Вряд ли кто усомнится в том, что Ленин был революционером, кто же еще тогда революционер, если не он? И однако авангарда он не выносил, смеялся над опусами авангардистов. Или, скажем, Эдик Пинкисевич. Кто перед лицом художественной общественности посмеет отрицать тот очевидный факт, что Эдик Пинкисевич - авангардист? Он есть воплощение авангарда, скажут иные, и будут правы. И однако именно авангардист Пинкисевич в своем негативном отношении к революции зашел столь далеко, что испытывал прямо-таки личную ненависть к ее вождям, считал себя вечным узником коммунистического ГУЛАГа и даже в одежде своей декорировал себя под заключенного в революционный застенок. Этот простой пример - сопоставление личностей Ленина и Пинкисевича, т.е. столпа Революции и столпа Авангарда, - как нельзя яснее показывает крайнюю степень различия между двумя понятиями.
И меж этими личностями, как между двумя противоположными энергетическими зарядами, гудело напряженное поле. И не мог мыслящий человек не обратить внимание на это символическое противостояние, не мог не задавать себе вопросов. Вот возьмем современную Россию. Ясно, что теперешние политики строят общество авангардное, исходя из самоновейших прогрессивных рецептов. На любом уровне общественного сознания, будь то организация процессов производства или персональные вкусы, все ориентировано на авангард. Спросили тут как-то журналисты спикера нижней палаты парламента, какое искусство он предпочитает, - и тот аж удивился, и руками аж всплеснул, и сказал, как отрезал: разумеется, авангард! Спросили лидера демократической фракции - тот же ответ! А как же иначе? А вы что думали? И однако авангардное это общество ничего не имеет общего с революционным, напротив того, оно прямой своей задачей ставит контрреволюцию, искоренение революционных принципов. Или, допустим, посмотрим на Америку; вот воистину Мекка авангарда - а ведь нет другой такой страны в мире, где революция была бы менее желанной. Посмотрите, пожалуйста, на сенаторов и конгрессменов, какие картины они вешают в гостиной? Ну ведь не Репина же, в самом деле. Ворхола, Раушенберга, Малевича - а иначе стыдно будет. Но в книжном шкафу у них вы не сыщете ни Троцкого, ни Маркса. Или, допустим, новейшее социальное изобретение - политтехнология. Специалисты в этой области давно уразумели, что требуется привлечь к созданию правильного образа вождей современного общества - авангард. Ведущие галеристы и пропагандисты авангарда вошли в специальные штабы и комитеты, обслуживающие выборы и связи с общественностью лидеров свободного общества. Скажем, Слава Поставец - обойдется ли без него демократический штаб Димы Кротова? Ни за что не обойдется. Какими принципами питают прогрессивные эстетики означенные штабы, какой эстетикой их насыщают? Авангардной, а как же иначе? Значит ли это, что авангардисты склоняют лидеров общества к революции? Ни в коей мере. Как можно?
IX
Авангард отличается от революции так же, как Малевич от Маяковского. А отличаются они вот чем: искусство Малевича оказалось приемлемой формой для революционного сознания, т. е. его воплощением, - а искусство Маяковского было его содержанием. И, как показало время, содержание и воплощение - вещи далеко не тождественные.
Развитие искусства авангарда совпало по времени с новой экономической стратегией современного мира, когда золотое обеспечение валюты перестало существовать и для нового экономического рывка потребовалось ввести тотальное кредитование всех всеми. Авангард разделил новую экономическую концепцию мира - он, подобно современной бирже, раздает векселя и акции т. е. просто настриженную бумагу (в некоторых произведениях авангардного искусства этот образ буквально воплощен в реальность), каковую нарезанную бумагу объявляет непреходящей ценностью. Как же так, помилуйте! - кричат иные консерваторы, - ведь ценность - это Рафаэль. Нет, - возражают им люди нового мышления, - Рафаэль существовал как единственно возможная ценность, когда рубль (или фунт) был эквивалентен определенному количеству золота. Сегодня мы выписываем векселя под будущее - мы продаем кредиты. Находясь вне культурной иерархии, эти векселя ничем подтверждены быть не могут, никто их ценность удостоверить не в состоянии. Обыватель, боящийся, что его околпачат - как не раз бывает с векселями в банках, увы, - стоит перед ничего не выражающей стряпней, и он озадачен: брать бумажку - или не брать? Добро бы ему дали продукт, употребление которого понятно. А в современном творчестве ценность товара не очевидна: автор не нарисовал портрет обывателя, как в доброе старое время, и не создана такая картина, в коей обыватель бы опознал доступные ему реалии. Так ведь и на бирже теперь такое же точно неудобство - не кусок золота покупаешь, но акции невесть какого алюминиевого карьера, которого, может быть, и в природе-то никогда не существовало. Разумеется, некоторые векселя и акции себя оправдывают - вот некогда везучие люди накупили акций Суэцкого канала и разбогатели, это - дело! А с другой стороны: акции предприятия «Рудник Голубого Крота», холдинга «Мешочник» - оказались липовыми. Вот набрали некоторые смельчаки Пикассо - живут нынче и радуются. А другие нахапали Пупкина - и сидят теперь в углу, слезу точат. Как угадаешь? И стоит обыватель в музее перед не известной ему - и еще не опознанной цивилизацией в качестве шедевра - стряпней и прикидывает: это что - «Рудник Голубого Крота» или Суэцкий канал? Он жалуется, что не понимает, какая такая ценность в трех линиях, проведенных поперек холста. И как же ему, бедолаге, помочь? Ведь перед ним просто бумага - нарезанная бумага! Она сама за себя не говорит! Так ведь и не должна говорить! Не нужны ни образ, ни содержание, ни сюжет - важен штамп компании, удостоверяющей: это вексель стоящий, платить по нему будут. Роль художественного объекта сегодня - представлять культуру, но ни в коем случае культуру не воплощать. Никто не просит от культурного проекта явиться художественным образом.
Роль акции - представлять рудник, но никто не просит бумажку быть одновременно и килограммом алюминия. Задачи воплощения в современном искусстве и в современной экономике - нет. Бумажка - акция, вексель, ваучер - лишь удостоверяет, что вы купили кусочек будущего, частичку прогресса. А уж обманет или нет вас этот прогресс - дело другое. Затем в сегодняшней экономике и существуют брокер и галерист, чтобы втюхивать непонятливым обывателям нарезанную бумагу. Эти люди должны своевременно объяснить покупателю, что вкладываться в акции «Голубого Крота» и Пупкина - нецелесообразно, но вот как раз в акции «Розового Крота» и Гузкина - весьма уместно и своевременно. Да, говорят в один голос культурный брокер и экономический галерист, пока эти явления неизвестны: и рудник «Розового Крота» в стадии разработки, и художник Гузкин в процессе узнавания цивилизацией. Но - дело это исключительно верное, вложение себя непременно оправдает.
Экономическая и культурная политика проделывает один и тот же, необходимый в теперешнем мире, трюк: только продав много акций несуществующего предприятия, есть некий шанс означенное предприятие построить. Мало того, после продажи акций его уже необязательно и строить - эти акции непостроенного предприятия можно вложить в акции другого, тоже непостроенного предприятия - так еще надежнее и перспективнее. Когда-нибудь строить, конечно, придется - так уж лучше подождать и построить в будущем что-нибудь чрезвычайно большое, непомерно значительное. Вот накопим акций, проведем ряд эмиссий и слияний - и такое отгрохаем, что чертям тошно станет. И в точности таким же образом формируется современное искусство. Только продав много произведений в качестве акций будущего великого художника, можно этого будущего художника создать - он возникнет сам собой из количества проданных акций. Теперь нет необходимости в обратном процессе (привычном для минувших эпох), когда художник, состоявшись, продавал картины, или когда завод будучи построен, издавал свои акции. Художественный и экономический авангард говорит: эти векселя воплощают будущее культуры, и культура (основные войсковые соединения) идет за векселями по пятам. Вот подождите, культура догонит бумажки, они приобретут культурную ценность, и тогда вексель станет алюминием, а три полоски сделаются картиной. Это воплощение в продукт непременно когда-нибудь да случится. Но поскольку основное значение акций на алюминий и картины состоит в том, чтобы воплотиться в деньги, а это воплощение как раз попутно уже произошло, то в промежуточном воплощении (т. е. собственно в продукте) нужда не слишком велика. И рядовой потребитель это отчетливо понимает. В конце концов, вы купили акции не для того, чтобы у вас дома был кусок алюминия - а для того, чтобы получать дивиденды. Вы их получаете? И отлично - какие еще вопросы? Вы купили культурные акции не для того, чтобы смотреть на квадраты и полоски, а для того, чтобы быть высококультурным человеком и иметь от этого доход. Это произошло - не так ли? А что еще надо? И все это звучит убедительно, но все-таки и сомнение гложет. А ну как не подтвердятся акции? А ну как культура и история пойдут не совсем в указанном направлении?
Революция - в отличие от авангарда - векселей и гарантий под будущее не раздает. Крайне наивное и абсолютно ложное представление о революции заключается в том, что она, дескать, раздает обещания и сулит перспективы. Напротив, она ничего не обещает, она требует обещанное исполнить. Революция вменяет счет миру сегодняшнему и расчета требует тоже сегодня же, прямо сейчас, не отходя от кассы. В отличие от авангарда, существующего в рамках экономики кредитов и долгов, революция имеет дело с наличными. Революция затем и приходит в мир, чтобы предъявить выданные векселя к оплате. И случается это тогда, когда финансовая (и культурная) пирамида достигает критической высоты и дальнейшее кредитование невозможно. И тогда нарезанные бумажки приходится обналичивать, а коли не сыщется под них золотого запаса, взаимные расчеты производятся свинцом.