Несколько иная картина складывается, когда преступная деятельность пресекается в связи с обстоятельствами, зависящими от воли окружающих лиц. Здесь преступная деятельность настолько очевидна, что те или иные окружающие лица становятся на охрану общественных интересов. И указанная очевидность вовсе не зависит от волеизъявления виновного, а кроется в объективных факторах; возможно, что сам виновный не осознает противоправности своего поведения (при небрежности), но определенные окружающие его лица отчетливо представляют себе эту противоправность и вмешиваются в развитие причинной связи. Разумеется, подобное пресечение преступления с очевидностью приводит и к квалификации содеянного как пресечения, хотя и не исключает его латентности, но обусловленной уже волей виновного и окружающих его лиц.
Пресечение преступной деятельности по воле окружающих лиц бывает: абсолютно правомерным (например, преступный результат может наступить из–за бездействия виновного; окружающие выполняют требуемые ситуацией социально полезные действия, устраняя тем самым преступный результат); относительно правомерным (например, условия крайней необходимости как прерывания преступной деятельности; если бы указанные действия были абсолютно правомерны, не было бы необходимости вносить их в уголовный закон в качестве уголовно–правовой особенности); относительно противоправным (например, при превышении пределов необходимой обороны, когда в основе деятельности лежит все–таки прерывание преступной деятельности средствами и способами, несколько выходящими за рамки требуемых ситуацией); абсолютно противоправным (например, убийство распространителя наркотиков с целью завладения ими для собственного использования). От характера пресечения зависит не только характер ответственности самого виновного, но и судьба лица, прерывающего преступную деятельность (при абсолютно или относительно правомерном — освобождается от уголовной ответственности либо не привлекается вовсе; при относительно и абсолютно противоправном — ответственность либо снижается, либо наступает в полном объеме).
Влияет ли характер пресечения на ответственность виновного? На первый взгляд, вполне приемлема господствующая точка зрения, согласно которой «причины, воспрепятствующие доведению приготовления и покушения до оконченного преступления, лежат за пределами общественной опасности деяния и личности» виновного[339] и не влияют на его ответственность. Однако трудно представить себе, что претерпевание преступником определенного вреда при пресечении его преступной деятельности (причинении ему имущественного, физического вреда при необходимой обороне, при превышении ее пределов, при задержании преступника и т. д.) останется в суде незамеченным и не повлияет на назначенное наказание. Скорее всего, суд учтет, что преступник тот или иной урок уже вынес из преступления и в соответствии с этим дифференцирует наказание.
При этом возникает вопрос: чем же определяется социальная значимость пресеченной преступной деятельности? Согласно господствующей в теории уголовного права позиции общественная опасность пресеченной преступной деятельности заключается в поставлении в опасность причинения вреда общественные отношения[340]; в поставлении правовых объектов в опасность причинения ущерба, в создании реальной угрозы социалистическим общественным отношениям[341]. Указанная реальная угроза представляет собой такое объективное состояние преступной деятельности, при которой объективная возможность причинения ущерба общественным отношениям могла превратиться (если бы преступная деятельность не была пресечена) в действительный ущерб из–за последующего поведения виновного. Степень реальности угрозы различна и зависит от степени приближенности поведения виновного к действительному ущербу, который мог иметь место в каждом конкретном случае. Отсюда различна и общественная опасность содеянного: «Действия будут сравнительно тем опаснее, чем выше степень вероятности наступления вредных последствий»[342].
Таким образом, общественная опасность пресеченного поведения зависит от стадии совершения преступления, на которой преступная деятельность была пресечена: при прерывании преступления на стадии создания условий общественная опасность ниже, при пресечении на стадии исполнения преступления — выше. Казалось бы, все оправданно и логично.
Однако здесь возникают некоторые сомнения. Первое из них состоит в том, что более низкая общественная опасность создания условий по сравнению с исполнением преступления автоматически переносится на пресеченную преступную деятельность. Естественно, невозможно отрицать различную степень общественной опасности отдельных этапов совершения преступления и соответствующее постепенное наращивание общественной опасности до самого максимального ее предела, характерного для причинения вреда данным общественным отношениям. Но когда мы говорим о пресечении преступной деятельности на какой–либо стадии, то имеем в виду, что за этапом, совершения преступления, на котором деяние прервано, уже более ничего не следует и не последует. И сравниваем мы при этом не две реальности (создание условий и исполнение преступления) по их социальной значимости, а реальность (пресечение преступной деятельности на стадии создания условий) и абстрактную возможность (представляемый нами преступный результат или пресечение преступления на стадии исполнения). Почему же теория уголовного права вновь и вновь подтверждает меньшую общественную опасность пресеченного преступления? Ведь при таком решении меньшая общественная опасность приготовления и покушения становится как бы заслугой виновного, поскольку она с необходимостью выходит на соответственно меньшее наказание. На самом деле, в уменьшении общественной опасности пресеченного преступления заслуги виновного нет, так как только благодаря окружающим лицам и другим силам преступная деятельность прекратила свое существование и, будь на то воля виновного, развилась бы во времени до логического конца.
Тем не менее логично было бы сравнение пресеченной преступной деятельности с возможным добровольным отказом лица, сопоставление с которым вывело бы нас на несколько иное понимание общественной опасности пресеченной деятельности: зачем привлекать к уголовной ответственности за пресеченную деятельность, если лицо в последующем могло добровольно отказаться от доведения преступления до конца? Скорее всего, традиционный вывод о меньшей общественной опасности пресеченной деятельности (но не об отсутствии ее вообще) исходит из закономерностей развития преступления, заканчивающегося наступлением преступного результата, и лишь в качестве исключения — добровольный отказ. Поэтому при определении сравнительной общественной опасности идет сопоставление не с возможным добровольным отказом, а с возможным наступлением преступного результата: преступное последствие не наступило и уже не наступит, значит, предшествующее ему поведение виновного не столь опасно, как в тех случаях, когда оно наступило бы.
Отсюда и второе сомнение. Анализируя общественную опасность пресеченного поведения, теория уголовного права напрочь забывает об общественной опасности личности преступника — одной из составных частей общественной опасности вообще. А общественная опасность личности виновного на момент пресечения преступной деятельности вроде бы остается такой же, что и при возникновении замысла (замысел при его возникновении охватывал или должен был охватывать всю преступную деятельность, включая наступление результата — «пика» преступной деятельности), то есть неизменной на любой стадии совершения преступления при его прерывании.
Разумеется, в ходе совершения преступления могут возникнуть обстоятельства, существенно изменяющие и общественную опасность личности виновного. Однако они, как правило, будут привходящими случайностями, напрямую не связанными с динамикой совершаемого преступления. Для нас же важным пока остается установление взаимосвязи общественной опасности личности с развитием собственно преступления. И здесь, на первый взгляд, усиление объективного уровня общественной опасности пресеченного преступления на нарастающих его этапах развития не отражается на субъективном ее уровне, который на всем протяжении преступления остается одним и тем же.
Более глубокий взгляд на субъективный уровень общественной опасности несколько изменяет указанный вывод. Психическое отношение виновного к содеянному, составляющее основу субъективного уровня общественной опасности, лишь при поверхностном анализе выглядит стабильным. В жизни его элементы (мотивы, цели, интеллектуальный и волевой моменты вины) всегда подвижны, подвержены изменениям, зависящим от окружающего мира и, в том числе, от самой динамики преступного поведения. Окружающий мир отражается в сознании виновного так или иначе, характер отражения обусловлен степенями определенности и достоверности осознания окружающей действительности: степень определенности представляет собой точность знания существующих обстоятельств — от осознания возможности их наличия и свойств до уверенности в наличии и свойствах; степень достоверности — от ошибочного до адекватного отражения действительности[343]. Указанные степени зависят от психических особенностей субъекта, его способностей понимать окружающий мир и от очевидности информации, поступающей в его мозг (чем очевиднее информация, тем выше степень определенности и достоверности). Выход данных степеней на общественно опасное поведение превращает их в степень вины как количественную характеристику, конкретизацию[344] вины, напрямую связанную с существующими обстоятельствами.
Поэтому анализ различных этапов развития преступления показывает: чем сильнее «погружается» виновный в преступную деятельность, тем ближе его поведение к возможному преступному результату, тем все более конкретными становятся окружающие его обстоятельства, тем точнее и объемнее поступающая к нему информация, тем выше степени определенности и достоверности отражения ее, соответственно, степень вины. Естественно, при пресеченной преступной деятельности степень общественной опасност