– Расскажи. Я много раз слышал слово «анекдот», но я ни разу не слышал самого анекдота.
– Да это же так, глупости всякие. Короткие смешные истории. Часто неприличные.
– Ты и сказал, что анекдот неприличный. Что значит «неприличный»? Тоже не понимаю. Не понимаю сразу два слова. Если расскажешь неприличный анекдот, я узнаю сразу два слова. Высокий КПД. Рассказывай!
– Да я и не вспомню так сразу… – замялся Дед. – Ну разве что… Только он не сильно неприличный. Слово лишь одно неприличное используется. Пойдет?
– Пойдет. Рассказывай.
Николай Николаевич почесал в затылке, вздохнул и начал:
– Спит Иван на печи…
– На чем спит мужчина по имени Иван? – перебил его Блямс.
– На печи. Это в деревнях такие… бытовые устройства. В них еду готовят.
– Мужчина Иван – еда для других особей? – удивился «богомол». – Но как он может спать, когда его готовят? Это же больно. Или его усыпили специально, во избежание мучений?
– Да нет же! Готовят внутри печи, а не снаружи. А снаружи она просто нагревается, и на ней тепло лежать. Засыпается быстро.
Блямс долго молчал, а потом выдал:
– У данного устройства специально нарушен теплообмен, чтобы на нем было тепло спать? Но тогда нужно совмещать приготовление пищи со сном, что не просто неудобно, но и невозможно в принципе.
– Не одновременно же! Приготовил, поел, а потом и ложись. Кирпич долго остывает.
– Это устройство выполнено из кирпичей?! – закачался «богомол». – Но ведь это же…
– Прими это как должное, ладно? – скрипнул зубами Дед.
– Хорошо… Но ведь на кирпичах спать очень жестко, особенно вам, поскольку строение ваших тел…
– Тоже прими как должное. Пожалуйста! – засопел Катков.
– Все крайне нелогично, но… Ладно, я принял вводные с большим, правда, допуском. Продолжай.
– А его старушка-мать… Нет, давай сначала, а то как-то уже далеко… Значит, так. Спит Иван на печи, а его старушка-мать сидит на лавке и латает его портки… в смысле, штаны. А Иван ей и говорит…
– Погоди, – поднял лапы Блямс. – Латает – это значит «преобразует в латы»?
– Пусть будет так… – шумно выдохнул Дед.
– А почему только штаны? Нелогично. Большинство жизненно важных органов человека расположены выше.
– А Иван больше нижними дорожит!
– Нелогично.
– А вот такой он нелогичный, этот Иван. Иван-дурак.
– В смысле ругательства или в смысле диагноза?
– Во всех смыслах, – начал закипать Николай Николаевич. – Он такой дурак, каких свет не видывал. Почти как я, который решил тебе рассказать… ха-ха… анекдот… ха-ха-ха!.. – пробрал его нервный, болезненный смех.
– Ты не дурак. Не очень сильно дурак. Не критично дурак для выполнения основных жизненных функций. А твой анекдот сложен для понимания, но тем даже интересен. Продолжай.
– А Иван ей и говорит…
– Подожди. Ты сказал, что Иван спит. Как он может при этом разговаривать? Нет-нет, я знаю, что некоторые люди разговаривают во сне, но при этом они не обращаются к кому-то конкретно, а Иван…
– Хорошо!!! Он проснулся!!! Ему стало горячо, и он проснулся!
– Не кричи. Я очень хорошо тебя слышу. Продолжай.
– А Иван проснулся и говорит ей: «Мама, рыбы хотите?» Мать ему отвечает: «Хочу, Ванечка, как не хотеть?»
Дед замолчал, искоса поглядывая на Блямса. «Богомол» замер безмолвным изваянием. Катков с опаской продолжил:
– А Иван ей: «Тогда пойдите и наловите». Мать ему: «Да как же я ее наловлю-то, Ванечка? Я ведь уже старенькая». А Ваня ей с печи: «Тогда сидите и не… гундите!»
Вновь повисло молчание. Но прервал его Дед:
– Это все.
– Как все?! – подпрыгнул Блямс. – А где смысл?
– Где-то там.
– Но там его нет! Зачем Иван обвиняет родительницу в том, к чему сам же ее и подвел? Разве он не знал, что его мать имеет сильно ограниченный по функционированию возраст?.. Ах да, мужчина же умственно болен… Но тогда это вовсе не смешная, а грустная, даже трагическая история. На неисправном устройстве для приготовления пищи спит умственно отсталый мужчина. Ему становится горячо, но вместо того, чтобы слезть с устройства, он затевает лишенный смысла разговор с обессиленной, голодной старой женщиной, когда-то родившей его, а теперь мастерящей защиту для его…
– Не продолжай! – взмолился Дед. – Я все понял! Я рассказал плохой анекдот. Прости… – Катков заплакал.
– Не отчаивайся, – решил утешить его «богомол». – Возможно, переводчик плохо справился со своим функциями. Такое уже бывало. Но можно я задам один вопрос?
– Всего один? – всхлипнул Катков. – Правда?..
– Честное слово.
– Задавай.
– Что в этом анекдоте неприличного? Латы на нижнюю часть тела или сон на устройстве для приготовления пищи?
– Не то и не это, – признался Дед. – Если честно, в оригинале вместо «не гундите» немного другое слово. Вот оно как раз неприличное.
– А почему ты его заменил? Это неправильно. Возможно, именно поэтому анекдот потерял смысл и стал не смешным, а грустным.
– Вряд ли.
– И тем не менее. Я настаиваю! Иначе это нечестно. Ты просишь у меня прощения, а сам…
– Ладно! – молитвенно сложил руки Катков. – Но я тебя предупредил. Не обвиняй меня потом в том, что я неприлично выражаюсь.
– Не обвиню. Даю еще одно честное слово.
Дед приблизился к «богомолу» и прошептал ему оригинальную концовку анекдота.
– А что это значит? – спросил «богомол». – Это производное от чего-то?
– Да, – закатил глаза сталкер и прошептал Блямсу то существительное, от которого произошел глагол.
– А это еще что такое? – продолжал любопытствовать Блямс. – Я иногда слышу это от сталкеров, но…
Деду все настолько осточертело, что он прямыми словами, как есть, разъяснил «богомолу» суть.
Тот опять закачался и стал причитать:
– Это невозможно! Это невозможно физически! Она бы просто не смогла это сделать! Таких звуков ей было бы не издать! Или я ошибаюсь? Когда придет Забияка, я попрошу ее…
– Я вот тебе попрошу!!! – завопил Николай Николаевич, кидаясь на Блямса. – Я лучше задушу тебя сейчас, и пусть меня расстреливают!!!
На шум из пещеры выбежал Колыч.
– Что тут у вас такое?!
– Ничего, – буркнул Дед. – Я ему, вон, анекдот рассказал.
– А! Так это вы смеялись! Ну-ка, расскажи тогда и мне.
– Один дурак другого принял за умного и сильно ошибся. А тут третий вылезает и говорит: «Что тут у вас такое?»
– Да ну тебя! – сплюнул Колыч, поморщился от боли в руке и скрылся в пещере.
– Дед, ты прости, – сказал вдруг Блямс. – Я кажется понял, что тут неприличное. И если я это скажу Забияке, будет так сильно неприлично, что ты даже готов и меня убить, и сам умереть.
– Вот именно, – буркнул Катков.
– Тогда я ей не скажу. Вообще никому не скажу. Все равно в этом нет смысла, а зачем говорить то, в чем нет смысла?
– Правильно. Не такой ты и дурак. Но только вот что я тебе на будущее скажу… Ты, если услышишь вдруг, что где-то анекдоты рассказывают, ты туда не ходи. А то анекдот в мозг попадет, совсем плохо будет. Я-то тебя убивать не стал, потому что ты свой. Да и то с трудом удержался. А другие… Другие, брат, не удержатся, факт.
Глава 26
Охотники вернулись практически ни с чем – принесли лишь пять «крысоликов». «Урфинов» они тоже не повстречали, что было понятно по хмурым лицам даже без излишних расспросов. Никто, правда, особо и не надеялся, что с ними удастся так быстро и просто встретиться. Всех куда больше огорчило отсутствие крупной добычи.
– Плохо дело, – прервал затянувшееся угрюмое молчание профессор Сысоев. – Без пищи мы долго не протянем, а местная фауна определенно пополнялась только извне, и скоро здесь животных не останется. Среди здешних растений, как мы уже выяснили, съедобных не имеется, грибов тоже нет. Догадываетесь, что здесь скоро начнется?
– Голод, – буркнул Злыдень. – Веришь-нет?
– Боюсь, кое-что похуже.
– Мы станем кушать друг дружку, – хмыкнул Грибок.
– Отставить панику! – нахмурилась Забияка.
– А это не паника, – сказал Юлий Алексеевич. – Так оно и будет. Надеюсь, конечно, что лично мы не станем друг друга поедать, но то, что сталкеры за неимением четвероногой добычи все чаще станут охотиться на двуногих, я почти уверен. Животные инстинкты возьмут свое – пусть и не у всех, но у весьма значительной части. В конце концов, конечно, умрет от голода и последний… э-ээ… каннибал, но нам от этого вряд ли уже станет легче. Впрочем, как мы уже обсуждали, все может быть и совсем по-другому, но немногим лучше.
– Что вы имеете в виду? – еще сильней сдвинула брови девушка.
– То, что всех нас превратят в «урфинов» и отправят на какую-нибудь галактическую войну. Но как по мне, так пусть уж лучше меня съест земной сталкер, чем инопланетная тварь. Хотя выбор нам вряд ли предоставят.
– И что вы предлагаете?
– А все уже предложено. Нам остался единственный вариант: проследить за «урфинами» и, в зависимости от полученных данных, либо выбраться наружу, либо погибнуть. Но теперь мы точно уверены, что пищи скоро не будет, а потому тянуть некуда.
– Обязательно проследим, – сказал косморазведчик. – Я очень надеюсь, что хотя бы один бой с «урфинами» еще будет, и после него мы проведем разведку.
– Очень прошу, даже настаиваю взять меня тоже, – тряхнул головой Юлий Алексеевич. – Все-таки, как вы помните, я имел дело со «шлюзом» между внешним миром и Зоной, пусть в данном случае они и другие. Принцип может оказаться похожим.
– Мы тоже имели! – дуэтом воскликнули доценты Тавказаков и Тетерин.
– Я вообще-то и вовсе с какими только шлюзами дело не имел, – сказал Плюх.
– Слишком большая разведгруппа – это плохо, – нахмурилась Забияка.
– Но я настаиваю! – вскипел Сысоев, что для него было, в общем-то, нехарактерно.
– Хорошо, – сдалась Илона и кивнула профессору: – Вы идете. Егор тоже. А в подмогу… – обвела она взглядом свою команду, – …в подмогу с вами отправится Злыдень. И все! – подняла они руки, предупреждая недовольство остальных. – Решение окончательное. Не забывайте, что это только разведка. Ежели она даст положительные результаты, впереди всех нас ждет непростое сражение. Возможно, самый важный, но и самый жестокий, кровавый и трудный бой в вашей жизни, от которого буквально, без преувеличения, наши жизни и будут зависеть. А потому мне нужны здоровые, по возможности полные сил бойцы.