[28]. Однако новое направление в деле народного просвещения не привело к добру. Действия министерства не могли достигнуть своей благочестивой цели, потому что в большинстве случаев имели характер грубого и невежественного произвола. Вера и нравственность среди учащихся и служащих насаждались страхом и насилием, угрозами и наказаниями. Вместо истинных благочестивых чувств естественно развивалось лицемерие и показное ханжество. Подчиняясь наружно требованиям начальства, внутренне ненавидели его и тяготились навязанными чувствами и обязанностями. Мелочной надзор за поведением и образом мыслей вел к доносам и сыску, к мелочным преследованиям. В конце концов сам князь Голицын навлек на себя ряд обвинений в неправоверии (со стороны архимандрита Фотия) и был вынужден оставить свою должность.
Гнет Аракчеева и ему подобных, конечно, должен был вызывать общее неудовольствие. Становилось ясно, что в своем разочаровании и утомлении жизнью император Александр утратил веру в идеалы своей молодости и дал ход открытой реакции против всех тех преобразовательных начинаний, какими раньше увлекался. Постоянно мрачное и унылое настроение государя отзывалось и на всем обществе, сообщая печальный тон общественной жизни. Всякое общественное движение таилось и пряталось из боязни гонений. Между тем в обществе того времени нарождалось сильное внутреннее брожение.
§ 148. Общественное движение в Александровскую эпоху
Отечественная война 1812 г. и заграничные походы 1813–1814 гг. имели очень большое влияние на умственную жизнь русского образованного дворянства. Под влиянием законодательных льгот императрицы Екатерины II и строгостей императора Павла русские дворяне перестали стремиться в военную службу. Отечественная война снова привлекла дворян в ряды армии на защиту отечества; а войны за освобождение Европы, перебросив русские войска за границу, познакомили служивших в них дворян с западноевропейскою жизнью. Ранее поездки русских людей на запад были редким явлением, теперь, в пору освободительных войн, русские люди во множестве оказались на чужбине и долго там жили. Разумеется, они подпали сильному влиянию европейских порядков и идей, близко познакомились с умственным движением времени, вывезли домой на Русь целые библиотеки. Успехи европейской гражданственности под влиянием освободительных идей XVIII в., развитие немецкого национального сознания, расцвет немецкой идеалистической философии поражали и восхищали русских людей, возбужденных великою борьбою за собственное отечество. Сравнив европейскую жизнь с отечественною, наши предки получили возможность критически смотреть на русскую действительность, видели ее недостатки, понимали ее отсталость и сознавали устарелость того крепостного права, которое лежало в основе русского общественного порядка и которое уже исчезло в Западной Европе.
Два течения образовалось в русском обществе под влиянием знакомства с западом. Одно было философским: русские почитатели модной тогда немецкой философии стремились глубже изучить ее, распространить ее взгляды и выводы между русскими людьми и с точки зрения этой философии понять и истолковать русскую историю и действительность. Другое течение было политическим: русские люди стремились перенести на Русь те учреждения и порядки, какие были выработаны в новейшую эпоху в европейских государствах. В государственном устройстве они желали представительной (даже республиканской) формы правления; в общественной жизни они стремились к отмене крепостного права. Чем сильнее делалась реакция и «аракчеевщина» в России, тем резче сказывалось стремление к реформе у людей этого освободительного направления. Почти тотчас по возвращении армии из заграничного похода, в войсках, среди образованного офицерства, стали складываться политические кружки, к которым примыкали и гражданские лица. Целью всех подобных кружков было, с одной стороны, гражданское воспитание их членов, а с другой — подготовка либеральных государственных и общественных реформ в России. Члены таких кружков занимались самообразованием и вносили в свои служебные отношения и в товарищескую жизнь более гуманные нравы и обычаи: отказывались от вина и карт, не допускали никакой распущенности, не били солдат, учили их грамоте и т. п. В своих кружковых беседах они рассуждали о необходимых преобразованиях русского быта и о средствах достигнуть этих преобразований; в кружках шли речи о необходимости бороться с реакцией, осуждалась «аракчеевщина», доказывалась неизбежность переворота.
Из многих подобных кружков, имевших иногда масонский характер (§ 131), особенное значение приобрел один, учрежденный с определенным уставом (1816) и получивший название «союза спасения». В основе его лежала не только забота о личном самоусовершенствовании его членов и не только общее стремление к либеральным преобразованиям, но и определенное требование перехода к представительному образу правления, к конституции. Через два года «союз спасения» был преобразован в тайный «союз благоденствия» (отчасти из подражания немецкому патриотическому обществу «Tugendbund», которое действовало в Германии во времена наполеонова ига); а «союз благоденствия», в свою очередь, скоро распался на два союза, прямо уже революционных, — «северный» и «южный». Во главе северного союза стали братья Муравьевы (также кн. Трубецкой, поэт Рылеев); союз этот основался в Петербурге. Во главе южного союза был полковник Пестель, командир одного из армейских полков. Местом действия южного союза была русская «вторая армия», расположенная в Киевской и Подольской губерниях. В составе союзов преобладало офицерство; но были и лица гражданские и неслужащие дворяне. Оба союза находились в постоянных сношениях друг с другом и имели одну общую цель — совершить насильственный переворот в России. Какой порядок будет после переворота, заговорщики решали различно. Одни желали ограниченной монархии, другие — республики. Самый обстоятельный проект будущего устройства России принадлежал Пестелю и назывался «русской правдою». В этом проекте, не вполне обработанном, Россия представлялась республикой с весьма демократическим устройством. В мечтах других заговорщиков Россия получала даже федеративное устройство в роде Северо-Американских Штатов. Таким образом, настроение в союзах было резко революционным, а потому члены союзов держали свои планы в совершенном секрете.
Несмотря, однако, на осторожность заговорщиков, правительство узнало о существовании заговора. Императору Александру его придворные докладывали о существовании кружков в гвардии еще тогда, когда кружки были в зародыше. Государь снисходительно отнесся к членам этих кружков, считая их такими же мечтателями, каким он сам был в дни юности; «не мне их карать», — говорил он. Позднее о существовании определенного тайного заговора против действовавшего государственного порядка стали доносить лица из армии (в особенности ценные сведения дал унтер-офицер из дворян Шервуд). Аракчеев собрал точные данные о вожаках движения, о планах заговорщиков, о месте их деятельности и послал большой доклад об этом деле императору Александру в г. Таганрог, где тогда находился государь (1825). Доклад пришел туда поздно: Александр скончался в Таганроге, не успев сделать никаких распоряжений по делу.
§ 149. Смерть императора Александра I. Преемство престола. Декабристы
Император Александр прибыл в 1825 г. в Таганрог вместе со своею супругою императрицею Елизаветою Алексеевною для лечебных целей. Грудная болезнь императрицы (чахотка) требовала климатического лечения. Врачи указали на Таганрог как на подходящий по климату город южной России. Устроив свою супругу в Таганроге во временном дворце, Александр отправился в Крым для осмотра войск и укреплений. В Крыму он схватил простуду, не поберегся и возвратился в Таганрог совершенно больным. Простуда перешла в тиф, и 19 ноября 1825 г. император скончался.
Так как у императора Александра не было детей (две его дочери умерли во младенчестве), то наследовать престол, по закону 1797 г. (§ 139), должен был старший из его братьев, цесаревич Константин Павлович. Так и подумали сопровождавшие Александра в Таганрог вельможи: о кончине Александра они известили императора Константина Павловича, находившегося в Варшаве. То же полагали и в Петербурге: по получении в Зимнем дворце известия о смерти государя, великий князь Николай Павлович, третий сын императора Павла, тотчас же привел войска и народ к присяге императору Константину. Между тем Константин, женатый на простой польке (Грудзинской), не желал трона и давно (еще в 1823 г.) отказался от него; Александр же особым манифестом утвердил его отречение и передал право на престол следующему из братьев — Николаю. Только манифест об отречении Константина, по не известным никому причинам, не был обнародован. Он хранился в тайне (запечатанный в пакете самим Александром) в Москве, в Успенском соборе, и в Петербурге — в синоде, государственном совете и сенате. Тайна была так строга, что самому Николаю Павловичу не объявили прямо об ожидавшем его высоком жребии; лишь по некоторым намекам старших братьев мог он смутно догадываться о происшедшей перемене в престолонаследии. По смерти Александра пакеты в Петербурге были вскрыты, согласно надписи на них самого покойного государя («хранить до моего востребования, а в случае моей кончины раскрыть прежде всякого другого действия»). Но Николай Павлович не счел возможным принять трон в отсутствии брата Константина и надеялся, что сам Константин лично перед ним подтвердит свое отречение. Таким образом, столица, а за ней и вся Россия присягнула Константину. Константин же в Варшаве, согласно с своим прежним отречением, присягнул Николаю и совсем не имел в виду ехать в Петербург подтверждать свое отречение. Таким образом, в России оказалось сразу два императора, из которых ни один не желал вступить на престол. Между Варшавою и Петербургом происходили торопливые сношения, и младший великий князь Михаил Павлович, приехавший от Константина в Петербург, служил как бы посредником между своими старшими братьями.