истрастна и, каковы бы ни были личные взгляды обоих Основателей, журналу Общества нет никакого дела до этого, и он будет так же охотно печатать критику против ламаизма, как и против христианства. Во всяком случае, так как оба этого мы хотим, Е. П. Б. всегда с благодарностью примет ваш совет в этом деле; я был тот, кто советовал ей "лягнуть", как она говорит, против попыток м-ра Хьюма на проявления авторитета, и вы вольны поставить его в известность об этом факте.
Имея в виду исправление дел, что вы думаете об идее постановки филиалов совсем на другую ногу? Даже христианство со своими божественными претензиями на Всемирное Братство имеет тысячу и одну секту, и хотя они все могут быть объединены под знаменем креста, все же по существу они враждебны друг другу, и папская власть ни во что не ставится протестантами, тогда как решения Синода последних высмеиваются католиками.
Разумеется, я даже в худшем случае не представляю, что теософические объединения могли прийти в такое состояние. Что я хочу, это просто проект о желательности перестройки нынешнего устройства филиалов и их привилегий. Пусть это будет внесено в устав и утверждено Основным Обществом, как это водилось до сих пор, и пусть зависимость филиалов станет номинальной. В то же самое время до внесения в устав пусть каждый филиал выберет для себя одну цель работы, разумеется – цель, соответствующую генеральной линии Теософического Общества, но все же особую определенную собственную цель по религиозной, образовательной или философской линиям. Это предоставит Обществу более широкие возможности по главным операциям. Увеличится количество реальной полезной работы; и каждый филиал будет, так сказать, независимым в своем modus operandi. Останется меньше места для жалоб и par consequence – для вмешательства. Во всяком случае этот туманный эскиз, я надеюсь, найдет прекрасную почву для своего прорастания и процветания в вашей деловитой голове. И если бы вы могли тем временем написать статью, основанную на вышеупомянутых пояснениях по поводу позиции, занятой "Теософом" в отношении всего вышесказанного и значительно больше для декабрьского номера (если не успеете для ноябрьского), – я и М. были бы вам весьма обязаны. Невозможно и опасно доверять это дело, которое требует весьма деликатного обращения, одному или другому из наших редакторов. Е. П. Б. никогда не упустила бы такой хороший случай сокрушения голов падре, а Х. С. О. тонко ввернул бы один-два лишних комплимента в адрес Основателей, что было бы совершенно бесполезно, ибо я стараюсь выставлять две сущности – редактора и основателя – четко разделенными один от другого, хотя они и слиты в одной и той же личности. Я не являюсь практичным деловым человеком и поэтому чувствую себя совершенно негодным для этой задачи.
Не поможете ли вы мне, друг? Конечно, было бы лучше, если бы "пробный шар" мог появиться в ноябрьском номере как бы в ответ на весьма невежливое письмо Хьюма, которое я не разрешу опубликовать. Но вы могли бы использовать его, как фундамент и основу для построения на них ответа вашей передовой статьи. Возвратимся к реформе филиалов. Конечно, этот вопрос должен быть серьезно обсужден и взвешен, прежде чем решить его окончательно. У членов, раз они вступили в Общество, не должно быть больше разочарований. Каждый филиал должен наметить для себя четко определенную миссию для работы над ней, и величайшая заботливость должна быть проявлена при выборе Президентов. Если бы "Эклектик" сразу был поставлен в такие условия четкой независимости, – его дела могли быть лучше. Солидарность мысли и действия в широко очерченных пределах главных принципов Общества всегда должна существовать в отношениях между Основным Обществом и его филиалами; все же, во всем другом, что не противоречит этим принципам, каждому филиалу должна быть предоставлена свобода действий. Таким образом, филиал, состоящий из кротких христиан, сочувствующих целям Общества, мог бы остаться нейтральным по всем вопросам, касающимся других религий, и совершенно безразлично относиться к частным верованиям "Основателей". "Теософ" мог бы охотно предоставлять свои страницы как для гимнов в честь Агнца, так и для шлок, посвященных святости коров. Если бы только вы могли разработать эту идею, я бы преподнес нашему уважаемому Когану, который теперь ласково улыбается уголком глаза, вместо того, чтобы хмуриться как обычно, пока вы не стали Президентом. Если бы меня в прошлом году из-за свирепости экс-Президента не "послали спать" раньше мною намеченного времени, то я бы уже сделал это предложение. У меня есть письмо от 8 октября с высокомерным упреком "Я семь". В нем он посылает за вами на пятое число и объясняет свое нежелание продолжать занимать пост и его "великое желание", чтобы вы заняли его место. Он осуждает "целиком систему и ведение дел", установленные нами. Они кажутся ему "совершенно неправильными". Он заканчивает так: "Конечно, я прошу вас воздействовать на Старую Леди, чтобы она воздержалась от выдвигания меня в Совет Общества". Нечего бояться этого. Он может спать спокойно, никем не потревоженный, и видеть себя во сне Далай Ламой теософов. Но я должен внести свой полный возмущения протест против его определения нашей системы, как "порочной". Из-за того, что ему удалось ухватить несколько случайных искорок из нашего Устава и также потому, что его не допустили к исследованию и переустройству всего, мы должны быть такими, какими он нас изображает! Если бы мы могли придерживаться учений, приписываемых им нам, если бы мы хоть сколько-нибудь походили на его изображения нас, если бы могли хоть час молча выстоять под грузом приписываемых нам обвинений, какими он забрасывает нас в своем сентябрьском письме, истинно, мы должны бы заслужить потерю всякого доверия со стороны теософов! Нас-бы следовало выгнать, выбросить из Общества и людского мышления, как шарлатанов и самозванцев – волков в овечьих шкурах, которые приходят, чтобы улавливать людские сердца мистическими обещаниями, сами наполнившись деспотическими намерениями, стремящимися поработить своих доверчивых учеников, отвратить массы от истины и "божественного откровения голоса природы" с тем, чтобы направить к полному и мрачному атеизму" через неверие в "доброго, милосердного Отца, Создателя всего" (зла и несчастья – можем мы полагать?), который сидит, развалившись, откинувшись на спинку на ложе из накалившихся метеоров и ковыряет в зубах вилами из молний…
Действительно, действительно, надоело нам это беспрестанное бряцание на иудейской арфе христианского откровения!
М. думает, что "Приложение" должно быть увеличено, если понадобится. В нем должно быть предоставлено место для выражения мысли каждого филиала, какими бы диаметрально противоположными они ни были. "Теософ" должен окраситься в определенный цвет и должен стать единственным в своем роде. Мы готовы предоставить необходимые экстра суммы для этого. Я знаю, вы поймете мою идею, как бы туманно она ни была выражена. Я оставляю наш план целиком в ваших руках. Успех в этом является противодействием циклическому кризису. Вы спрашиваете, что вам делать? Нет ничего лучшего, ни более действительного, чем предложенный план.
Я не могу закончить, не рассказав вам об одном инциденте, который, хотя и смешон, заставляет меня благословить свою судьбу, и также понравится вам. Ваше письмо со вложенным в нем письмом К. К. М. было получено мной на следующее утро того числа, когда вы передали его "Малышу". Я тогда находился поблизости Пари-Дзонга в чан-па одного друга и был очень занят важными делами. Когда я получил сообщение о прибытии письма, я как раз проходил по внутреннему двору монастыря. Так как я сосредоточенно прислушивался к голосу ламы Тэндеб Гичао, у меня не было времени читать письмо. Потому, механически вскрыв толстый пакет, я только взглянул на него и положил, как мне казалось, в дорожную сумку, которую я носил через плечо. Однако, в действительности, оказалось, что конверт упал на землю, и его содержимое рассыпалось при падении. Никого не оказалось поблизости, а мое внимание всецело было поглощено разговором. Я уже дошел до лестницы, ведущей в библиотеку, как услышал голос молодого гилунга, закричавшего кому-то из окна. Обернувшись, я с первого взгляда понял ситуацию, иначе ваше письмо никогда бы не было прочитано мною, так как я увидел почтенного старого козла, завтракающего им. Это творение уже пожрало часть послания К. К. М. и вдумчиво готовилось расправиться с вашим, как более мягким и доступным разжевыванию его старыми зубами. Выручил оставшееся в одно мгновение, несмотря на отвращение и противодействие животного. Но от письма так мало осталось! Конверт с вашей эмблемой исчез, букв нельзя было разобрать, короче, я был ошеломлен при виде этого бедствия. Теперь вы понимаете, почему я очутился в таком затруднении: я не имел права реставрировать это письмо, так как оно прошло от "Эклектика" и во всех отношениях было связано с несчастными "пелингами". Что я мог сделать для восстановления нехватающих частей? Я уже решил обратиться к Когану за таким исключительным разрешением, как увидел перед собой Его святое лицо с необычно мерцающими глазами и услышал голос: "Зачем нарушать правила? Я сам это сделаю". И он восстановил отсутствующие части и притом чисто, как вы видите, и даже превратил скомканный конверт, весьма поврежденный, в новый с эмблемой и со всем прочим. Я знаю, какую великую силу нужно применить для таких реставраций, и это дает мне надежду на уменьшение строгостей в ближайшие дни. Потому я от всего сердца поблагодарил козла. А так как он не принадлежал к подвергнутой остракизму расе пелингов, то, чтобы проявить свою благодарность, я укрепил остатки его зубов, чтобы могли пережевывать более твердую пищу, чем английские письма в течение многих лет.
А теперь несколько слов об учениках. Конечно, вы должны были заподозрить, если Учителю запрещены малейшие тамас-проявления, то то же относится и к ученику. Почему же вы тогда ожидали или "чувствовали себя немножко разочарованным" его отказом отправить ко мне ваши письма через пространство в вашем присутствии. "Малыш" – многобещающий парень и гораздо старше, нежели он выглядит, но он не опытен в мудрости и обычаях европейцев, от того происходят некоторые его неблагоразумные поступки, которые, как я вам сказал, заставляют меня краснеть и неловко чувствоват