешность нужна.
– У меня внешности нету? – возмутилась Стелла, искренне считающая себя красавицей и полагающая, что местные мужики до сих пор этого не поняли из-за грубости вкусов, а замуж не зовут потому, что просто боятся к ней подступиться.
– Внешности у тебя полно! – согласилась Нюра. – Даже слишком. Один нос...
– Что?!
Лев Ильич не дал вспыхнуть бабьей сваре, попросил Нюру зайти в другой раз.
Остались Дуганов и Акупация. Дуганов завел речь о том, что в воровстве виноваты не те, кто украл, а социальные условия, поощряющие воровство. Если бы людям платили вовремя зарплату... – и далее минут на пятнадцать.
Лев Ильич, как ни странно, выслушал. Он был руководитель все-таки из прошлого времени. Он это время помнил хорошо. Он помнил, каким незыблемым оно казалось. Да, сейчас остались только руины. Сейчас кажется крепким то, что пришло на смену. Но и оно ведь может рухнуть, а прежнее – вернуться. И бог ведает, где тогда может оказаться Дуганов, а где сам Лев Ильич. Поэтому он поблагодарил Дуганова и пообещал принять возможные меры.
Акупация же сразу потребовала две тысячи.
– За что, бабушка?
– Мне сказали, ты всем даешь.
– Я никому не даю. И не собираюсь.
– Ладно. Обойдусь на самом-то деле. Мне надо, – заглянула Акупация в памятную бумажку, – тысячу двести сорок шесть рублей двадцать восемь копеек!
– Ишь ты! А меньше никак?
– С какой стати? Это моя пенсия! На два месяца, паразиты, задерживают!
– А я при чем? Жалуйся моему брату, он власть!
– Да какая он власть? Деньги-то у тебя!
Акупация была по-своему права. Сколько она себя помнит, в совхозе были сельсовет и дирекция. Сельсовет считался властью, но, действительно, кроме выдачи справок ничего не мог. Председатель сельсовета был фигурой уважаемой, но беспомощной. В руках же директора была власть настоящая, серьезная. Экономическая – сказала бы Акупация, если бы знала это слово. Работой, финансами, строительством, хозяйством, то есть жизнью как таковой ведал именно директор. Была еще одна голова этой трехголовой гидры: парторг. Но кроме того, что он проводил какие-то собрания и заставлял совхозных рабочих подписываться на газету «Правда», Акупация о нем ничего не помнила.
Из этого можно сделать неожиданный, но закономерный вывод: на селе советской власти в последние десятилетия фактически не было, партийная существовала бледной тенью, была одна лишь экономическая с худосочно социалистическими признаками; следовательно, социализм кончился раньше, чем нам об этом объявили (при этом есть сомнения: а был ли он вообще?).
Пересказывать прения Акупации и Льва Ильича не будем. Свои кровные тысячу двести сорок шесть рублей двадцать восемь копеек она из директора не выбила, но двести рублей он, между прочим, ей все-таки дал – и даже без расписки.
Анисовка же, одержимая алчностью, продолжала искать воров или кондиционер.
Анисовка продолжала искать воров или кондиционер, а Вадик зачем-то пришел к дому Кольки Клюева. Даша купала во дворе грудного младенца.
– Привет, Даш! А Колька где? – поинтересовался Вадик.
– Шатается где-то. А может, на работе, в садах. Чего надо-то?
– Да я дорожку у себя в саду насыпать хотел щебенкой. А у вас тележка же есть. Не дашь на полдня?
– Если б я знала, где она! Вчера он на ней хотел что-то возить, но передумал, а ночью она взяла и пропала.
Вадик обрадовался, но вида не подал.
– Что значит – хотел возить?
– Да пришел, дурачок, и говорит: помочь, говорит, просят. Он же безотказный. Ну, я не пустила, конечно. А ночью пропала тележка! Да вернут, я думаю. А ты у Микишиных возьми.
– У них не тележка, а тачка, она неудобная. Таких тележек я только три знаю: у вас и по одной у Шаровых.
– Шаров Андрей Ильич ему ее и дал за работу. Вечно он натурой платит, а не деньгами. Возьми у самого Шарова, он не гордый, даст. А ты все-таки медперсонал, человек уважаемый.
– Спасибо на добром слове. Значит, ночью исчезла тележка?
– Ну.
– Ясно...
Вадик побежал домой, схватил мопед и помчался в неизвестном направлении.
В таком же направлении мчался и Геша. Но ему повезло больше: он увидел возле реки сенопогрузчик. Геша пришпорил свой мотоцикл. Сейчас он их с поличным – и две тысячи у него в кармане!
Да, но свидетелей же нет! Геша сбавил скорость. Вот проблема! Поедешь за Шаровым-старшим – эти уедут. Подъедешь к ним – они от всего отопрутся, ему же по шее накостыляют, а улику уничтожат. Или скажут, что нашли и везли сдавать.
Именно! – пришла в голову Геше мысль! Они же не дураки, в самом-то деле! Трудно разве сообразить: мы, дескать, ни при чем, ехали, увидели, подобрали, везем сдавать. И Геша решил не предпринимать пока мер, а вести наблюдение. Кружить вокруг и около, следить за их действиями и улучить момент, чтобы взять их с поличным.
Думать на ходу, да еще на таком зверском мотоцикле, – опасно. Геша недоглядел, колесо попало в выбоину, мотоцикл подбросило, он полетел в одну сторону, а Геша в другую, хотя и параллельно. К счастью, остался жив и здоров, но мотоцикл оказался неездоспособен. Геша огляделся. Сенопогрузчик исчез.
Сенопогрузчик не исчез, а стоял над обрывом, и Володька готов был сбросить в омут несчастный кондиционер.
– Стой! – вдруг закричал Колька. – Отец твой идет!
В самом деле, снизу поднимался с удочками старший Стасов. Спросил:
– Чего это вы делаете?
Володька не растерялся:
– Да вот мусор убрали в мастерских, велели свалить где-нибудь.
– И ты в реку решил свалить? Умный! – иронически похвалил Стасов. – И в кого пошел, даже интересно? У тебя даже и мать не дура, между прочим, не считая меня!
– А куда же его?
– Забыл, где помойка у нас?
– У нас, дядь Слав, везде помойка! Совсем нет благоустройства на селе! – пожаловался Колька.
– Вот вы бы и благоустроили. Трепачи! – осудил молодежь Стасов. И научил Володьку: – Вези во Вшивую балку. Туда даже из города возят, паразиты!
– Пусть возят! А мы потом утилизуем! – показал сообразительность Колька.
Стасов пошел к селу, а Володька с Колькой поехали к пещерам.
– Сразу надо было, – говорил Володька. – А ночью придумаем что-нибудь.
Они сволокли кондиционер к пещерам, занесли в одну из них, стали забрасывать вход ветками, впопыхах не сообразив, что от этого вход сразу станет заметным, слишком отличаясь от других.
Колька работал быстро и все время озирался.
– Слушай, давай быстрей. Не люблю я тут бывать...
– Дикого Монаха, что ль, боишься? – поддразнил Володька.
– Что я, дурак, в него верить? – не сознался Колька.
– И зря. Ему сто с лишним лет, и он тут в самом деле где-то живет. Не просто так у нас всякие штуки случаются. То картошку кто-то роет, то гусей недосчитываются.
– Ладно тебе. Это строители из «Поля чудес» промышляют, знаешь же.
– Мы вот с тобой говорим, а он слушает! – подначивал Володька. – Может, позвать его? Сигареткой угостим. А? – И вдруг закричал в пещеру: – Эй, Дикий Монах! Ты в каких штанах?
Неожиданно послышался странный звук: что-то глухо гукнуло. И не надо говорить, что это эхо – Володька и Колька тут с малолетства ошиваются, никакого эха тут не водится – по крайней мере, когда надо.
Они испугались, отпрянули, тут опять что-то гукнуло – и они помчались вниз по склону, спотыкаясь, падая, ушибаясь, и очнулись только в самом низу.
– Ты чего побежал, чудило? – спросил Володька, потирая локоть.
– Это ты побежал!
– Я тебя догонял, чтобы ты не сбежал совсем! Я же один не управлюсь!
– А почему ты меня впереди догонял? – удивился Колька.
– Почему, почему... Потому! Дорогу тебе, дураку, загораживал! Ладно, будем считать, что спрятано. Надо погрузчик на место вернуть.
Володька поехал возвращать погрузчик на машинный двор, Колька по пути соскочил и отправился домой, а Кравцов, потеряв интерес к прогулкам с бригадиром Бычковым, один навестил Стасовых с целью найти Володьку. Володьки не было, а Нина лежала под яблоней на раскладушке и читала книжку под названием «Дикое пламя любви», на обложке которой были изображены красивый мужчина и красивая женщина, не вполне одетые и обнявшиеся. Книжка была глупая, но интересная; к тому же Нине было приятно осознавать, что она понимает в любви и жизни гораздо больше, чем писательница, написавшая этот роман. Увидев Кравцова, она застеснялась и бросила книгу под раскладушку.