аботники бухгалтерских и финансовых служб, 552а: Кассиры в магазинах…).
Было начало вечера, дождь перестал, покрыв, словно слоем лака, трупики качелей, поблескивающих в искусственном свете уличных фонарей.
Четыре молодых волка остановились наконец перед домиком с закрытыми ставнями, из чего Белый сделал вывод, что хозяева уязвимые люди. Старики…
— Что будем делать? — спросил Бурый, не выпуская руля из своих больших рук.
Белый закрыл глаза. Он задался вопросом, что чувствовали Чарльз Уотсон, Патриция Кренуинкел и Сьюзен Аткинс, когда девятого августа 1969-го они припарковали свой «форд» перед домом 10 050 по Сьело-драйв в Беверли-Хиллз, за несколько минут до того, как убили пять человек, в том числе беременную на восьмом месяце Шэрон Тейт. Для этих хиппи, обдолбанных ЛСД, все было, наверно, похоже на сон. Но, вне всякого сомнения, Белый в данный конкретный момент воспринимал то, что должно произойти, как тяжкую и грязную работу. Он покосился на Черного и подавил желание разозлиться на брата.
— Пошли, а потом быстро домой, — сказал он и вышел из машины.
Было не так холодно, как он ожидал. Даже почти тепло. В воздухе витали запахи вареного мяса и хозяйственного мыла… В такой час иначе и быть не могло. Черный рядом с ним, казалось, только ценой мучительных усилий сохранял спокойствие. Четыре молодых волка бесшумно обошли дом. Белый отметил печальное состояние сада, где клумбы выглядели могилами безымянных цветов и громоздился всевозможный хлам еще с тех времен, когда хозяева строили планы: старый трейлер с изъеденным ржавчиной кузовом, садовая мебель с сероватым слоем грязи на белом пластике, доски, как память о строительстве флигеля, давным-давно заброшенном.
— Пройдем здесь, — сказал Серый, указывая на большое французское окно. Белый приник мордой к стеклу. Внутри было не совсем темно. Красный огонек телевизора в спящем режиме и лампочки мультимедийного приемника давали достаточно света, чтобы слой тапетум луцидум, находящийся за сетчаткой глаз, позволял ему видеть так же хорошо, как днем. Быть волком в человеческом обществе — это давало кое-какие преимущества.
— Их двое… Старики… Один спит, другой не может уснуть… Наверно, из-за какой-то фигни в бронхах… — сказал Серый.
Белый кивнул. Он услышал то же самое: один старик спал, другой не мог уснуть, воздух со свистом пробивался в ослабевшие легкие… Гены снабдили его не только ночным видением, но и исключительно чутким слухом. Он где-то читал, что волк может услышать своего собрата за десяток километров и распознать голос отдельного волка в вое целой стаи.
Черный попытался отодвинуть створку французского окна. Рама хрустнула, но не поддалась.
— Заперто, — сказал он.
«Разумеется», — мысленно кивнул Белый и на миг задумался, есть ли в доме сигнализация. Ему совсем не хотелось попасться на такой глупости, успешно осуществив налет века.
Черный обошел его и, взявшись за стык раздвижной двери, просунул когти в узкую щель.
— Сейчас откроем, — сказал он и повел плечами.
Что-то в механизме хрустнуло, и дверь с шипением сдвинулась.
Белый почуял характерный запах стариков: что-то вроде теплой сырости с нотками туалетной воды на спирту и моющих средств с синтетическим цветочным ароматом.
Войдя внутрь, Белый предоставил Черному найти хозяев. Кивком головы он сделал знак Бурому пойти с ним. Простая предосторожность. Серый со скучающим видом опустился на потертый кожаный диван, прикрыв глаза, словно засыпал. Белый на миг задумался, прикидывается ли его брат, сохраняя полное спокойствие, в то время как Черный готовится растерзать двух стариков в нескольких метрах от него, или он вправду спокоен. И Белого кольнули опаска и зависть, когда он сказал себе, что верен второй вариант.
— Смотри, — сказал Серый, показывая на афишу в рамке.
Белый рассмотрел афишу кричащих цветов, сварганенную с помощью допотопного фотошопа.
— Порнушка… — отметил он.
— Прикольно найти такое у стариков, — сказал Серый, потягиваясь.
— Они тоже были молодыми…
— Я не это хочу сказать…
Белый почувствовал легкую агрессивность в голосе брата. Агрессивность, в которой смешались раздражение и самодовольство. Белый вдруг понял, что ему совсем не нравится, каким становится брат: конкурентом в роли «альфа-самца». Белый знал, что это в порядке вещей, даже немного удивлялся, что этого не случилось раньше, но ему это не нравилось. Не нравилось примерно так же, как если бы он заметил проступающие на стенах пятна сырости: эту проблему трудно решить, и она реально угрожает стабильности дома.
— Я хочу сказать, — продолжал Серый, — что всегда можно ожидать сюрпризов, даже если ты постоянно начеку… я хочу сказать, что можно все предусмотреть, но обязательно случится какая-нибудь пакость.
Вернулись Черный с Бурым.
— Готово дело, — сказал Бурый.
— Можем ехать? — спросил Белый.
Черный покачал головой.
— Теперь надо найти остальных.
Белый попытался сосчитать, сколько времени он не спал, и сбился со счета. Ему хотелось покончить с этой хренотенью как можно скорее.
— Найдем остальных… — кивнул он.
Они бесшумно покинули дом, оставив за собой темноту и мертвецов.
Жан-Жан проснулся как от толчка.
Странный сон как будто зацепился за его сознание. В комнате была почти полная темнота. Только легкое фосфоресцирование радиобудильника служило ему ориентиром.
Еще даже не рассвело.
Был час, близкий к сердцу ночи.
Рядом с ним Марианна тихонько шевельнулась.
— Ты слышал? — прошептала она.
Не ожидая ответа, она зажгла лампу у изголовья и села в постели.
— Кто-то есть за дверью.
Жан-Жан прислушался, но тщетно. Его слуху было далеко до змеиной чувствительности Марианны.
Она встала. На ней были лиловые хлопчатобумажные тренировочные штаны и футболка с надписью: «What the fuck, is a Dolce Gabana». Жан-Жан не знал, что ему делать. Тоже встать или ждать в кровати? Он понимал, что за дверью ничего нет. Во всяком случае, ничего враждебного. Может быть, припозднившийся сосед, что-нибудь в этом роде… Но Марианна, с ее напряженной до предела психикой, была склонна к паранойе. Она покинула спальню и тихонько прошла в гостиную.
Поколебавшись несколько минут насчет дальнейших действий, он выбрал полумеру и сел на кровати, поджидая жену с сосредоточенным видом, говорившим: «я встревожен, но сохраняю хладнокровие».
Марианна вернулась в спальню. В руке она держала нож для разделки мяса, который успела прихватить из кухни. Она закрыла дверь и знаком приказала Жан-Жану сидеть тихо.
— Они пытаются отпереть дверь. Ковыряются в замке.
Жан-Жан открыл было рот, чтобы спросить, уверена ли она в том, что говорит, и в эту самую минуту отчетливо услышал, как — клик — щелкнула, открываясь дверь. Он посмотрел на Марианну. Она крепко держала нож на уровне плеча, готовая пустить его в ход. В ее взгляде была невероятная, подлинно военная решимость и ни капли страха.
На долю секунды Жан-Жану подумалось о генных инженерах фирмы «Хьюлетт-Пакард»: они и вправду свое дело знали. Потом, не успев толком понять, что происходит, он увидел, как жена распахнула дверь спальни и метнулась в гостиную с быстротой сорвавшейся резинки.
Все произошло до того быстро, что задним числом Белый так и не смог понять, что это было. Просунув в щель коготь, Бурый взломал замок квартиры убийцы их матери. Все четверо вошли. Белый уловил приятный запах, но природу его определить не мог. Потом он мысленно отметил, что квартира, в которую они проникли, была именно такой, какой у него никогда не будет: со вкусом обставленная, прибранная, чистая и тихая.
На долю секунды, на четверть удара волчьего сердца его внимание привлекло движение. Дверь, находившаяся точно напротив них, приоткрылась, и темная, безмолвная, почти размытая от скорости фигура быстро приближалась к ним.
Его братья тоже ее увидели, и все трое рефлекторно пригнулись. Тень врезалась в Бурого, и тот упал навзничь. Белый увидел, как блеснуло лезвие ножа, описав кривую к его боку. Почти наугад он нанес удар. Передняя лапа попала во что-то мягкое. Тень откатилась к стене, почти тотчас гибким движением вскочила на ноги, отскочила, как мячик, и зигзагом метнулась к ним со скоростью эпилептического смэша.
Он услышал, как пронзительно взвыл Бурый, и запах крови брата наполнил его ноздри.
Серый бросил на него взгляд, в котором читался ясный и неотложный месседж: им надо организоваться. Инстинкт стаи подсказал им встать в круг: Серый, Черный и Белый прижались к трем из четырех стен. Бурый лежал на полу. Белый знал, что он жив, он это чувствовал, но не мог бы сказать, насколько тяжела рана. Тем хуже… С этим придется подождать.
Первым перешел к действию Черный: рыча, он бросился на тень, та увернулась, приблизившись к Серому. Серый достал ее мощным ударом лапы, способным уложить кабана. Белый услышал стон и увидел, как невысокого роста женщина откатилась к дивану, заваленному подушками с фантазийным узором в золотистой гамме. Белый кинулся и схватил женщину за горло. Крепко сжал. Женщина смотрела ему прямо в глаза. Он успел увидеть, что она довольно-таки хорошенькая, но со странным зеленоватым цветом лица. И тут острая боль пронзила руку до самого плеча. Она его укусила. Даже не получив команды мозга, рука, сжимающая шею женщины, судорожно разжалась. Ощущение сильного ожога разлилось от кончиков пальцев до грудины. Горло перехватило, он упал на колени.
Краем глаза он успел увидеть, как женщина побежала в кухню, Серый и Черный бросились следом.
Потом тысячи черных пятен заплясали перед глазами.
Поначалу Жан-Жан был не в состоянии ни о чем думать и сидел, как парализованный, на кровати перед открытой дверью спальни, выходящей в гостиную. Он видел, как Марианна напала на четырех волков, только что взломавших дверь их квартиры. Он знал, на что способна его жена, и никогда не сомневался ни в ее чудовищной физической силе, ни в легкости, с какой инстинкты рептилии могли с ее позволения взять верх над человеческой природой.