Марианна колебалась, ей совсем не хотелось столкнуться с кем-нибудь из коллег. Ее ведь считали похищенной или даже мертвой, не хватало, чтобы ее засекли уплетающей крупук, потом не отмоешься. Белый пожал плечами и спросил, чего она боится. Марианна тоже спросила себя, чего она боится, и, не найдя ответа, пришла к выводу, что ее страхи безосновательны.
В конце концов, она не делает ничего противозаконного.
Во всяком случае, пока.
В общем, все пошли в ресторан. Он был почти пуст, только парочка стариков молча ужинала рядышком. Молоденькая азиатка хлипкой наружности в очках с толстыми стеклами на носу приняла у них заказ, и Белый начал с серьезным видом:
— Как вам уже известно, теперь нас знают в лицо… Не уверен, есть ли основания для беспокойства, если бы нас хотели арестовать, скорее всего, это уже было бы сделано, но я думаю, предосторожность не будет излишней, и нам надо уехать…
Черный вздрогнул. Белый договорил:
— Но разумеется, до этого, как того хочет Черный, мы убьем человека, виновного в смерти… — Он почему-то замялся.
— Мамы, — помог ему Черный.
— Вот именно… Так что лучше всего сделать это быстро и сразу уехать. Вас это устраивает?
Черный, Серый и Бурый кивнули.
Маленькая азиатка вернулась с блюдами. Мясо плавало в антрацитовом соусе. Марианне подумалось, что легенда о собачьих консервах в китайских ресторанах, пожалуй, не лишена оснований. Она положила себе немного и была не уверена, что станет это есть.
— А я? — обратилась она к волкам.
— Что — ты? — спросил Серый, прежде чем Белый успел ответить.
— Ну да, я? У меня есть работа, положение, статус, обязанности, коллеги, которые рассчитывают на меня, предприятие с планами и инвестициями и бессрочный контракт. Я работала как каторжная, вырабатывала стратегии, которые будут воплощены в жизнь в ближайшие недели, вы когда-нибудь слышали об отделах выпечки в гипермаркетах? Это моя специальность, у меня полно идей по развитию перекрестных продаж, я знаю, как повысить прибыли. Я боевая машина и стою денег.
Белый попытался что-то сказать, но она перебила его так быстро, что он не успел издать ни звука.
— Вот что я вам скажу, ребята, я не такая, как вы, совсем не такая: я полностью интегрирована в систему, я люблю систему, и система отвечает мне взаимностью, вот так-то… Я хочу знать, что вы имеете предложить мне лучше этого?
— Ты, кажется, хочешь что-то выторговать? Это ты торгуешься с нами? — спросил Серый, и в его голосе слышалось столько же недоумения, сколько и гнева.
— Это нормально, я понимаю, — вмешался Белый, удивившись, что его брат так агрессивно ведет себя с Марианной. Не хватало еще, чтобы появление женщины подорвало его авторитет вожака стаи.
— Нет! Это ненормально! Подумай, подумай хорошенько! Ты помнишь, когда в последний раз с нами кто-то торговался? Нет! Конечно, не помнишь! Ты не помнишь, потому что никто никогда не торговался с нами, и мы никогда ни с кем не торговались! Начать торговаться — значит сунуть пальцы в машину, которая нас перемелет. Мы начнем идти на компромиссы, ослабнем, стая лишится своей сути, твою мать! Ты знаешь, что было, когда Джон Леннон приволок в группу Йоко Оно? «Битлз» пришел конец за полгода! За полгода! «Битлз»! Нет уж, этого я не позволю!
Он завелся надолго. Белый встал, шагнул к брату и обрушил на его висок свой твердый, как сланец, кулак. Серый ошеломленно вздрогнул, на лице его появилось не поддающееся определению и довольно безобразное выражение. Маленькая официантка, которая шла, чтобы убрать со стола, застыла посреди ресторана. Если бы не легкая дрожь, ее запросто можно было бы принять за статую из бледно-желтого воска. Старички делали вид, будто ничего не замечают, уставившись в блестящие остатки свиного жира под кисло-сладким соусом.
Белый вернулся на свое место, взял пальцами кусок мяса и жевал его, как всем показалось, целую вечность. Марианна, отчего-то охваченная сексуальным возбуждением, сказала себе, что у него и вправду есть задатки лидера. Прожевав, он заговорил тоном, не допускающим возражений:
— Марианна правильно делает, что задает вопросы о своем будущем, и вот что мы ей предлагаем: когда вся эта история кончится, она уедет с нами. Мы предоставим в ее распоряжение достаточную сумму денег, чтобы она могла поставить на ноги, там, где мы будем, собственную компанию. Я думаю, с ее опытом и ее талантом, это надо рассматривать не как трату, но как вложение. Со временем, полагаю, это окупится с лихвой. Я прошу вас считать Марианну профессиональной удачей. Марианна, такое решение вопроса тебя устраивает?
Марианна посмотрела на Белого, потом на Черного, потом на Бурого, потом, с некоторой тревогой, на Серого. Но последний, похоже, больше не хотел открывать рот. Она зажмурилась, это и правда была удача из удач, ее ведь учили распознавать их и уметь поймать, именно так родились лучшие в мире промышленные эпопеи.
— Я согласна, — сказала она.
Подобно большой теплой волне, сексуальное возбуждение нахлынуло на нее с удвоенной силой. Скорей бы вернуться в квартиру волков, ей надо срочно заняться любовью с Белым.
— Вас это устраивает? — спросил директор по кадрам.
Жан-Жан не нашелся что ответить, он едва слушал все, что ему говорили, и вообще не знал, сколько времени обращаются непосредственно к нему. Он похлопал глазами, улыбнулся для отвода глаз и напустил на себя сосредоточенный вид, казавшийся ему подходящим к случаю.
Он находился в зале заседаний торгового центра, вообще-то это был кабинет директора по кадрам, точная копия того, что он видел в шоуруме «Икеи»: стол «Вика», обитое черным кожзаменителем кресло «Торкель», большой безобразного вида персональный компьютер. Кабинет был чистый, функциональный, совершенно безликий. Миллионы директоров по кадрам сидели в этот момент в таком же кресле за таким же столом. Даже в заставке на экране не было ничего личного: зеленеющий холм, снятый Чарльзом О’Риром в 1995 году. Этот холм, в силу того, что его видели во всех кабинетах мира раздавленные работой служащие, стал самой депрессивной картинкой на свете.
Директор по кадрам был в своем неизменном костюме от Селио, которым он подчеркивал свою принадлежность к миру руководящих работников. Старший кассир, тоже присутствовавший и сидевший справа от директора по кадрам, чуть расставив ноги, подавшись вперед, положив локти на колени, в мужественной позе человека, не стесняющегося облегчаться на публике, довольствовался синей форменной футболкой, украшенной эмблемой с вышитыми инициалами группы братьев Эйхман.
Жан-Жан не нашелся что ответить, потому что просто не слышал всего, что предшествовало вопросу «Вас это устраивает?», а не слышал он всего, что предшествовало этому вопросу, потому что рядом со старшим кассиром и директором по кадрам сидела Бланш Кастильская, в присутствии которой Жан-Жан вообще не мог ничего, кроме как смотреть на нее.
Была ли у нее большая любовь? Приключения? С какими мужчинами? О чем она мечтает? Каково это будет взять ее за руку? Чем может пахнуть ее шея? Наверно, выдрой. Но чем пахнут выдры? Этот запах теплый и пушистый, запах моря, запах озера и высоких гор, запах хвои, жаркий запах норы и торфа? А главное — каково будет погладить ее лицо? Наверняка ничего общего с холодной и чуточку склизкой кожей Марианны. Кожа Бланш Кастильской должна источать шелковистое тепло, свойственное млекопитающим. Под этой кожей чувствуется, как вибрирует и пульсирует живая жизнь.
— Извините меня, я отвлекся, — сказал Жан-Жан.
Директор по кадрам вздохнул с раздраженным видом воспитателя в детском саду.
— Вы выйдете на работу. Вернетесь в торговый центр. Будете на виду. И когда эти ублюдки придут за вами, мадам Кастильская их арестует. Вас это устраивает?
Жан-Жан поджал губы.
— Но… Их же… четверо. И они… Они, кажется, немного того…
— Не до такой степени, чтобы учинить безобразие в торговом центре, где полно народу, есть камеры наблюдения и секьюрити… Они попытаются достать вас, когда вы будете снаружи, например, садитесь в машину или выходите из нее.
— Меня готовили к ситуациям такого рода. Мы не пойдем к ним, мы заставим их выйти к нам. Паркуйтесь в точности там, где я вам скажу, и все будет готово. Я получила разрешение из секретариата братьев Эйхман, нам пришлют специально обученных людей, и они тоже будут готовы. Понимаете, эта стратегия так же стара, как сама война. Это первое. Второе — я подготовила почву.
— А… Каким образом?
— Помните, я говорила вам, как важны феромоны?
— Да, да, системогенез, нарушить равновесие системы и все такое…
— Точно. Так вот, я уже начала.
— Вы были… На месте? У них?
— Да.
— Но это же крайне опасно!
— В квартиру я не заходила. Феромоны очень летучи, достаточно распылить немного в коридорах, на лестничных клетках, в лифте их дома, и они сами сделают свое дело.
— Вы уверены? — спросил Жан-Жан.
— Нет. Я впервые пробую этот прием, но я в него верю.
— Но почему не пойти к ним с вашими специально обученными людьми и не…
— Нет, нет… Только не это. «Синержи и Проэкшен» — служба защиты, а не нападения. Это было бы совершенно незаконно.
— Вас это устраивает? — в последний раз спросил директор по кадрам тоном, подразумевавшим только один ответ.
— Ну, я… э-э… Да… Меня это устраивает.
Белый знал, что не стоит вспоминать инцидент в китайском ресторане, но то, что Серый в этот раз пошел против него, ему совсем не нравилось.
Хуже того, это его тревожило. Он не мог понять, как цоколь его авторитета, до сих пор твердокаменный, вдруг дал трещину. Ничего серьезного, разумеется, пока не произошло, было ясно, что он остается бесспорным лидером братства, но следовало сохранять бдительность. Это не должно повториться.
Серый умен, в этом нет сомнений, но он к тому же амбициозен, и эти амбиции отравляли его ум, делая его рабом глупых планов по завоеванию власти и бесплодных мечтаний о богатстве и роскоши. Если он возьмет верх, под угрозой будет вся стая, Белый был в этом уверен, и это укрепляло его решимость помешать такому развитию событий.