Еще не совсем стемнело. Дон Хуан взглянул на небо.
– Ну, оставайся, – сказал он и ушел.
Я выполнил все его указания, затем положил ящерицу на землю. Ящерица неподвижно стояла там, где я ее оставил, затем посмотрела на меня, побежала к скалам на востоке и скрылась.
Я сел на землю перед скалой, как перед своим растением дурмана. Меня охватила глубокая печаль. Я думал о ящерице с зашитой пастью, о ее странном путешествии и о том, как она взглянула на меня перед тем, как убежать. Это была болезненная и неотвязная проекция. В определенном смысле я тоже был ящерицей, совершающей странное путешествие. Может быть, моя судьба состояла единственно в том, чтобы видеть, и о том, что я вижу, мне, возможно, никогда никому не удастся рассказать.
Уже совсем стемнело. Я с трудом различал скалы перед собой. Мне вспомнились слова дона Хуана: «Сумерки – это трещина между мирами».
После долгих колебаний я приступил к выполнению предписаний. Паста, хоть и выглядела как кисель, на ощупь была очень скользкой и холодной, с необычным острым запахом. Она быстро высыхала на холодеющей коже. Я натер виски одиннадцать раз, не заметив никакого эффекта. Я тщательнейшим образом старался не пропустить ни малейшего изменения в восприятии или, скажем, в своем настроении, потому что даже не знал, чего ждать. К слову сказать, я до сих пор не понимал, в чем суть опыта.
Паста высохла и стянула виски. Я собирался нанести на них еще пасты и вдруг обнаружил, что сижу на пятках, по-японски. До этого я сидел скрестив ноги и, хорошо помню, не менял положения. Прошло какое-то время, прежде чем я сообразил, что сижу на полу под чем-то вроде свода с высокими арками. Мне показалось, что арки кирпичные, но, присмотревшись, я увидел, что они из камня.
Этот переход произошел так внезапно, что застал меня врасплох. Восприятие элементов видения было рассеянным, как во сне, однако компоненты не изменялись, они оставались постоянными. Я мог остановиться взглядом на любом из них и буквально обследовать его. В отличие от пейотного, видение не было слишком ясным и реальным. Оно было как бы затуманенным благодаря чрезвычайно приятным пастельным тонам.
Я попытался встать и тут же обнаружил, что уже куда-то перенесся. Это была лестница. На самом ее верху стоял я, а внизу – одна моя знакомая. Ее глаза лихорадочно блестели. В них светилось безумие. Она так громко смеялась, что, казалось, сама была этим испугана. Она начала подниматься по лестнице. Мне хотелось убежать, скрыться, потому что я знал: недавно она разбилась на мотоцикле. Я укрылся за колонной, и моя знакомая, не заметив меня, прошла мимо. «Сейчас она отправляется в далекое путешествие», – подумал я. Последней мыслью, которую я запомнил, было: «Она смеется всякий раз, когда должна разбиться».
Внезапно картина стала очень ясной и совершенно не похожей на сон. Это была как бы обычная сцена из жизни, но я видел ее словно через оконное стекло. Я попробовал коснуться колонны, однако ощутил только, что не могу пошевелиться. В тот миг я точно знал, что могу оставаться здесь и наблюдать за происходящим сколько захочу. Я был внутри этой картины и все же не был ее частью.
На меня нахлынул поток противоречивых мыслей и логических построений. Насколько я мог судить, я был в обычном трезвом сознании, каждый элемент восприятия был на своем месте. И все же я знал, что это не обычное состояние.
Картина резко изменилась. Ночь. Я в холле какого-то здания. Темнота внутри здания позволила мне понять, что предыдущая сцена была залита ярким солнечным светом. Однако ранее солнечное освещение было так естественно, что я его не заметил. Всмотревшись, я увидел молодого человека, который выходил из комнаты, неся на плечах большой рюкзак. Я не знал, кто он такой, хотя где-то его видел. Он прошел мимо и стал спускаться по лестнице. К этому времени я забыл о своей первоначальной цели и о своей печали.
«Кто этот парень? – подумал я. – Почему я его вижу?»
Картина вновь изменилась, и я увидел, как молодой человек выкладывает книги. Он склеивал некоторые страницы, стирал надписи и т. п. Затем я увидел, как он аккуратно расставляет книги в шкафу. В комнате было много полок и шкафов. Происходило это, видимо, в хранилище. Другие картины приходили мне в голову, но не такие ясные. Сцена затуманилась. Я ощутил вращение и очнулся.
Дон Хуан тряс меня за плечи. Потом он помог мне встать, и мы пошли к его дому.
С того момента, как я стал растирать пасту на висках, прошло три с половиной часа, но видения не могли длиться более десяти минут. Я не испытывал никаких неприятных ощущений, просто был голоден и хотел спать.
Четверг, 18 апреля 1963
Вчера ночью дон Хуан потребовал, чтобы я рассказал ему все, что видел. Но я слишком хотел спать и не мог сосредоточиться. Сегодня, как только я проснулся, он вновь приступил к расспросам.
– Кто тебе сказал, что эта твоя знакомая разбилась на мотоцикле? – спросил он, когда я закончил свой рассказ.
– Да никто, просто эта мысль почему-то пришла мне в голову.
– Ты полагаешь, это были твои мысли?
– Конечно, мои, – сказал я, хоть у меня не было оснований для предчувствия, что с моей знакомой произошло несчастье. Мысли вообще были странными. Казалось, они возникали из ниоткуда. Он пытливо смотрел на меня. Я спросил его – может, он мне не верит, но он рассмеялся и сказал, что рассеянность и беспечность – мое постоянное уязвимое место.
– Я что-то делал не так, дон Хуан?
– Ты должен был слушать ящериц.
– Как именно?
– Ящерка у тебя на плече описывала тебе все, что видела ее сестра. Она говорила с тобой и все тебе рассказывала, а ты не слушал, полагая, что слова ящерицы – твои собственные мысли.
– Но это и были мои собственные мысли!
– Ничего подобного. В этом суть колдовства. Собственно говоря, видение следует скорее слушать, чем смотреть. Со мною было то же самое. Я хотел предупредить тебя, но вспомнил, что меня мой бенефактор не предупреждал.
– Был твой опыт похож на мой, дон Хуан?
– Нет. Я пережил адское путешествие. Я едва не умер.
– Почему адское?
– Наверное, потому, что «траве дьявола» я был не по нраву, а может, потому, что я сам не знал толком, о чем хочу спросить, вот как ты вчера. Ты, должно быть, когда спрашивал о книгах, на самом деле думал о той девушке.
– Что-то я такого не припоминаю.
– Ящерицы никогда не ошибаются; каждую мысль они воспринимают как вопрос. Ящерица вернулась и рассказала тебе о твоей знакомой то, чего никто никогда не поймет, потому что даже ты не знаешь, каковы были твои мысли.
– Ну а второе видение?
– Должно быть, когда ты задавал этот вопрос, твои мысли были устойчивы. Именно так следует совершать это колдовство: все должно быть предельно ясным.
– Ты хочешь сказать, что видение с девушкой не следует воспринимать всерьез?
– Как можно воспринимать его всерьез, если ты не знаешь, на какой именно вопрос отвечали ящерки?
– Наверное, ящерица лучше поймет, если задавать только один вопрос?
– Да, так для нее будет яснее, но только если ты сможешь твердо удержать одну мысль.
– Но что, если этот вопрос окажется слишком сложным?
– Пока твоя мысль устойчива и не отвлекается на посторонние предметы, она ясна ящеркам, а значит, и тебе будет ясен их ответ.
– Можно ли задавать ящерицам другие вопросы по ходу видения?
– Нет. Видение состоит в том, чтобы смотреть на то, что тебе рассказывают ящерицы. Вот почему я сказал, что его следует скорее слушать, чем смотреть. Вот почему я велел не задавать лишних вопросов. Как правило, когда ты спрашиваешь о близких людях, искушение дотронуться до них или заговорить с ними слишком велико. Тогда ящерицы прекратят свой рассказ и колдовство рассеется. Чтобы увидеть вещи, которые касаются лично тебя, ты должен знать много больше, чем сейчас. В следующий раз слушай внимательно. Я уверен, ящерицы рассказали тебе множество вещей, но ты не слушал.
Пятница, 19 апреля 1963
– Что я перетирал для изготовления пасты, дон Хуан?
– Семена «травы дьявола» и жучков, которые заводятся в семенных коробочках. Мера – по одной горсти того и другого. – Он сложил ладонь лодочкой, показывая сколько.
Я спросил, что получится, если один из компонентов будет отсутствовать. Дон Хуан ответил, что такой эксперимент только отталкивает «траву дьявола» и ящериц.
– С ящерицами нельзя ссориться, – сказал он, – поэтому на следующий день, к вечеру, ты должен вернуться к тому месту, где растет твое растение. Говори со всеми ящерицами и проси тех двух, что помогли тебе в колдовстве, выйти снова. Ищи до самой ночи. Если ничего не получится, значит, нужно постараться найти их на следующий день. Если ты сильный, то найдешь обеих; как только найдешь – съешь их на месте, и ты навсегда получишь способность видеть неизвестное. Тебе больше не понадобится вновь ловить ящериц, чтобы повторить свое колдовство. С этих пор они будут жить внутри тебя.
– А как быть, если я найду только одну из них?
– Если ты найдешь только одну из них, ты должен в конце концов ее отпустить. Если ты поймаешь ее в первый день, то не держи ее в надежде, что завтра поймаешь другую. Это только испортит вашу дружбу.
– А что будет, если я не найду ни одной?
– Так для тебя, я думаю, будет лучше всего. Это будет означать, что тебе придется ловить их заново всякий раз, когда понадобится их помощь, а кроме того, это означает, что ты свободен.
– Что значит – свободен?
– Свободен от рабства у «травы дьявола». Если ящерицы будут жить внутри тебя, «трава дьявола» уже никогда тебя не отпустит.
– Это плохо?
– Конечно, плохо. Она отрежет тебя от всего остального, и тебе придется всю жизнь ее ублажать, как своего союзника. «Трава дьявола» – собственница. Как только она завоюет тебя и станет твоей госпожой, тебе останется лишь один путь – ее путь.
– А что, если я найду ящериц мертвыми?