Хлеборез был на полторы головы выше Игоря и к тому же он был «дедом» (что было гораздо важнее) и Тищенко понуро вошел в комнату. Комната оказалась хлеборезкой. Игорь сразу же увидел окошко наподобие кассы, через которое хлеборез выдавал хлеб в зал. Но сейчас окошко было плотно закрыто. Пол в хлеборезке, как и во всей столовой, был бетонный. Мусора на нем почти не было. Перед окошком стоял стол, на котором лежал большой кусок масла и какая-то металлическая штучка, напоминавшая заднюю половину медицинского шприца. В углу стоял холодильник. Холодильник был неопределенной марки, потому что заводской знак был оторван и под ним выделялся квадратик более белой эмали. Между холодильником и единственным окном на улицу стоял высокий хлебный лоток, но хлеба в нем не было. На полу ничего не было кроме хлебных крошек, и Игорь подмел его очень быстро. Вымыл тоже без особого труда.
— Ну что — я ведь говорил, что быстро?! — весело сказал хлеборез.
— Оно бы ладно, да младший сержант Сапожнев будет ругаться, если меня на месте на найдет. Вдруг он уже приходил? Может во второй наряд подряд отправить.
— Ты думаешь?
— Конечно! В…, ты бы ему сказал, что я у тебя работаю, а? — попросил Игорь, едва не сказав хлеборезу «вы» (сказалась привычка обращаться к сержантам только на «вы»).
— Ну, раз ты так хочешь, то я скажу. А сколько прослужил этот твой Сапожнев?
— Он «свисток».
— Тогда мы быстро договоримся! — обрадовался хлеборез и вышел из комнаты.
Тищенко увидел на столе горку сахара и, прислушавшись, не идет ли хлеборез, спрятал себе в карман три куска. За эти месяцы Игорь понял, что в армии тащат все, что плохо лежит, и уже сам пару раз брал какую-нибудь мелочь: тот же сахар, эмблемки и погоны в каптерке. Если бы кто-нибудь сказал Игорю в институте, что он украдет три куска сахара и будет бояться, что могут обнаружить пропажу(!), он ни за что бы в это не поверил. А сейчас Тищенко даже заерзал на стуле от неприятного ощущения, пришедшего вместе с кражей сахара, и хотел даже выложить украденное назад на стол. Но в это время вернулся хлеборез:
— Что-то не видно твоего сержанта, я ему потом скажу. А ты пока поменяй воду — надо еще в складе помыть.
Хлеборез открыл дверь напротив окошка, и Игорь увидел за ней еще одну комнату. Взяв таз, Тищенко направился на мойку. И тут же неизвестно откуда вынырнул Сапожнев:
— Тищенко, ты где все это время был?
— Как где — возле входных дверей в коридоре пол мыл. Вы ведь сами меня туда послали, — соврал Игорь.
— Вот именно — я тебя послал мыть пол, а ты неизвестно куда ушел. Плохо несешь службу, Тищенко, плохо! — Сапожнев видел, что Игоря забрал к себе хлеборез, но он изобразил полное неведение.
— Виноват, товарищ сержант.
— И пол недомытым оставил. Срочно домыть!
— Есть, — Игорь понял, что Сапожнев знает, где он был все это время, потому что в противном случае младший сержант так просто всего этого не оставил бы.
— И еще — если тебя кто припахивать будет, не работай! И никуда больше не отлучайся без моего разрешения.
— Мне некуда отлучаться — входная дверь все равно заперта.
— Ты не бубни, боец, а внимательно слушай, что тебе твой командир говорит. Предупреждаю: ты не должен работать ни в каких хлеборезках! Понял?
— Так точно, — угрюмо кивнул Игорь, не понимая, к чему клонит младший сержант.
— Смотри — я тебя предупредил. А то учишь вас, учишь и никакой отдачи. А если что случится? Сколько таких случаев было — припашут смалодушничавшего «духа», а потом изобьют где-нибудь до полусмерти. А «дух» командиру заранее не доложит и потом сержанту надо отвечать за такого придурка! А доложил бы сразу — все могло бы быть по-другому. Все понял?
— Так точно. Разрешите идти?
— Иди и помни, о чем я тебе сейчас говорил, — Сапожнев пристально посмотрел в глаза курсанта.
Игорь принялся домывать пол, время от времени, поглядывая на двери хлеборезки. Тищенко хотел войти и рассказать обо всем хлеборезу, но его что-то сдержало. Наконец дверь открылась, и из нее выглянул хлеборез. Игорь вскочил от неожиданности и бросил тряпку на пол.
— Тебя только за смертью посылать! А ты что, собственно, здесь делаешь?
— Мне младший сержант приказал домыть пол. Я лучше домою, а потом опять приду, а?
— Время поджимает — скоро хлеб должны привезти. Ну, да ладно — можно и так.
— Только…
— Что еще?
— Он мне приказал, чтобы я нигде больше не работал. Даже про хлеборезку что-то сказал.
— Что-о, про хлеборезку сказал?!
— Да. Слушай, а ты не мог бы с ним поговорить — я думаю, что он отпустил бы меня.
— Я тоже так думаю. Черт, достал меня твой сержант! Где он сейчас?
— Вроде бы в зале был.
— Вроде бы… Вечно нет, когда нужен! Домывай пока пол, а я пойду и все ему скажу.
Хлеборез довольно скоро вернулся и пояснил:
— Отпустил.
— И даже ничего не сказал? — у Тищенко вдруг возникло подозрение, что хлеборез его обманывает.
— Почему не сказал — сказал. Говорит: «Пусть работает, если он сам не против». Ты ведь не против?
— Наверное, не против, — слова хлебореза были похожи на правду.
Игорь отправился за чистой водой еще раз. Мухсинов и Хусаинов уже почти все перемыли и теперь наводили в мойке порядок.
— Шито всо время с вода ходышь? — спросил удивленный Мухсинов.
— Еще не все сделал, — уклончиво ответил Тищенко.
— А Абдухаев и Шкурка уже давно всо закончыл?
— Им только ряды нужно было помыть и столы. А мне еще и коридор Сапожнев сказал, — пояснил Игорь.
Ему почему-то не хотелось говорить истинную причину задержки. С одной стороны ничего зазорного в работе у хлебореза не было, но с другой Тищенко все же не хотел афишировать, что его припахали. Набрав в таз чистой воды, Игорь отправился назад. В зале его вновь остановил Сапожнев:
— Что, Тищенко, в хлеборезку идешь?
— Иду. А разве хлеборез с вами по этому поводу не говорил? — удивился Игорь.
— Да говорил, говорил… Что же я сделаю, если ты чуть ли не сам напросился? — с насмешкой сказал Сапожнев.
— Никуда я не просился. Он сам меня…
— Что — припахал?!
— Попросил.
— Ну-ну — иди, раз попросил, — опять с иронией сказал младший сержант.
«И чего ты лыбишься, придурок?! Сам, наверное, не только в хлеборезке мыл, когда был «духом». Да и это только со мной ты герой, а когда с Курбаном разговаривал, то назад пятился, как рак!» — с досадой подумал Игорь.
— Чего ты так насупился? — спросил у него хлеборез.
— Так просто… Скоро наши в казарму пойдут.
— А-а, так вот ты о чем. Слушай — у меня к тебе предложение. Ты очень спать хочешь?
— Вообще-то хочу, — Игорь подозрительно посмотрел на хлебореза.
Ему вовсе не хотелось провести ночь на какой-нибудь работе. Где-то в глубине души Тищенко посетили неприятные предчувствия. Они еще более укрепились после того, как хлеборез в нарочито веселой манере хлопнул Игоря по плечу и предложил:
— Скоро должны хлеб привезти — можешь мне помочь.
— Я бы помог, да…
— Что?
— Мы в учебке обязательно должны из наряда вместе с сержантами в казарму приходить. Он меня ни за что не отпустит! Да он и не мой сержант — я с ним просто в наряде, — скороговоркой выпалил Игорь, подумав совершенно о другом: «Как бы не так — не хватало, чтобы из-за этого хлеба я лишился сна! И так уже почти одиннадцать — целый час после отбоя прошел».
— А, может быть, ты боишься, что не выспишься? — спросил хлеборез и внимательно посмотрел на Игоря.
Тищенко вздрогнул от неожиданности — ему показалось, что «дед» читает его мысли. Игорь растерялся и глупо пробормотал:
— Я все равно поздно засыпаю…
— Как будто бы у тебя об этом в твоей казарме спрашивают, — усмехнулся хлеборез.
— Не спрашивают, но я часто только в одиннадцать засыпаю.
— Только в одиннадцать? Ничего себе «поздно»! А ты знаешь, что в части после одиннадцати вся жизнь только начинается?! Ладно, понимаю, что ты «дух» и тебе хочется спать. Давай так — сегодня ты мне помогаешь, а завтра я тебе в хлеборезке после подъема закрою, и ты поспишь до завтрака?
Предложение хлебореза коренным образом меняло дело — с компенсацией сна Игорь мог бы помогать половину ночи. Но все-таки что-то сдерживало курсанта, и он неуверенно спросил:
— А скоро этот хлеб привезут?
— Скоро. До половины первого справимся.
«Значит, на два с половиной часа позже лягу. А просплю завтра два. Значит, теряю только полчаса. А если бы вместе со взводом — то целый час мог потерять», — считал про себя Игорь. Видя, что курсант почти согласился, хлеборез привел еще один «веский» аргумент:
— Вижу, что согласен. Я тебе свою шикарную кушетку, что в складе стоит, выделю. Она мягкая — только ложись и спи. Да и тихо тут.
Тищенко отбросил последние сомнения и согласился. Хлеборез пошел и сказал Сапожневу, что оставляет Игоря у себя до часа, а затем вновь вернулся в хлеборезку. Сапожневу не очень-то хотелось оставлять курсанта ночью в столовой, но спорить с «дедом» он не решился и был вынужден дать согласие. По возвращении хлебореза Игоря ожидал настоящий сюрприз.
— Ну что ж — раз ты остался мне помогать, тебя надо как-то вознаградить? А? — весело спросил «дед».
Тищенко лишь смущенно улыбнулся в ответ. Хлеборез выудил откуда-то из-за холодильника «гофрированный электрочайник» (по его собственному выражению) и спросил у Игоря:
— Чай будешь?
— Можно, — несмело сказал Игорь.
— Тогда так — сбегай, набери воды, а я тут пока кое-что приготовлю.
Когда Игорь наполнил чайник и возвратился назад, его глазам предстал богато сервированный стол, уставленный кружками и тарелками. В одной тарелке небольшой горкой лежали куски сахара, в другой — белый хлеб, а в третьей — небольшие цилиндрики сливочного масла. Чайник вскоре закипел, и Игорь вдоволь напился чаю, бросая по четыре куска сахара в каждую кружку и намазывая по две порции масла на хлеб. Для любого «духа» это «событие» было достаточно неординарным, и Тищенко уже предвкушал, как завтра расскажет взводу о своем ночном пиршестве и все попадают от зависти. Чаепитие сопровождалось неторопливой беседой «о жизни», причем хлеборез почти не обращал внимания на разницу в сроках службы и говорил с Игорем, как с равным. Все это еще больше подняло настроение курсанта, и Тищенко уже радовался тому, что благодаря встрече с хлеборезом в целом неприятный день завершился на мажорной ноте. Хлеборез оказался Сергеем из Псковской области. До армии он был строителем и теперь битый час рассказывал Игорю о том, какие плохие и некачественные дома из блоков и какие хорошие и прочные (если цемент не с завышенным содержанием песка) из кирпича. Беседа нравилась Тищенко не столько своим содержанием, сколько своим шармом — сидеть ночью с «дедом» в хлеборезке и вместо отбоя пить чай казалось Игорю чертовски романтичным. Закончив с чаепитием, Сергей предложил Игорю пока подождать на табуретке, а сам, достав из холодильника большой кусок желтого сливочного масла, принялся делить его на цилиндрические порции — пайки для завтрака при помощи инструмента, похожего на заднюю часть шприца, но целиком состоящего из металла. Он макал его в воду, затем набирал масло и после нажатия на поршень из этого нехитрого аппарата на стол вываливался очередной цилиндр со строго дозированной порцией масла. Впрочем, присмотревшись повнимательнее, Игорь увидел, что хлеборез понемногу не докладывает масла в каждую из порций. Сергей старался набирать масло так, чтобы оно где-то на миллиме