Она может совершить ужасную ошибку!
Алексей из Москвы, здравствуйте!
Добрый день!
Моей дочери тринадцать лет. Сейчас она учится в седьмом классе, в школе с физмат уклоном. Школа сильная и тяжелая, но ей, слава богу, хватает мозгов нормально учиться. Параллельно дочь занимается спортом и ходит на него с удовольствием. Но почему-то… то ли возраст такой, то ли влияние подруг, которые не справляются в этой школе и собираются уходить в другие, более простые, у моей дочери тоже настал какой-то кризис: «Либо убирайте меня из спорта, либо переводите меня в простую школу, не хочу тем и тем заниматься». Хотя еще раз повторюсь: она не просто без проблем, а вообще абсолютно нормально учится и спортом занимается по три-четыре раза в неделю. В физматшколу она ходит по одной простой причине: это сильная школа, и после нее люди без проблем поступают практически во все вузы.
А потом они, поступив в вузы, становятся счастливыми?
Я даю дочери полный карт-бланш. Мы с ней сейчас ходим по разным вузам, смотрим…
Подождите, Алексей, я вас прерву. Вы ей даете карт-бланш или считаете, что ей нужно продолжать заниматься спортом и оставаться в физматшколе?
Спорт нужен в первую очередь для здоровья. Физматшкола нужна, если она.
Для здоровья нужен не спорт, а физкультура. Для здоровья надо заниматься какой-то физической нагрузкой.
Ей самой нравится, то есть она с удовольствием даже больная встает и идет на тренировки.
Это аргумент! Нравится самой — для меня аргумент. Так, переходим дальше. Физматшкола.
Абсолютно нормально учится, сама туда поступила. Это одна из немногих школ, в которые можно попасть, только сдав внутренний экзамен. Вот она его сдала и поступила, уже третий год там учится. Учеба в этой школе начинается только с пятого класса.
Алексей, ну смотрите: ваша замечательная дочка тринадцати лет говорит вам практически следующее: «Мой дорогой папа, я очень тебя люблю, очень тебе доверяю, но услышь меня, пожалуйста: мне сейчас тяжело». А в ответ (не обижайтесь на меня, Алексей) вы говорите: «Да ты что, я знаю, что на самом деле тебе легко. Не волнуйся, ты у меня молодец…» Она такая: «Пап, мне трудно, я не могу. Не хочу сейчас заниматься и тем и другим». А вы: «Да ладно тебе, давай полазаем по сайтам, поищем университет, все будет отлично!» Она снова говорит: «Пап, ну остановись, услышь меня».
Это, конечно, была драматургия. Не знаю, так это у вас устроено или не так. Но я абсолютно точно знаю два факта: ваша дочка (может, под воздействием подружек, а может, и нет) говорит вам: «Папа, я хочу ослабить одно из двух», и вы в этот момент как человек безусловно любящий говорите ей: «Дорогая, забей, делай то, что я скажу». Это не очень правильно, тем более что вы мне кажитесь человеком очень заботливым, которому небезразлично, что с ней происходит. Так, может быть, вы могли бы остановиться, выбрать подходящее время и поговорить? Начните со слов: «Давай попробуем понять, в чем тут дело». И она вполне может вам ответить (и имеет на это право): «Пап, я ничего не должна тебе объяснять, я просто не могу больше, не хочу больше, потому что.»
У меня маленькое дополнение. Дело в том, что видя математический склад ума моей дочери, я предполагаю следующее: сейчас она просится в простую школу, но учась уже третий год в математической, она и не подозревает, что, перейдя в простую, получит в два раза больше таких гуманитарных предметов, как литература, история, география и прочее, по которым она не очень хорошо успевает. Ну не то чтобы не успевает, но она не сильна в этих предметах. Она гораздо более сильна в математике, физике и в других точных науках.
Откуда вы знаете?
Я вижу, как она решает задачи. Я кандидат наук и понимаю, о чем говорю. Я вижу, какой у нее склад ума.
Вы видите, как она решает задачи… Давайте так. Я уверен, что она очень умная девочка. И вы в этом уверены. Она сама поступила, говорите вы, там был внутренний экзамен. Теперь надо решить: если мы с вами относимся к ней как к человеку умному, то, безусловно, в тринадцать лет она уж точно способна сопоставлять факты — с математическим-то складом ума — и принимать какие-то решения. Значит, Алексей, у вас есть удивительный шанс оказаться в ее глазах замечательным папой, которым вы де-факто и являетесь, а именно: помочь ей сделать выбор, если ей ваша помощь нужна, и — внимание — принять ее решение и промолчать, если ваша помощь не нужна. Ведь наша роль в чем заключается-то? В том, чтобы сделать ее сильнее. Когда она говорит: «Пап, я хочу уйти в простую школу», то что мы с вами очень часто видим? Я не знаю, может, насчет вас я ошибаюсь, но у меня такое бывало со старшими детьми — мы видим, что она совершает сумасшедшую ошибку, что она точно будет жалеть. У меня включается родительский инстинкт: я должен ее спасти, я должен ей помочь, я должен ее направить на верный путь. Но ведь мы с вами не можем быть совершенно уверены в том, что путь, нами выбранный, верный, что наша помощь ей нужна, что этот путь направит ее именно в том направлении, в котором ей нужно. Если она действительно такая умная (а я уверен, что это так), то пусть она сама и решает, а вы в этот момент будьте рядом и поддержите ее.
Понимаете, идя на поводу у своих подруг, она хочет поступить не просто в обыкновенную школу, а в какие-то колледжи, в которых не будет ЕГЭ. Я сам даже не пойму толком, что это за образовательные учреждения. Мне они напоминают ПТУ из нашей молодости. Она хочет уйти за своей подругой в подобный колледж, ПТУ и прочее…
Я понимаю… Давайте еще раз сделаем шажочек назад. Она хочет идти куда-то, это правда. Вы говорите правду, и я вам очень за это благодарен. Я вообще не до конца понимаю, куда она идет.
Ну вот я тоже (смеется).
Давайте выстроим ситуацию, в которой вы поймете до конца. Пусть она доверится вам и расскажет правду: «Пап, я понимаю, что, может, совершаю большую глупость, но сейчас у меня нет никого дороже этой подруги». Или: «Я совершенно схожу с ума, потому что чувствую, что запуталась. Помоги мне выпутаться». Или: «Пап, знаешь, мне просто нужно два месяца покоя. Я тебе обещаю, что не сделаю ошибки, просто будь рядом». Или: «Пап, я тебе очень благодарна за то, что ты сейчас рядом со мной, но мне надо подумать». Понимаете? Дайте ей возможность высказаться.
Так в том-то и дело, что после каждого нашего душевного разговора, длительного и обстоятельного, с раскладыванием всего, чего только можно, она успокаивается на месяц, а то и на два, и все разговоры о переходе из этой математической школы прекращаются. Но проходит месяц-другой, и она опять начинает по новой…
И чему это нас, двух взрослых мужиков, учит? Тому, что во время разговора она на самом деле не соглашалась, что этот уголек продолжал и дальше тлеть. Значит, она соглашалась для того, чтобы, может быть, выказать вам свое уважение, чтобы вы не нервничали, чтобы не нервничала она и т. д. Но это не меняло, по сути, ничего. И она, видимо, себе верит, а это очень-очень хорошо. Вы слышали предыдущие звонки, как родители беспокоятся о том, что происходит, когда дети в себя не верят и оценивают себя неверно? Видно, она в себя верит и, успокоившись на месяц, несмотря на то, что так любит родителей и соглашается с вами на уровне логики как математик, все равно возвращается к прежнему разговору. Это значит, что беседа с ней должна состояться на уровне доверия, на уровне эмоциональном. То есть: «Слушай, давай забьем на аргументы. Просто расскажи мне, ну расскажи. Я как папа волнуюсь, звоню на радио, разговариваю с какими-то людьми на эту тему, переживаю ужасно. Расскажи мне, успокой меня». Уверяю вас, она обалдеет и услышит вас. Так вы поможете ей проанализировать какие-то вещи.
Человек, вообще-то, сам способен понять, кем хочет быть и кто он есть. Мне кажется, что профориентация — довольно серьезная манипуляция. Потому что в четырнадцать-пятнадцать лет человек интересуется целым миром, человек интересуется самим собой, другими людьми, первые романы крутит. Он сует нос везде, где только можно, слышит и слушает других. И именно в этот момент ему говорят: «Старик, ну, понятное дело, что в вуз. А в какой вуз? Ну, понятное дело, что в инженерно-экономический». Почему в инженерно-экономический? Есть два ответа: либо потому что мама с папой там учились, либо потому что государству это просто необходимо сейчас. И происходит такое программирование. Удивительная штука! Если мы разговариваем с человеком четырнадцати-пятнадцати дет, то довольно часто он говорит: «Ребята, подождите. Дайте мне осмотреться. Я не должен в четырнадцать-пятнадцать лет понимать, кем хочу быть». Вот подумайте об этом, родители. В четырнадцать-пятнадцать лет подростки обычно не знают, кем хотят стать. Тех, кто знает, поздравляю, это здорово! Но большинство ребят еще столько хотят перепробовать! Я могу, представляете себе, сказать, что хочу быть инженером, а потом передумать и захотеть быть артистом, а потом сказать, что хочу быть доктором, нет, не доктором, а вагоновожатым — и это нормально. Мы же программируем наших детей, тех, кто в пятнадцать лет не знает, куда он пойдет дальше, на неуспешность. Так вот и протаптывается эта колея.
Потому что она, конечно, не до конца понимает, что происходит, судя по вашему описанию. Не волнуйтесь, Алексей. Жизнь длинная, ей тринадцать лет. Это много, но это и мало. Она может многое попробовать. А от этого разговора она получит любящего, сильного человека, который в любом случае будет на ее стороне. «Дорогая, я всегда буду на твоей стороне и расстраиваться буду вместе с тобой. Даже если стану считать, что ты не права, я все равно буду на твоей стороне». Вот это, мне кажется, поможет ей и вам.
Артем из Санкт-Петербурга, здравствуйте!
Добрый вечер, Дима! У меня, как и у вас, три дочки. Я счастливый обладатель такого батальона.