ДИТЯ СВОБОДЫ
И любой, даже самый скучный симпозиум, даже самую унылую конференцию, которые посещал, Маркофьев умел превратить в незабываемое, яркое приключение. Съезжались знаменитости, готовились доклады и речи, но все ждали главного лидера. Однако, Маркофьев не появлялся. Не давал о себе знать. И даже не сообщал, где находится. Во все концы света летели факсы и телеграммы, раздавались рулады телефонных звонков… Наконец, его удавалось обнаружить — где-нибудь на пароходе, или дома у лаборантки, или на первенстве мира по бобслею. Спешно, спецрейсом, на самолете или поездом его переправляя туда, где общественность и научная элита жаждала услышать доклад Учителя жизни. Светоча. Педагога и Художника… Впрочем, и его появление не гарантировало, что жаждущие утолить духовный голод обретут откровения Маэстро.
Прибыв, он отказывался сесть в присланные за ним «вольво» или «БМВ», а требовал, чтобы ему подали «линкольн». И пока дожидался машины, обнимал кого-нибудь из тех, кто пришел его встретить — сердечно, от души и потому что еле держался на ногах. Поселялся, естественно, в номерах «люкс», ругался с портье, если номер был не двухкомнатный, съезжал из гостиницы неизвестно куда, так что никто опять не мог его найти.
— Да, — возглашал Маркофьев не без гордости, — я всегда отстаивал свое право на свободу. И независимость. Да, именно за свободу я и сражался каждым своим поступком. Рамки и границы — не для меня.
Вот в чем была причина его успеха.
ОН БЫЛ БОРЕЦ ЗА СВОБОДУ. ДЕЛАЛ, ЧТО ХОТЕЛ.
Все вокруг хлопотали, бегали, прыгали, желая ему угодить. И на разные лады повторяли:
— Гений… Талантище… Глыба… Он же устало спрашивал:
— Тут у вас есть студенточка… крошка… Запомнил ее еще с прошлого раза… Где бы ее найти?
Пояснение. Чем человек талантливее, тем более сложным характером он наделен. И, значит, имеет право поступать неординарно. Не так, как все. Тем более, если он сам знает про себя, что талантлив. Тогда, если он сам убежден, что талантлив, он вообще имеет право поступать запредельно. Так, как никто другой не поступит. И говорить гений имеет право так, как никто не скажет.
* УСТАМИ ГЕНИЯ С НАМИ БЕСЕДУЮТ НЕБЕСА.
Такому посланцу небес надо все прощать. Оберегать его. Холить и лелеять.
Может сложиться впечатление, что я завидовал ему, его успехам. Но это не так. Я просто размышлял. Почему успех приходит именно к таким, — как он? Согласитесь, ведь это нормально, абсолютно нормально, не правда ли, что именно такие, вот именно такие всем нравятся, вызывают симпатию и восторг. А какие должны нравиться: скучные, пунктуальные, правильные? Нет, конечно. Если б такие нравились, это был бы полный абсурд.
Коллеги, журналисты, обычные рядовые граждане души в нем не чаяли. Носили на руках. Особенно, если ему случалось крепко выпить. А случалось довольно часто. Он ведь ни в чем себе не отказывал.
— Заплати, — говорил он мне, когда официант приносил в гостиничный номер пару очередных запотевших бутылок шампанского. — У меня деньги остались в багаже в аэропорту.
— Заплати, — просил Маркофьев, когда днем мы спускались к обеду.
А потом мы лежали на пляже. Я покупал пиво, бегал за чипсами. Мы катались на водных лыжах.
— Заплати за лыжи, — просил Маркофьев. Оставшихся у меня денег едва хватало, чтобы рассчитаться с владельцем катера.
— Что? Уже кончились? Жаль, — горевал Маркофьев. Но лицо его разглаживалось: — Ничего, пойдем вечером в казино. Там отыграем. Отобьемся. А пока пойди в оргкомитет фестиваля, возьми у них. Скажи — для меня.
Утром участники конференции бродили по гостиничному холлу, ожидая автобуса. Автобус должен был доставить их в зал заседаний. Вдруг вспоминали, что Маркофьев вроде бы не спускался к завтраку. Начинали волноваться, звонили ему в номер. Трубки никто не снимал. Стучали в дверь. Тут он, наконец, пробуждался.
— Да, перегрузился вчера, — сжимая голову, но не без удовольствия вспоминал он. — Поезжайте, я прибуду позже. Только пива холодного выпью, приду в себя…
В его постели потягивалась очередная длинноногая красотка.
И участники конференции, восторгаясь свободой и раскованностью, присущей любому недюжинному дарованию, отправлялись в зал заседаний на автобусе. А Маркофьева привозили позже в отдельном лимузине. Если, конечно, гений вообще находил возможность приехать.
Если человек ведет себя подобным образом, — значит, ему позволено так себя вести. Значит, он сам себе позволил. И такую меру свободы сам себе отпустил.
— ПРАВА НЕ ДАЮТ, ПРАВА БЕРУТ, — говорили такие авторитеты, как Маркофьев и Карл Маркс.
А если не можешь себе позволить длинного поводка или вообще не умеешь ходить без него — ну и являйся всюду вовремя, перед всеми расшаркивайся, бойся опоздать, дрожи, точно заяц, из страха допустить ошибку, кого-нибудь ненароком обидеть, задеть.
ВСЕ ПРОБЛЕМЫ ДУРАК СОЗДАЕТ СЕБЕ САМ.
Все его хлопоты и переживания — результат его собственного недомыслия. Его собственной несвободы и трусости. ХОТИТЕ НАПИТЬСЯ — НАПЕЙТЕСЬ. НЕ ХОТИТЕ ПОДНИМАТЬСЯ С ПОХМЕЛЬЯ НИ СВЕТ НИ ЗАРЯ — НЕ ПОДНИМАЙТЕСЬ. Если вы нужны людям — они вас сами разбудят, умоют, причешут и доставят по месту назначения. Не нужны — так и не навязывайтесь. Насильно мил не будешь. Но и в этом случае: хотите напиться — напейтесь. Не хотите вылезать из кровати — не вылезайте. ВЫ ДЛЯ СЕБЯ ЖИВЕТЕ, а не для посторонних дядей и тетей. Для себя, а не для людей. Так и запомните.
Посмотрите на себя или на любого человека — со стороны. Что он делает не так? Он не просто работает, а демонстрирует рвение. Хочет, чтобы его заметили. Обратили на него внимание. Выделили.
Это плохо? Это ужасно!
Он не просто заботится о своей семье. Он из кожи лезет, чтобы обеспечить достаток, уют, комфорт.
Задумайтесь: так ли не правы коллеги, ненавидящие выскочку? Так ли не права жена, мечтающая ему изменить?
И работать и любить надо — ни шатко, ни валко… В меру.
Из всех поездок я тащил воз подарков и сувениров — Кате, Маргарите, родителям… А Маркофьев всегда возвращался налегке.
— Зачем? — говорил он. — Все равно не угадаю цвет, рост и размер, вообще куплю не то, чего от меня ожидают, разочарую, не угожу и только взбудоражу фантазию и желания. А так я для всех хорош.
Я думал обо всех, он — ни о ком. Я изнемогал под тяжестью чемодана, набитого подарками. Его руки оставались свободны.
Ну, и ОЧЕНЬ ВАМ ЭТО НУЖНО — ДУМАТЬ О ДРУГИХ? И вообще.
* НЕ БОЙТЕСЬ НИКОГО ОБИДЕТЬ!
Во-первых, каждый в жизни совершил нечто такое, за что заслуживает быть обиженным, и любой пинок будет воспринят им как возмездие. Ну, а во-вторых, вам-то что до всех этих обид, претензий, оскорбленных самолюбий? Вам-то что до оценок ваших поступков и слов? Сами вы знаете, что делаете и говорите — вот и ладно. А дурак вообще не способен понять и оценить действий умного. И всегда будет его осуждать. Объяснить дураку что-либо невозможно, бессмысленно. Поэтому ДУРАК ВСЕГДА В ПРЕТЕНЗИИ К ОКРУЖАЮЩИМ, а умный, ничему не удивляясь, знает, что в жизни возможно все. Он понимает:
ПРАВИЛЬНЫЕ ЛЮДИ (то есть люди, живущие по правилам, считающие, что если они приехали на симпозиум, то и должны там оставаться и слушать лекции) СКУЧНЫ.
ИНТЕРЕСНЫ ТЕ, КТО НАРУШАЕТ ПРАВИЛА.
Контрольный вопрос. Кто интереснее — тот, кто прошел мимо старухи и ее не заметил или тот, кто ее убил?
И на все вопросы он знал ответы. И умел научить своей мудрости других. Он говорил:
— ОКРУЖАЮЩИМИ ЧЕЛОВЕК ОЦЕНИВАЕТСЯ В ТУ СТОИМОСТЬ, КОТОРУЮ САМ СЕБЕ НАЗНАЧАЕТ.
И еще:
— Я ВОШЕЛ В ЭТУ ЖИЗНЬ С ЧЕРНОГО ХОДА, А ВЫХОЖУ ИЗ ПАРАДНОГО. Не многим такое удавалось.
Каждому времени, каждой эпохе необходимы свои герои. Каждое время позволяет развернуться человеку с определенным набором главенствующих в нем (и совпадающих с общественной потребностью) качеств. В другой временной отрезок подобный индивид так бы и зачах, никоим образом не проявившись. Можно сказать, погиб бы в зародыше. И никто бы о нем не узнал. Обидно родиться Гитлером, но появиться в неподходящее для себя время, скажем, в эпоху Возрождения. Не быть востребованным и даже замеченным. И сколько их еще ходило прежде и ходит теперь рядом с нами — Бонапартов, Мечниковых, Сталиных, Петров Первых… Может быть, сумасшедшие, которые мнят себя Наполеонами, и есть такие не востребованные временем души?
Но вдруг — о, миг удачи, о, везение, улыбка фортуны! Звездный час. Твои устремления совпали с интересами истории!
Могу смело утверждать: Маркофьев появился в точно назначенное ему время. И на этот раз — без опозданий.
— Как по-твоему, для чего созданы люди? — спрашивал меня Маркофьев и хитровато подмигивал. — Чтобы в веселье или хлопотах отмаять свой жизненный срок, а потом сгинуть в могиле? Нет и еще раз нет! Они созданы, чтобы ими пользоваться! Чтобы отсеивая пустую породу, извлекать из их расплавившихся тел и растекшихся мозгов, которым они сами не могут найти применение, — драгоценные крупицы хоть какой-то полезности, хоть какого-то смысла. Они ведь сами не знают, зачем существуют. А я придаю их бытию оправдание… Помогаю выглядеть в собственных глазах и глазах потомков достойно. Да они должны быть мне благодарны!
За то, что держу их в узде, за то, что направляю по верному пути…
Собираясь на юбилей президента Всеевропейской ассоциации ученых, мы с Маркофьевым условились встретиться возле фонтана Треви, что в центре Рима. Час я ждал Маркофьева, любуясь скульптурой, запечатленной в фильме «Сладкая жизнь», еще два часа — за столиком в кафе. Наша институтская делегация давно отбыла по указанному в приглашении адресу.