- Ты не горюй, - сказал Колобашкин, - перемелется, мука будет.
- Горько думать о том, что идеалы Маркса извратили. Пройдет сто лет, и его вспомнят, но будет поздно. Упустим момент.
- Может, обойдется.
- Теперь ни на кого нельзя положиться. Они предали все и всех. Махно - ближе к идеалу, чем кто бы то ни было.
- Андреа Нин, вот человек! Но ему не дают голоса. Он в блокаде. Он лучший, но власть ему не взять. И времени нет на дискуссии, вот что! - сказал интеллигентный анархист, расположенный поболтать, - Времени нет! Мы, к сожалению, должны выбирать между двумя оппортунистами, которые врут.
- Здесь многие надеются на Россию, - сказал радикальный анархист, который сомневался во всем, - но мы хорошо знаем, что оттуда помощи не будет.
- Ну, вы даете. Все вам мало, - сказал Колобашкин.
- Вместо того, чтобы прислать войска, шлете комиссаров. А здесь своих комиссаров хватает. Нам самолеты нужны.
- Прислали вам самолеты.
- Прислали, но мало. Разве так воюют? Думаю, у вас самих - такая же неразбериха. Наверное, один человек отдал приказ прислать самолеты, а другой приказ отменил. Знакомая история. Паршиво у вас все устроено, друг.
- Зато у вас хорошо.
- Здесь был советский посол Розенберг. Его отозвали в Москву - и он не вернулся.
- Другую работу, значит, дали.
- А я слышал, его расстреляли. Сказали, что он фашист.
- Наверное, фашист, - сказал Колобашкин, - фамилия фашистская.
- Вспомни про Антонова-Овсеенко!
- Не знаю такого, - сказал Колобашкин.
- Он брал Зимний, он сражался с нами в Испании. Такие люди теперь не нужны. Ответь мне, разве его ценят в России? Говорят, его арестовали в Москве.
- Я не верю в это, - сказал интеллигентный анархист, - Это фашистская пропаганда.
- Наверняка пропаганда, - сказал Колобашкин, - Кому нужен Антонов- Овсеенко, зачем его арестовывать?
- Я рекомендую прочесть Троцкого. Вот человек, который давно все понял.
- Сейчас, - сказал Колобашкин, - вот сейчас я почитаю.
- У меня есть судьбоносные брошюры этого гордого человека. Ты читал «Испанская революция в опасности»?
- Нет.
- А «Роль забастовок в революции»? «Проблемы левой оппозиции»?
- Не читал.
- Как же ты будешь воевать? Прочти хотя бы письмо Советскому Политбюро. Я дам тебе эти книги.
- Засунь их себе в жопу, товарищ.
На этом кончилась другая беседа.
На третий день анархист сказал так.
- Махно сражался с богатыми. А мы здесь готовы замириться с одними богатыми, чтобы победить других богатых. Все перепуталось.
- Еще не видел, чтобы богатые сражались, - сказал Колобашкин.
- Махно сражался с их наймитами.
- А ты - чей наймит?
- Я - сам себе командир. Это коммуна равных. Viva nosotros! - сказал анархист.
- Ну, вы даете.
- Поэтому я горжусь страной, которая подарила миру Махно. Я обнимусь с представителем этой страны, - и один анархист обнял другого анархиста и поцеловал в губы, - спасибо тебе, товарищ. Спасибо, Опанас.
- Вы что, пидорасы? - спросил Колобашкин.
- Нет, мы анархо-синдикалисты. Слыхал про таких?
- Много вас разных, разве упомнишь. Вы - ПОУМ или ПУПС? Еще есть какая-то партия «синие носы». Вы не из этих?
- Не смейся, товарищ, - сказал интеллигентный анархист, - Какой ПУПС, какие еще носы. Все гораздо серьезнее. Товарищ из СНТ, а я присоединился к ПОУМу, поскольку считаю, что от политической власти анархисты не должны отказываться, несмотря ни на что. Если мы не возьмем власть, ее возьмет либеральная буржуазия. А либеральная буржуазия неизбежно передаст ее фашистам. Мы противники теорий, которые ставят анархистов вне политики. Раньше я состоял в Блоке рабочих и крестьян, блоке Троцкого. У меня есть уверенность в том, что ядро ПОУМа сформировано из политически развитых людей.
- Это хорошо, - сказал Колобашкин.
- Если хочешь знать, мы были близки к победе. Вопрос стоит следующим образом: если сегодня не заберем власть - демагоги предадут идею.
- Так берите власть, если так.
- Мы уступаем силе, вот и все. Мы вынуждены идти на компромиссы. Решения здесь принимают люди морально нечистоплотные. Знаешь, это отчаянное чувство одиночества, когда ты один знаешь правду и можешь ее выкрикнуть, а тебе не дают.
- Один человек не может знать всю правду. Выходит крикун на трибуну - прикажешь ему верить? Правду знает народ, не надо мешать народу. Я состою в СНТ, - сказал грубый анархист, - и не верю в политические махинации. Наш лозунг: Не голосуй!
- Народ знает правду, но не может ее выразить, - сказал анархист троцкистской ориентации. - Если мы победим, в каждом штабе найдется человек, который захочет говорить от имени народа. Тогда тебе придется голосовать.
- Еще бы, - поддержал его Колобашкин.
- За что мы сражаемся? - спросил интеллигентный анархист, и немедленно получил ответ грубого анархиста:
- За свободу!
- Верно, а за какую свободу? Вот где неразбериха. Партий больше, чем оружия. Кого ни спроси - все за свободу, тогда почему анархистов держат в тюрьме? Почему Дуррате арестовали? Почему забастовки запрещены? Почему преследуют Нина? Мы обязаны прояснить вопросы политическим путем. Только выработав общую программу, дадим отпор фашистам.
- Пока голосовать будешь, всех перестреляют.
- Но голосовать надо. Надо определиться. Вот ты, например, кто? - спросил анархист у Колобашкина, - коммунист?
- Нет, - сказал Колобашкин, - куда мне.
- Может быть, ты анархист - и сам об этом не знаешь? Может быть, ты - стихийный бакунинец, как думаешь?
- Вряд ли.
- Или ты за богатых? За новую форму порабощения человека?
- За что?
- Я пошутил, друг. Из тебя слова не вытянешь, вот я и решил тебя расшевелить. Ты за богатых - или за бедных? Я вижу, ты не интересуешься политикой. Заметь, мой друг, если ты не интересуешься политикой, то политика заинтересуется тобой - это еще Ленин сказал. Надеюсь, хотя бы Ленина ты знаешь? Твой товарищ, лейтенант Лукоморов, показался мне более образованным человеком. Я дал ему статью Троцкого. Ты бы видел, как горели глаза товарища Лукоморова! Жаль, что он отсутствует сегодня, он бы принял участие в нашей беседе.
- Товарищ Лукоморов болен, - сказал Колобашкин, - спирта обкушался пополам с хересом, теперь блюет. Не может придти.
- Жаль, мы бы поспорили. Мы сражаемся за то, чтобы каждый имел свои прогрессивные взгляды, был независимой личностью. Ты говоришь одно, я - другое, но стоим мы плечом к плечу. Вот за это, друг, мы готовы умереть.
- А, - сказал Колобашкин, - теперь понятно.
- Между прочим, - сказал анархист, - уборка сахарной свеклы в анархо-синдикалистких коммунах на тридцать процентов выше, чем в остальных хозяйствах Астурии.
- А везде сколько убирают?
- Вообще не убирают. Война идет.
- И на войне есть хочется.
- Только не свеклу, - и анархист засмеялся, - Негрин небось не свеклу кушает.
- Негрин скушает идею свободы! - сказал интеллигентный анархист с надрывом.
- Маркс писал, - сказал другой анархист, - что от анархии прямая дорога к мелкобуржуазности. Многие, к сожалению, пошли этим путем.
- Ты ошибаешься товарищ, - сказал другой анархист, - Маркс не писал этого.
- Нет, писал. Сегодня ты вступил в политический диалог, стал искать компромиссы, завтра тебе придется договариваться с богатыми проститутками. Продали революцию.
- Мы спросим у товарища Герильи.
- О проститутках? - грубый анархист засмеялся.
- Мы спросим ее о позиции Карла Маркса.
- Она что, и с Марксом тоже спала? - спросил грубый анархист.
- Ты не должен так говорить. Стыдно. Можешь говорить, что угодно, про Негрина или Асанью, пожалуйста. Ты не имеешь права оскорблять Марианну Герилья. Она - воплощенная революция.
- Согласен, она - воплощенная революция, и Рихтер - тоже. Две воплощенные революции. И дерут их вес, кому не лень.
II
Разговор происходил в осажденном Мадриде, когда до путча полковника Касады и падения города оставалось больше года. Город еще удерживали, и победа при Хараме, откуда прибыл Колобашкин, добавила осажденным уверенности. Они доказали себе и Франко, что могут сражаться, теперь им казалось, что город они отстоят. Победой был каждый прожитый день - и чем дольше стоял Мадрид, тем убедительнее выглядела политика республики. Впрочем, никакой политики не существовало - все свелось к обороне города, и на дальнейшее планов не было. Прошло уже три штурма города, они были отбиты, но сил на оборону не осталось. По слухам, Гитлер и Муссолини уже открыто слали свои войска на подмогу Франко, штурмовать Мадрид - и никто не знал: сколько войск они прислали. Говорили, что много. Корреспондент коммунистических газет Артур Кестлер видел, как в Севилью прибывают немецкие солдаты, посланные нацистской партией, Гитлером, - они переодеваются в белую испанскую форму, со свастикой на пилотках. В небе над Мадридом сражались самолеты легиона Кондор с советскими эскадрильями. Русские отбивали атаки немецкой авиации, и общее мнение гласило, что русские летают лучше. Город был окружен, но люди развлекали себя мыслями, что он неприступен. Более того, говорили, что удачное контрнаступление вполне возможно. Если победить под Гвадалахарой, если Советская Россия пришлет вдесятеро больше оружия, чем она присылает, если сюда придут советские войска - победа вполне реальна. Если республика сплотит свои силы - она непобедима. Важно всем партиям договориться. Договориться не получалось. Правительство Ларго Кабальеро ушло в отставку, наступил, что называется, политический кризис, однако ни сам Кабальеро, ни его преемник Негрин, ни президент Асанья еще не собирались бежать во Францию. Кабальеро съездил в Марсель, но вернулся, не остался, говорили, что он набирал во Франции добровольцев, договаривался с Блюмом. Шансы оставались - непонятно на что, но оставались. Если поглядеть на карту - все выглядело безнадежно. Вся Испания контролировалась франкистами, держался Мадрид, держалась пока Барселона, да в Басконии сражались баски. Мадрид оживился с прибытием добровольцев из разных стран; они комплектовали интербригады, и возникло ощущение, что всему миру н