р принял везде эти правила; выучились по ним играть и здесь. И сидящий напротив Дупеля молодой человек широкой улыбкой на довольном лице показывал: я неуязвим у меня накопилось столько бумажек, что они гарантируют мою неприкосновенность и защищают мое добро. А откуда же они взялись у тебя, эти бумажки? Дупель захотел перегнуться через стол, взять Баринова за шиворот, тряхнуть и сказать: плевал я на твои акции, подумаешь, бумажек настриг, что это в принципе меняет - ничего это не меняет. Ты не строил этот дом, паразит, ты брал под него кредит в обмен на эти настриженные бумажки - и настриг их предостаточно, чтобы расплачиваться, и расплачиваться воздухом - акциями и паями того, что не существует. А когда оно стало существовать, то бумажки уже оказались недействительными, потому что ты настриг дополнительных бумажек и обесценил первые. Ты ловкач, наперсточник, шулер. Это мы, мы выдумали играть в такие правила, а потом возьмем да отменим эти правила, это мы выдумали слишком поспешно. Поспешно потому, что выдумывалось это для людей с планами и амбициями глобального управления, а попало в руки таких вот щелкоперов - для разового употребления. И сказать так хотелось многим: обалдевшему от своей безнаказанности директору грузового терминала в Латвии, который скупил пятьдесят один процент бумажек своего порта; зарвавшемуся президенту нефтеперерабатывающего завода в Нефтеюганске, которому запуганные рабочие сдали свои никчемные ваучеры и превратили алкоголика и скандалиста в неуязвимого для закона царька; владельцу трех алюминиевых карьеров, который даже не скупал акции, а передушил десяток акционеров и заставил наследников отдать акции ему, он сам жил в Монако под охраной закона - скромный владелец бизнеса в заснеженной России. Но ничего этого Дупель не сказал, потому что внедренная система круговорота в природе лживых бумажек и была, собственно говоря, тем, что называется бизнесом. Отличался этот круговорот бумажек в России от западного круговорота тем, что в России бумажек было больше, а производства меньше. Странным образом получалось так, что чем более бумажек запускалось в российский круговорот бизнеса, тем меньше производства реально требовалось - бизнес теперь заключался в перераспределении бумажек, в замене их на другие бумажки, на билеты казначейства. И знал это Михаил Дупель лучше прочих, он сам этот круговорот устроил. Он не перегнулся через стол, не взял веселого Баринова за шиворот, а только прикрыл глаза и стал говорить мягко и тихо. Он так делал всегда, когда злился.
- Так давай куплю твою газету, - сказал он. - Только ведь она ничего не стоит.
- Пятьдесят, - речь шла о миллионах.
- Она не стоит пятидесяти.
- Товар стоит столько, сколько за него дают, - сказал Баринов расхожую фразу бизнесменов, - мне за газету дадут пятьдесят.
- Не дадут.
- А я не тороплюсь, - с достоинством сказал Баринов, - сегодня не продам, продам завтра. Моя газета лучшая в стране, объективно. К выборам ее цена взлетит втрое. Появится стоящий кандидат - он жадничать не станет. Так что, ты тоже придержи пока свои акции, они еще поднимутся.
От слова «акции» лицо Дупеля потемнело. Дурак, подумал он, заигравшийся в капитализм советский дурак. Мидовский выкормыш. Сидит в моем доме, в костюме, купленном на мои деньги, жрет мной оплаченную еду, платит своим секретуткам мои бабки, - и чувствует себя в безопасности, огражденный - даже не законом, нет! - нелепыми правилами игры в бумажки. Сказать ему задушевно: дурачок, бумажки твои не считаются, это мы пошутили, а ты уж и поверил. Бумажек ты много настриг, молодец, жалко, не считаются они больше - считается только власть и сила. А ловкачество твое, улыбочки и верткость - дерьма они не стоят. Сказать бы ему так, но ведь нет, не скажешь. Весь сегодняшний бизнес на этих бумажках стоит, а такой вот продувной шельмец притерся - и пользуется. За его нарезанные бумажки любой банк выдаст ему кредит - билеты казначейства, то есть другие нарезанные бумажки. А обеспечиваются эти бумажки паями в нефтяном бизнесе - еще одними нарезанными бумажками. А охраняются законами - следующими бумажками. И только мужик, который стоит у скважины и качает нефть, имеет дело не с бумажкой - только кому этот мужик интересен. И возьми я сейчас этого гада за шкирку, как карманника, позови я охрану, чтобы вышвырнули щелкопера из моего дома, так ведь он - в суд! Он ведь - за свободный бизнес! Он ведь до Страсбурга дойдет! Частный предприниматель! Акционер!
Невысокий человек с быстрыми движениями, миллиардер и министр, Михаил Зиновьевич Дупель встал из кресла и прошелся по кабинету. Он ходил, прикрыв глаза, останавливался, покачивался с пятки на носок, чтобы успокоиться, потому что всегда лучше договориться и убедить, даже если можно взять и сломать.
- Послушай, Вася, - сказал Дупель, - информация свободным не делает. А если делает, значит, это фальшивая информация. Свободным человека делают три рубля и вранье, а серьезные деньги и достоверная информация делают несвободным. Ты это учти, - Дупель говорил, стараясь убедить, а Баринов глядел презрительно, сидел подбоченясь, и на каждое слово Дупеля реагировал саркастической улыбкой. Баринов рассудил, что если Дупель нуждается в поддержке газеты, стало быть, дела его в правительстве плохи. Газету он, безусловно, продаст, но не заговорщику, нет. Он продаст газету миллиардеру из правительства, когда тот решит стать президентом.
- Ты это учти, - повторил Дупель. - Твоя газета делает человека свободным. Это так. Потому что она врет. То есть не говорит главного. А главное то, что в стране стоит производство; что идет откат денег в офшоры; что государство дерет налоги с домохозяек, а госчиновники покупают себе виллы на островах; что армия страны развалилась - и никому нет дела; что если Америка хочет прищемить нашего бизнесмена, она это делает по праву сильного; что банкир Щукин, вместо того чтобы финансировать истребители пятого поколения, купил себе хоккейную команду в Торонто; главное то, что чиновники администрации президента берут уже не миллион, а миллиард взятки. Главное то, что министр финансов за подпись берет с западной фирмы миллион - а знаешь, сколько у нас западных фирм в стране? Главное то, что, кроме нефти, которую качаю я и Левкоев, ничего России в качестве источника доходов не светит. Главное то, что все ночные клубы, кабаре и казино - все то, что построено в Москве, - построено не от избытка, а от бедности - оттого, что нефтяные деньги быстро куда-то деть надо, а других мест вложения не существует. Разве что - в жопу себе засунуть. Впрочем, - добавил Дупель, - разница невелика. Это и есть самая настоящая жопа. Думали-думали экономисты - и ничего надежнее, чем бордель и игорный дом, не придумали. Автомобиль бы выпустили - так нет, это ведь сколько работать надо, опухнешь. Нет у нас автомобильной промышленности и не будет, зато у каждого есть «мерседес». Строительство бы коммунальное начали - так ведь денег нет на строительство, только на виллы и дорогие дома. Музей бы построили - да картины повесили, так у нас нет денег на музей, есть только на частные галереи, где ты вот это говно покупаешь. Дупель махнул рукой по адресу картин Дутова, висящих по стенам кабинета, и так везде. Вот информация. А информация об открытии бутика Ямомото в Жулебино и слиянии холдинга «Русь» с холдингом «Гусь» - это не информация. Это, Вася, вранье.
- «Правду» опять захотелось издать?
- Да, захотелось мне «Правду», потому и министром стал. Не драпанул, как Шприц, на Багамы, насел на бандюков, как Левкоев, а стал министром. И не затем, чтобы тырить деньги. У меня есть деньги. А затем, чтобы весь этот карточный домик не развалился. Президент, - тут Михаил Зиновьевич грязно выругался, - с утра бухой и если к обеду не проблюется, то не может документ подмахнуть. Премьер - вор, кабинет берет взятки. Но работает страна, вовсю работает! Строят казино и рестораны, выпускают газеты! Пойми, так вечно продолжаться не будет.
- Народный гнев, да? - поинтересовался Баринов. Плохи дела у Дупеля, это очевидно. И акции газеты еще подрастут - теперь сомневаться в этом не приходится.
- При чем тут народный гнев? Но что-то ведь должно обеспечивать твои нарезанные бумажки - акции! - не удержался Дупель. - Не век же их стричь! Что-то за ними должно маячить - неужели не ясно? Тяжелое машиностроение, автомобильная промышленность, авиация - что-нибудь реальное! Стране нужен хозяин.
- Сталин? Отец народов?
- Нет, - серьезно сказал Дупель, - не Сталин. Пиночет. Умеренный диктатор, экономически регулируемый. А еще лучше - Франко. Генерал, который спас Испанию от анархии. Тот, кто сможет подморозить это болото. Тот, кто посадит ворье и не даст тырить казенные деньги на казино и глянцевые журналы.
- Ты все сказал? - спросил Баринов. - Отвечать можно? Или при новой диктатуре не положено? Казино - это плохо, конечно. Не надо их больше строить. Тем более что у тебя их три, хватит уже. И «мерседесы» - это, конечно, безвкусица. Тебе их на заказ бронированные делают, ты обычные не признаешь. И виллы - это безответственно; у тебя их сколько, интересно знать? И диктатор нам нужен, чтобы у тебя все это осталось и никуда не ушло. Вот зачем Франко понадобился. Только меня не агитируй! Хватит с нас диктаторов! Моего отца послом в Мексику запятили, карьеры сделать не дали - из высших соображений. А мне больше не нужны высшие соображения. Тем более, когда их пропагандисты имеют все, а мне не дают ничего. А я тоже хочу виллу, и мерседес, и казино. Как любой человек, как мой читатель, например. Ни ему, ни мне Франко виллу и мерседес не даст. А в свободном обществе мы сами возьмем! Мне за мою газету - деньги дадут. Я ее сделал, я ее и продам, а захочу - так и казино открою, и бордель.
- Не дадут тебе денег.
- А я все-таки подожду, пока мне дадут пятьдесят миллионов.
- Тебе не дадут никогда, - сказал Дупель тихо, - ни до выборов, ни во время выборов. Да, газета для выборов нужна, но больше десятки она не стоит с домом, компьютерами и всеми твоими девками в придачу. Я у трех вокзалов такой же штат наберу за три дня. На твоем доме долг висит. С рекламой у вас беда. Доставка в Европу плохая. Тираж упал втрое, ты заметил? Десять - это потолок