– Как поживает твой учитель? – осведомился он. – Мы с ним давненько не виделись.
– Он просил заверить вас в своем неизменном уважении, – ответил Джахан. – Учитель просил меня купить книгу. Но не сказал, какую именно.
– Ну, об этом нетрудно догадаться. Однако прежде всего скажи: любишь ли ты учиться?
– Да, конечно, – ответил Джахан, бросив на старика удивленный взгляд. – Я посещаю придворную школу и…
– Я не спрашивал, ходишь ли ты в школу. Я спросил: любишь ли ты учиться? Далеко не всякий школяр может сказать это о себе.
Вспомнив совет Николы, Джахан решил, что настал подходящий момент для того, чтобы проявить бойкость и произвести впечатление на этого сердитого старичка.
– Если целыми днями работать на строительной площадке, то быстро обучишься делу вне зависимости от того, любишь ты учиться или нет, – заявил он.
Губы Симеона насмешливо изогнулись.
– Нашему великому султану, да пребудет с ним милость Создателя, следовало бы ввести налог на глупость, – пробурчал он. – Если бы казна получала хотя бы по аспере за всякое глупое слово, она неизменно была бы полна.
Тут только до Джахана дошло, что его товарищи сыграли с ним злую шутку. Все, что он говорил и делал, следуя их советам, лишь раздражало книготорговца.
– Скажите, эфенди, у вас ведь и прежде бывали ученики Синана? – робко спросил он.
– Еще бы! – усмехнулся старик. – Тебе крупно повезло, юнец. Иметь такого учителя, как Синан, – великое счастье. Надеюсь, ты благодарен судьбе за это?
Джахан, ощущая себя бессовестным лжецом, опустил глаза. Что сказал бы этот старик, узнай он, что ученик придворного архитектора пытался запустить руку в деньги, отпущенные на строительство?
– Я делаю все, что в моих силах, чтобы быть достойным своего учителя, эфенди, – наконец ответил он.
– Благословен тот, кто имеет хорошего учителя, – кивнул Симеон. – Но помни: нет лучшего наставника, чем книга. Тот, кто имеет тысячу книг, имеет тысячу учителей. Ваш пророк говорил: «Стремись к знаниям, даже если для этого надо отправиться в Китай». А один из наших пророков сказал: «Бог создал человека, ибо желал быть познанным». Невежественные люди полагают, будто мы приходим в этот мир для того, чтобы совокупляться, производить на свет детей да еще затевать войны. На самом деле главное наше дело на этой земле – обрести знания. За этим Бог и послал нас сюда. – Помолчав, старик спросил: – Скажи, ты разговариваешь с Богом?
– Разумеется, эфенди, я молюсь пять раз в день и…
– Я не спрашивал, тупица, молишься ли ты. Я спрашивал, разговариваешь ли ты с Богом. Если ты хочешь стать архитектором, то должен разговаривать с тем, кто превосходит тебя во всех смыслах.
Джахан вновь опустил глаза.
– Я не могу обременять Бога своими горестями и тревогами, – пробормотал он. – Но я часто разговариваю со своим слоном. Чота превосходит меня во всех отношениях: он не только значительно больше размерами, но и мудрее. Годами он молод, но, думаю, уже от рождения этот зверь обладал опытом столетнего.
Когда Джахан осмелился вновь взглянуть на старика, то заметил, что выражение его лица изменилось. Теперь во взгляде Симеона светилось одобрение.
– Похоже, душа у тебя добрая, но разум пока что бродит в потемках, – изрек он. – Ты подобен лодке, в которой сидят два гребца, гребущие в разных направлениях. Это значит, что ты еще не познал собственной сердцевины.
Джахан невольно вздрогнул, ибо это заявление напомнило ему о словах учителя, показавшихся столь непонятными.
– Скажи, что тебе нравится строить больше всего? – поинтересовался старик.
– Мосты.
По крыше застучал дождь. Из коридора донесся шорох переворачиваемых страниц.
«Неужели жена Симеона читает книги? – удивился про себя Джахан. – А может, в доме есть кто-то еще? Вдруг это кто-нибудь из учеников Синана: притаился в коридоре и подслушивает?»
Джахан посмотрел на книготорговца, пытаясь прочесть на его лице подтверждение своей догадки. Но старик повернулся к нему спиной и принялся копаться в ящиках шкафа. Наконец он извлек какой-то лист бумаги.
– Посмотри. Это мост через Золотой Рог. Рисунок великого Леонардо.
Джахан, уже слышавший это имя от своего учителя, взирал на рисунок с благоговением.
– Султан Баязид обратился к Леонардо за советом, – пояснил старик. – А тот прислал ему этот набросок. И письмо, которое, по моему мнению, не отличалось излишней почтительностью. Леонардо ответил, что готов воплотить свой проект в жизнь. И построить еще много всего в Стамбуле. Даже разводной мост через Босфор.
Симеон выдвинул другой ящик и извлек из него несколько рисунков, выполненных, по его словам, великим Микеланджело. В большинстве своем эти рисунки изображали купола – Пантеона, кафедрального собора во Флоренции, Айя-Софии.
– Микеланджело тоже подумывал о том, чтобы приехать в Стамбул, – сообщил книготорговец. – Он упоминал об этом в своих письмах.
– Вы переписывались с ним?
– Да, только это было много лет назад. Микеланджело был тогда молод. Как, впрочем, и я сам. Он хотел работать в Леванте. Я всячески поддерживал его в этом намерении. Султан был готов его принять. Я служил между ними переводчиком. Вместе с францисканскими монахами. Правда, не уверен, что от монахов был хоть какой-то толк: они терпеть не могли турок. – Старик смолк, погрузившись в воспоминания. – Микеланджело собирался построить мост через бухту Золотой Рог, – продолжал он. – Предполагалось, что в одном из опорных столпов моста будет расположена обсерватория. И библиотека. А я должен был руководить строительством. – В голосе книготорговца послышалась горечь.
– И что же произошло? – спросил Джахан. – Почему этот план не осуществился?
– Микеланджело убедили, что ему не следует ехать в Стамбул. Внушили, что лучше быть убитым по приказу папы римского, чем получить награду от султана. Тем дело и кончилось. Рим есть Рим, Стамбул есть Стамбул. С тех пор никто не предпринимал попытки сблизить эти два города. – Симеон устало вздохнул. – Но имей в виду: он никогда не дремлет.
– Кто, эфенди?
– Рим, кто же еще. И его глаза устремлены на твоего учителя.
Джахан слегка поежился. Он вспомнил о строительных лесах, рухнувших из-за перерезанной веревки, о мраморе, который так и не был доставлен по назначению… Что, если за этими несчастными случаями скрывается чья-то злая воля? «Рим никогда не дремлет. И его глаза устремлены на твоего учителя». Фразы эти эхом отдавались у юноши в голове.
Старик меж тем подошел к одной из полок и снял с нее увесистый том, снабженный многочисленными гравюрами:
– Это тебе. Скажи учителю, что я выбрал для тебя именно эту книгу. – Скользнув взглядом по переплету, Джахан потянулся было за кошельком, но книготорговец покачал головой. – Нет, юнец, оставь свои деньги при себе. И мой тебе совет: учи итальянский. Если ты собираешься строить мосты, то должен уметь изъясняться на чужеземных языках.
Джахан, не найдя, что сказать, сунул книгу под мышку и вышел из лавки. Лошадь покорно ждала его. Лишь спешившись у дома Синана, он вспомнил, что не знает даже названия подаренной ему книги. И взглянул на первую страницу: «La Divina Commedia»,[19] сочинение некоего Данте Алигьери.
Когда Джахан протянул книгу учителю, тот расплылся в улыбке.
– Судя по всему, ты понравился Симеону, – сказал он. – Старик подарил тебе свою любимую книгу.
– Он сказал, что я должен выучить итальянский язык.
– Что ж… он совершенно прав.
– Но кто же будет меня учить?
– Сам Симеон, кто же еще. Он уже выучил итальянскому Давуда, Николу и Юсуфа.
Джахан ощутил укол ревности. До этой минуты он считал, что старый книготорговец удостоил его особого расположения.
– Выучить чужеземный язык – все равно что получить ключ от дворца, – продолжал Синан. – То, что ты сумеешь найти внутри, зависит лишь от тебя самого. Ты все понял?
Джахан невольно просиял, представив, как он входит во дворец, наполненный сокровищами.
– Да, учитель.
С тех пор Джахан стал часто бывать у книготорговца, и этот дом, где он провел много счастливых часов, мало-помалу стал для него родным. Джахан уже не ощущал себя странником, случайно проникшим в неведомое царство книг. Читая взахлеб, он познавал себя. Изучив итальянский, он принялся за латынь и французский. Его мастерство чертежника и рисовальщика тоже совершенствовалось, никто уже не считал Джахана новичком, среди учеников Синана он чувствовал себя равным. Наконец настал день, когда учитель распахнул перед ним двери своей библиотеки. Еще одно богатейшее книжное собрание располагалось в Вефе, в резиденции придворных зодчих, где Джахан бывал несколько раз в году. Но нигде чтение не доставляло ему такого удовольствия, как в доме старого Симеона, насквозь пропахшем чернилами, старой кожей и свежеиспеченным хлебом.
* * *
Трубя, рокоча и громко топая, Чота расхаживал взад-вперед. Прежде он уже два раза впадал в подобное неистовство, которое через несколько часов проходило само собой. Но нынешнему буйству не предвиделось конца и краю. Разъяренный слон наводил такой страх на работников зверинца, что Джахану пришлось заковать его в цепи. Но утром его питомец порвал цепи и сломал несколько деревьев в саду. Железы, расположенные у него на шее, испускали пахучее липкое вещество. Джахан хорошо знал: это верный признак того, что слон одержим похотью.
Отыскать для Чоты подругу в Стамбуле было не менее трудно, чем найти снег в августе. Все усилия Джахана ни к чему не привели. Стоило ему заговорить о слонихе, люди смеялись ему в лицо, а затем захлопывали двери прямо перед его носом. Даже неунывающий Олев, укротитель львов, беспомощно разводил руками, не зная, как помочь беде.
Когда Михримах в сопровождении няньки вновь появилась в саду и заявила, что хочет видеть Чоту, Джахана прошиб пот. Пытаясь объяснить дочери султана, по какой причине слон впал в буйство, юноша испытывал такой жгучий стыд, что слова застревали у него в горле.