Как видим, в теории уголовного права отсутствует единство взглядов на терминологическое оформление разновидностей преступлений. И со всеми критическими замечаниями в указанном плане можно согласиться. Действительно, анализируемые термины не совсем удачны, и можно попытаться их заменить. Например, вместо термина «материальный состав» применить термин «законодательно–результативный состав» или «составы с реальным вредом и созданием угрозы его причинения»[248]. Однако суть явлений, скрытых за приведенными терминами, не изменится, останется той же самой, а в новых терминах обнаружится масса своих недостатков. А суть заключается в следующем: 1) в диспозициях норм Особенной части УК все преступления урегулированы в двух вариантах — с признанием оконченными только при наличии материализованных последствий и 2) с признанием оконченными только при совершении действия (бездействия), когда последствия для квалификации значения не имеют; мало того, последний вариант не представляет собой нечто единое, поскольку в одних видах преступления оконченным преступлением признаны действия по созданию условий для причинения вреда, а в других — действия по причинению вреда (действия–исполнение); при этом деление на те и другие имеет огромное значение, в частности при создании системы санкций. Отсюда очевидно, что не столь однозначна и указанная классификация составов вообще. Выделяя указанные три вида оконченного преступления, теория, с одной стороны, вроде бы исходит из одного основания классификации — той стадии, при достижении которой закон признает преступление оконченным (либо создание условий — и тогда состав усеченный; либо деяния–исполнения с возникновением формального состава; либо преступного результата — и тогда состав материальный). Но с другой стороны, два первых и третий виды (усеченный + формальный и материальный) выделены на основании отсутствия или наличия последствия, тогда как два первых (усеченный и формальный) дифференцированы в зависимости от стадии совершения преступления. Можно сказать, что одна классификация базируется на двух основаниях, что противоречит правилам формальной логики. В анализируемой классификации, похоже, не хватает еще одного элемента, который охватывал бы собой усеченные и формальные составы, т. е. нужно создать классификацию на двух уровнях: на первом располагаются какой–то состав, включающий в себя усеченный и формальный составы, и материальный состав, а на втором — усеченный и формальный составы как разновидности обобщенного первого. Этим недостающим элементом могут быть, скажем, «нематериальные» составы. В таком случае все становится на свои места: нематериальные и материальные составы выделяются по признаку обязательного наличия или отсутствия в оконченном преступлении преступного результата; в свою очередь нематериальные составы подразделяются на формальные и усеченные по признаку удаленности стадии, признаваемой оконченным преступлением, от предполагаемого преступного результата. И хотя большого практического значения предложенная двухуровневая классификация не имеет, тем не менее теоретически она представляется более приемлемой, поскольку позволяет обобщенно отразить усеченные и формальные составы. И это истина, с которой спорить невозможно, по крайней мере, до радикального изменения закона, которое вряд ли возможно в указанном направлении. Именно поэтому, полагаем, нет необходимости в дальнейших спорах о терминах «материальный», «формальный», «усеченный», так как и теоретики, и практики достаточно ясно представляют себе суть тех явлений, которые обобщены данными терминами, и каких–либо недоразумений по их практическому применению не отмечается. Просто нужно признать, что при всей неоднозначности они довольно точно отражают сущность определенных разновидностей оконченных преступлений, и согласиться с их наличием в теории.
Все преступления с нематериальными составами можно разделить на две группы: 1) преступления, в которых преступный результат носит моральный, политический характер (измена государству, шпионаж, клевета и т. д.) и 2) преступления, в которых физический или имущественный вред для вменения преступления не обязателен.
В первых из них вред, причиняемый теми или иными деяниями, чрезвычайно трудно вычленить, формализовать и оценить, хотя он, несомненно, присутствует, так как общественным отношениям причиняется тот или иной ущерб. Преступления данной группы считаются оконченными тогда, когда деяния доведены до логического конца, когда деяние и вред общественным отношениям совпадают. Здесь прерванная преступная деятельность не может быть признана оконченным преступлением, так как в подобных преступлениях деяние и ущерб сливаются в одно целое и прерванная деятельность находится всегда за пределами этого сплава и составлять его не может. Формулирование подобных разновидностей преступлений в законе вполне оправданно.
Вторую группу нематериальных составов можно еще дифференцировать на два класса: 1) преступления с прогнозируемой возможностью наступления преступного результата или его реальным наступлением (бандитизм, диверсия и т. д.); 2) преступления, по которым преступный результат вообще невозможен, поскольку он вынесен за рамки нормы (нарушение правил безопасности — ч. 1 ст. 215, ч. 1 ст. 217, ч. 1 ст. 220 УК РФ; заведомое поставление другого лица в опасность заражения ВИЧ-инфекцией — ч. 1 ст. 122 УК РФ и другие).
Преступления первого класса интересны прежде всего потому, что некоторые из них вроде бы материализованы в последствиях. Так, при диверсии реально гибнут люди, животные, разрушаются сооружения, и тем не менее все указанные последствия носят промежуточный характер, поскольку желаемый результат не достигается, остается целью поведения виновных (цель подрыва экономической безопасности и обороноспособности Российской Федерации носит лишь гипотетический характер). С подобной же ситуацией мы сталкиваемся при разбое.
В анализируемых преступлениях возникает еще одна любопытная ситуация. Рассмотрим ее на примере бандитизма. Закон признает оконченным данное преступление с момента организации (не процесса, а состоявшегося факта) банды. Однако за этим оконченным преступлением скрывается неоднозначная преступная деятельность, которую можно разделить на несколько видов. Дело в том, что организация банды как оконченное преступление будет иметь место в преступлениях: а) доведенных до логического конца (например, при систематическом совершении участниками банды нападений); б) прерванных после первого акта реализации замысла (например, после первого нападения); в) прерванных на стадии исполнения первого преступления, когда оно еще не окончено; г) прерванных на стадии участия кого–либо в банде, когда данное лицо в организации банды не участвовало; д) прерванных непосредственно после организации банды. Указанные случаи составляют разновидности оконченного бандитизма.
Во всех приведенных видах преступной деятельности фактическая завершенность преступления (а) или прерывание фактической преступной деятельности (б, в, г, д) значения для квалификации не имеет, поскольку преступление объявляется оконченным с момента организации банды. Исключение из этого правила сначала было сделано Пленумом Верховного Суда РФ только для тяжких преступлений, последствия которых при бандитизме требуют дополнительной квалификации[249]. Однако довольно скоро Верховный Суд РФ пересмотрел свою позицию; согласно постановлению Пленума «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» от 17 января 1997 г. «статья 209 УК РФ, устанавливающая ответственность за создание банды, руководство и участие в ней или в совершаемых ею нападениях, не предусматривает ответственность за совершение членами банды в процессе нападения преступных действий, образующих самостоятельные составы преступлений, в связи с чем в этих случаях следует руководствоваться положениями (ст. 17 УК РФ, согласно которым при совокупности преступлений лицо несет ответственность за каждое преступление по соответствующей статье или части статьи УК РФ»[250], т. е. наказание по совокупности должно наступать всегда. Если учесть прежние постановления Пленума Верховного Суда СССР, в которых речь идет о том, что все преступления охватываются бандитизмом[251], то необходимо отметить радикальное изменение позиции высшей судебной инстанции, источником которого являются существенные изменения в законе (ослабление санкции за бандитизм и увеличение наказания по совокупности преступлений).
Насколько приемлем данный радикальный подход? На наш взгляд, для его реализации необходимо устранить несколько препятствий. Прежде всего, непонятно, как быть с совокупностью преступлений при квалификации убийства, сопряженного с бандитизмом (п. «з» ч. 2 ст. 105 УК). Нужна ли здесь совокупность со ст. 209 УК? Верховный Суд РФ в своем постановлении «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» от 27 января 1999 г. указал, что и здесь требуется квалификация по совокупности[252]. Однако в таком случае либо абсолютно бессмысленно отражение в уголовном законе (ч. 2 ст. 105 УК) бандитизма как одного из квалифицирующих признаков убийства, давайте уберем из п. «з» ч. 2 ст. 105 УК признак бандитизма и в плане квалификации по совокупности ничего не изменится; либо бессмысленна квалификация по совокупности ст. 105 и 209 УК, которая ничего не дает в плане наказания, поскольку в санкции ч. 2 ст. 105 УК заложен максимум возможного (пожизненное лишение свободы и смертная казнь), ведь нельзя назначить два пожизненных лишения свободы или две смертных казни по совокупности преступлений. Мы помним, что там есть еще срочное лишение свободы, которое может «сработать» в данной ситуации, но тем не менее не всегда. Очень похоже на то, что санкция ч. 2 ст