Отец не отвечал. Он просто слушал, а потом исчез. И я снова был один, и я плакал от печали и раскаяния.
Я пошел через пейотное поле, выкрикивая имя, которому меня научил Мескалито. Что-то появилось из странного, похожего на звездный, света над кактусом. Это был длинный светящийся предмет – что-то вроде столба из света, высотой с человека. На мгновение он осветил все поле ярким светом, желтоватым или янтарным; затем озарил все небо, от чего получилось необычайное, чудесное зрелище. Я подумал, что если буду смотреть, то ослепну. Я зажмурился и спрятал лицо в ладонях.
Я безошибочно знал, что Мескалито велит мне съесть еще один батончик. Но как же это сделать, подумал я, у меня ведь нет ножа, чтобы его срезать. «Съешь прямо с земли», – сказал он мне тем же необычным образом. Я лег на живот и стал жевать верхушку растения. Оно согрело и ободрило меня. Все мое тело, каждая его клетка согрелась и выпрямилась. Все ожило. Все состояло из сложных и тонких деталей – и в то же время было таким простым. Я был повсюду; я мог видеть все, что вверху, и все, что внизу, и все вокруг одновременно.
Это непередаваемое чувство я испытывал как раз столько времени, чтобы успеть его осознать. Затем его вытеснил гнетущий страх, который пусть не мгновенно, но все же достаточно быстро и неумолимо овладел мной. Сначала в мой чудесный мир безмолвия ворвались острые звуки, но я не обратил на это внимания. Затем звуки стали громче и настойчивей, как будто надвигались на меня. И постепенно исчезло недавнее чувство, когда я плавал в мире целостном, безличном и прекрасном. Звуки выросли в гигантские шаги. Что-то громадное дышало и двигалось вокруг меня. Я понял, что оно за мной охотится. Я побежал и спрятался под валуном, пытаясь оттуда определить, что же меня преследует. На мгновение я выглянул из своего убежища, и тут преследователь, кто бы он ни был, бросился на меня. Он был похож на морскую водоросль. Водоросль бросилась на меня. Я думал, что буду раздавлен ее весом, но оказался в какой-то выбоине или впадине. Я видел, что водоросль покрыла не всю поверхность земли вокруг камня. Под валуном остался клочок свободного пространства. Я старался вжаться под камень. Я видел капающие с водоросли огромные капли слизи. Я «знал», что это секреторная жидкость – пищеварительная кислота, чтобы меня растворить. Капля упала мне на руку; я пытался стереть кислоту землей и смачивал ожог слюной, продолжая закапываться. В какое-то мгновение я почти растаял.
Меня вытаскивали на свет. Я решил, что уже растворен водорослью. Я смутно заметил свет, который становился все ярче. Свет шел из-под земли, пока наконец не превратился в то, в чем я узнал встающее из-за гор солнце.
Ко мне медленно возвращалось обычное восприятие. Я лег на живот, уткнувшись подбородком в согнутый локоть. Кактус передо мной вновь начал светиться, и не успел я моргнуть, как из него снова вырвался длинный сноп света и простерся надо мной. Я сел. Свет спокойной силой коснулся моего тела, а затем откатился и скрылся из виду.
Я бежал, пока не нашел остальных. Вместе мы вернулись в город. Я остался с доном Хуаном еще на один день у Роберто – так звали ведущего. Весь этот день я проспал. Когда мы стали собираться, ко мне начали подходить принимавшие участие в митоте молодые люди. Они по очереди обнимали меня и смущенно смеялись. Я познакомился с каждым. Я говорил с ними без конца обо всем на свете, кроме митоты.
Дон Хуан сказал, что пора ехать. Я вновь обнялся с каждым. «Возвращайся», – сказал один из них. «Мы уже ждем тебя», – добавил другой. Я отъезжал медленно, стараясь различить где-нибудь стариков, но никого не увидел.
Четверг, 10 сентября 1964
Всякий раз изложение дону Хуану того, что я пережил, невольно принуждало меня к предельной ясности. Похоже, это был наилучший способ все как следует вспомнить.
Сегодня я пересказал ему в подробностях свою последнюю встречу с Мескалито. Он внимательно слушал, пока я не добрался до того места, где Мескалито назвал мне свое имя. Тут он меня остановил.
– Теперь ты сам по себе, – сказал дон Хуан. – Защитник принял тебя. Отныне моя помощь будет крайне незначительной. Тебе не надо больше ничего мне рассказывать о ваших с ним отношениях. Теперь ты знаешь его имя. Ни это имя, ни о ваших с ним делах не должна знать ни одна живая душа.
Я продолжал настаивать на том, что хочу рассказать ему все детали того, что испытал, потому что ничего не понимаю. Я сказал, что мне нужна его помощь, чтобы уяснить и упорядочить то, что я видел. Он сказал, что я и сам могу это сделать и что вообще настало время учиться принимать решения самостоятельно. Я возразил, что для меня его мнение много значит, потому что самому мне понадобится много времени, чтобы все понять, к тому же я просто не знаю, как к этому подступиться.
Я сказал:
– Вот песни, например. Что они значат?
– Это уж ты сам решай, – сказал он. – Откуда я знаю, что они значат? Сказать тебе это может только защитник, так же как только он один может научить тебя своим песням. Мое объяснение было бы для тебя тем же самым, как если бы ты выучил чьи-то чужие песни.
– Как это понимать?
– Слушая песни защитника, можно узнать, кто притворяется. Только те песни, которые поются с душой, – его песни и получены от него самого. Остальные – в лучшем случае копии. Люди легко обманываются. Они поют чужие песни, даже не зная, о чем поют.
Я сказал, что хотел только узнать, для чего поются эти песни. Он ответил, что те песни, которые я узнал, служат для вызова защитника и что я всегда должен пользоваться ими в сочетании с его именем, чтобы его вызвать. Со временем, сказал дон Хуан, Мескалито, вероятно, научит меня другим песням для других целей.
Тогда я спросил, как он считает, полностью ли меня принял защитник. Это был, наверное, глупый вопрос, потому что дон Хуан рассмеялся и сказал, что защитник, конечно, принял меня, а чтобы я это понял, еще и подтвердил это, дважды показавшись как свет. То, что я увидел свет дважды, похоже, произвело на дона Хуана большое впечатление, потому что он это особенно подчеркнул. Я сказал, что не понимаю, зачем Мескалито так пугает человека, если принимает его.
Он молчал так долго, что я подумал, что этим вопросом привел его в замешательство. Наконец он сказал:
– Но это же ясно. То, что он хотел сказать тебе, до того ясно, что я не вижу, что здесь может быть непонятного.
– Мне вообще до сих пор непонятно все, дон Хуан.
– Чтобы по-настоящему увидеть и понять то, что имеет в виду Мескалито, нужно время; вот и думай над его уроками, пока тебе не станет все совершенно ясно.
Пятница, 11 сентября 1964
Я вновь принялся уговаривать дона Хуана растолковать мне то, что я видел. Уговаривать пришлось долго. Наконец он заговорил с таким видом, будто мы все давно уже выяснили.
– Убедился теперь, до чего глупо задаваться вопросом, похож ли он на человека, с которым можно поговорить? – сказал дон Хуан. – Он не похож ни на что из когда-либо виденного тобой. Он вроде человека, но в то же время совершенно не похож ни на какого человека. Это трудно объяснить тем, кто о нем ничего не знает, но хочет сразу узнать все. И потом, его уроки так же чудесны, как сам Мескалито. Насколько мне известно, его действия никто не может предсказать. Ты задаешь ему вопрос, и он показывает тебе путь, но не говорит о нем таким же образом, как сейчас мы с тобой. Теперь понятно, что именно он делает?
– Ну, это, положим, я еще как-то могу понять. Но мне совершенно непонятно, что же он хотел сказать.
– Ты просил сказать тебе, что у тебя не в порядке, и он дал тебе полную картину. Здесь не может быть никакой ошибки! Ты же не будешь утверждать, что не понял. Это не был разговор – хотя в собственном смысле это был разговор. Потом ты задал ему другой вопрос, и он ответил тебе точно таким же образом. А насчет того, что он хотел сказать, – этого я не могу знать в точности, поскольку мне ты предпочел не говорить о том, что спрашивал.
Я повторил, насколько помнил, свои вопросы Мескалито, по возможности буквально, в том же порядке: «Правильно ли я поступаю? На правильном ли я пути? Что мне делать со своей жизнью?». Дон Хуан сказал, что эти вопросы – только слова. Вопросы не произносятся, а задаются внутренне. Защитник дал мне урок, а вовсе меня не отпугивал и в доказательство этому дважды явился как свет.
Я сказал, что все еще не понимаю, зачем Мескалито устрашал меня, если принял. Я напомнил дону Хуану, что, по его собственным словам, быть принятым Мескалито означает, что он принимает постоянную форму, а не превращается из радости в кошмар. Дон Хуан вновь рассмеялся и сказал, что стоит мне разобраться как следует в своем заданном Мескалито вопросе, который был у меня в сердце, – и я сам пойму урок.
Разобраться в вопросе, который «был у меня в сердце», оказалось задачей нелегкой. Я сказал дону Хуану, что во мне тогда было много чего. Когда я задавал вопрос, на правильном ли я пути, то имел в виду – какой мир мне выбрать – этот или тот? Не подвешен ли я между обоими мирами? С которым из них мне связать свою жизнь?
Дон Хуан это все выслушал и заключил, что у меня отсутствует отчетливое видение мира и что защитник дал мне превосходный и совершенно ясный урок. Он сказал:
– Ты думаешь, что для тебя имеется два мира, два пути. Но есть лишь один. Защитник показал тебе это с исключительной ясностью. Единственный доступный тебе мир – это мир людей, и этот мир ты можешь покинуть по собственной воле. Ты – человек! Защитник показал тебе мир счастья, где между вещами нет различия, потому что там некому спрашивать о различии. Но это не мир людей. Защитник вытряхнул тебя оттуда и показал, как человек думает и борется. Вот это – мир людей! И быть человеком – значит быть обреченным жить в этом мире. Ты наивно считаешь, что можешь выбирать между мирами, но это только твоя самонадеянность. Для нас существует лишь один-единственный мир. Мы – люди, и должны безропотно следовать миру людей. Именно в этом, я думаю, состоял урок.