Уже из сказанного ясно, что такого рода утверждения не выдерживают никакой критики: они представляют собою верх лицемерия, явно противоречат всем известным нам данным. В постановлении конгрегации 1616 г., в приговоре кардиналов над Галилеем, в «отречении» Галилея и ряде других документов учение о движении Земли отвергается церковью как «абсурдная ересь», «еретическое заблуждение» и т. д. Что же касается «документов», на которые ссылается Марини, то, как показал в 1867 г. Лепинуа, они содержат в себе немало подтасовок, искажений и т. п. Таким образом, теологам не удалось затушевать тот факт, что церковь всячески тормозила развитие учения о движении Земли.
Неудивительно, что некоторые защитники церкви, оправдываясь, дошли до того, что все взваливают не на представителей церкви, а на …бога, который по неисповедимым причинам счел нужным ввести человечество в заблуждение. Например, один из сторонников этого смехотворного взгляда де-Бональд, говорит: «Нет никаких оснований утверждать, что церковь задерживала прогресс научной истины. Действительной задержкой служило то обстоятельство, что бог счел за благо придать многим местам библии такое выражение, которое могло быть понято как отрицание движения Земли. Следовательно, сделал это бог, а не церковь, поэтому если бог считал полезным задержать прогресс научной истины, то нельзя упрекать церковь, если даже эти упреки были бы справедливы, что она следовала примеру бога».
Впрочем, в настоящее время даже некоторые католические богословы не решаются отрицать тот факт, что «случай с Галилеем» привел к «вредным последствиям». Так, в 1947 г. католический богослов Ф. Дессауэр писал: «Ученые были напуганы делом Галилея. Кто из католиков мог еще отважиться на исследование? Кто из исследователей мог избежать запрещения своих сочинений и прочих конфликтов? И хотя вначале и долгое время спустя можно было найти богобоязненных людей других вероисповеданий среди крупных величин физики, но их становилось все меньше. Католики насчитывались среди них лишь единицами. Но, вследствие их разъединенности, исследование все больше становилось сначала чуждым церкви, затем враждебным ей и через несколько поколений оказалось в окончательном отдалении от бога».[42] Однако в осуждении Галилея не было ничего случайного: церковь всегда враждебно относилась ко всем достижениям естествознания, которые опровергали представление о мире, содержащееся в священных книгах.
Мы познакомились с чрезвычайно поучительной историей — историей «величия и падения» папского декрета об отношении церкви к учению Коперника, т. е. декрета, пытавшегося поставить науку в положение «рабыни религии». Либерально-буржуазный исследователь Ольшки уверяет, что из этой истории «были извлечены полезные уроки» и что «если между верой и знанием еще возникают конфликты, то судьба Галилея показывает, что существует возможность компромисса, о которой тогда еще не догадывались». Здесь мы видим типичное для буржуазных историков замазывание реакционного характера религии, ее непримиримости с истинной наукой. Именно на примере учения Коперника, за которое пострадал Галилей, особенно ясно видно, что между верой и знанием нет и не может быть примирения, компромисса, что действительная наука всегда и принципиально противоположна всякой религии.
Недаром Урбан VIII говорил Никколини, употреблявшему все усилия, чтобы смягчить отношение грозного владыки к Галилею: «Я еще раз повторяю вам, что нельзя сделать никакого облегчения Галилею. Бог да простит ему, что он вдался в такие вопросы, где дело идет о новых учениях и о священном писании; всегда лучше следовать общепринятым учениям… Сеньор Галилей был моим другом; мы часто беседовали с ним запросто и ели за одним столом; но дело идет о вере и религии».
С тех пор прошло свыше трех веков, и римским папам пришлось сделать немало отступлений, не касаясь при этом прошлого. Они стали буквально заигрывать с той наукой, основы которой заложены Галилеем и другими коперниканцами, пытаясь использовать ее данные в своих интересах. Так, в 1957 г., незадолго до запуска советских искусственных спутников, папа Пий XII патетически вопрошал: «Чем была бы громадность космоса, его великолепие, его организация, без интеллекта, который открывается в созерцании космоса и который видит в нем свой собственный образ? Все то, что человек читает в звездах, не есть ли символ, призывающий его подняться выше, чтобы отыскать смысл своего существования?» В связи с этим церковники тщетно стараются ввести данные космических исследований в рамки религиозных представлений, уверяя, что искусственные спутники и космические ракеты являются вполне «богоугодным» делом.
Глава шестая. Характер коперниковской ереси
Несмотря на поразительные успехи астрономической науки, некоторые буржуазные ученые все же пытаются умалить революционное значение книги Коперника и вместе с тем оставить лазейку для утверждения христианского мировоззрения. Так, идеалистически мыслящий физик Феликс Ауэрбах в своем элементарном введении в теорию относительности пишет: «Мировоззрение может быть религиозным или философским; прежде в нем сильнее был первый элемент, теперь наоборот. Теория Коперника о вращении Земли вокруг Солнца вызвала понятную бурю в то время, когда все человечество строило свое мировоззрение на библии, и церковь должна была вмешаться, иначе, как ей казалось, ее зданию грозило крушение. Но церковь взволновалась без нужды: система Коперника не принесла ей ни малейшего вреда и позднее была ею санкционирована».[43]
Однако это далеко не так. Даже враждебно относившийся к материалистическому мировоззрению физик-спирит Оливер Лодж вынужден был констатировать: «Действительно, с теологией теория Коперника до сих пор еще не примирилась окончательно. Конечно, теологи в наши дни не отрицают факта подчинения Земли всеобщему плану устройства Вселенной, но они его игнорируют и обходят молчанием. Как только церковь и ее приверженцы поняли всю важность и опасность нового учения, они должны были или вступить с ним в борьбу или изменить своим традициям. Ведь весь ход человеческой мысли изменится, раз они ее примут: если Земля не центральное и первостепенное тело во Вселенной, если Солнце, планеты и звезды созданы не для услужения Земле в качестве светильников, но оказываются такими же мирами, даже побольше, и, быть может, поважнее, чем наш, то какое же место занимает человек во Вселенной? и куда годятся доктрины, которые они (религиозники — Г. Г.) считают неопровержимыми?».[44]
В самом деле, не подлежит никакому сомнению, что учение Коперника приводит к выводам, сокрушающим некоторые из основных церковных догматов. Правда, развитие астрономической науки давно уже вынудило богословов признать исходное положение учения Коперника, т. е. тот факт, что наша Земля является лишь одной из планет Солнечной системы. Но бросается в глаза то, что философские выводы, вытекающие из этого факта, обходят молчанием не только католики, но и протестанты и православные. Чем же это объясняется?
Из сказанного видно, что коперниканство в широком смысле, лежащее в основе современной астрономии, коснулось, в сущности, одного из самых основных догматов христианства, где церковь не может спасти положение путем иносказательного толкования текстов «писания». Уже наблюдая первые успехи учения Коперника, иезуит Фабри говорил, что как скоро движение Земли доказано, то церковь должна дать иносказательное толкование тем местам «писания», которые касаются этого вопроса. За это он немедленно был заключен в тюрьму: церковь не могла терпеть таких «советчиков», так как дело касалось самой сути христианства — догмата искупления, неразрывно связанного с антропогеоцентризмом.
Против небуквального (иносказательного, аллегорического и т. п.) толкования «писания» выступали и протестанты. Например, Лютер говорил: «Зачем было Моисею выражаться аллегорически, когда он имел в виду не аллегорический мир, а реальные существа, которые можно видеть, чувствовать, осязать? Моисей называет вещи их настоящими именами и то же должны делать и мы». Точно так же православный церковник, анонимный автор книги «Разрушение коперниковой системы» резко обрушился против аллегорического истолкования определенных мест библии, резонно отметив, что из такого подхода вытекает: «Моисей иное думал, а иное писал», — а эта мысль неприемлема для христианства.
Совершенно справедливо упомянутый историк фидеист Эйкен, говоря о влиянии новой системы мира на религиозное мировоззрение, констатирует, что эта система стала несовместимой с христианской идеей искупления. Он говорит: «Религиозное вероучение и мир природы не стояли более друг к другу ни в какой познаваемой зависимости. Земля, которая составляла для первого срединный пункт божеского управления, на основании выводов нового естествознания не являлась даже средоточием нашей солнечной системы и тем менее средоточием всего видимого вещественного мира… Искупление человечества, которое для религиозного воззрения средних веков было целью сотворенного мира, уже не являлось идеей, обусловливавшей внешний мировой порядок. Таким образом, воспринятая на основании христианства метафизическая идея мира очутилась в совершенно нелогичном отношении к фактическому мироустройству. Видимый мир природы стал уже не понятен с точки зрения христианского учения».[45]
Конечно, если отвергнуть взгляд, что Земля есть средоточие мира, вокруг которого и для которого все вертится, то вся «драма Христа» теряет свое мировое значение, как бы переносится на маленькую провинциальную сцену, в один из ничтожных захолустных уголков необъятной Вселенной. Мы уже указывали здесь, что основной догмат христианской религии — догмат о страданиях и смерти бога-сына за грехи людей — понятен только в связи с антропогеоцентризмом, т. е. системой мира библейской «астрономии». Ведь, по учению христианской церкви, бог воплотился в образе человека («вочеловечился»), и произошло это на Земле как центре мироздания, а не на какой-то планете, обращающейся среди прочих вокруг одного из многих солнц. Значит искупление основывается на допущений, что бог действует только для человека, что человек является целью и венцом творения, что Земля существует для человека, а остальной мир ради Земли.