Догадавшись, в чем дело, Михримах расхохоталась. Но когда она заговорила, в голосе ее звучала грусть.
– Что ж, наш слон стал взрослым, – сказала она. – Он уже больше не милое дитя. Всем нам рано или поздно приходится расставаться с детской невинностью.
Джахан попытался робко протестовать:
– Светлейшая госпожа, скоро Чота успокоится и станет таким, как прежде. Тогда вы вновь сможете его увидеть.
Михримах, не глядя на него, покачала головой:
– Ты когда-нибудь пытался поймать ветер, погонщик? Или достать луну с неба? В этом мире есть вещи, которые находятся вне нашей власти. Я уже смирилась с этим, и однажды настанет день, когда и тебе придется сделать то же самое.
Тут Чота, словно услышав, что речь идет о нем, и пожелав участвовать в разговоре, принялся реветь и громыхать цепями. Он производил такой оглушительный шум, что Джахан был не в состоянии толком поразмыслить над словами Михримах.
После того как дочь султана и ее нянька покинули зверинец, Джахана осенила идея. Он вспомнил о цыганах, вытащивших их с Чотой из ледяной воды. Они ведь сказали тогда, что у них есть слониха! Когда он поделился своими надеждами с другими работниками зверинца, те лишь покачали головами.
– Цыгане – бродячее племя. Сегодня они здесь, завтра там. Как говорится, ищи ветра в поле.
Однако учитель Синан смотрел на дело не так безнадежно. Он не только освободил Джахана от работы, но и дал ему несколько серебряных монет, а также снабдил повозкой и возницей.
– Ступай отыщи для своего друга красавицу-невесту, – сказал он. – Пусть слон тоже познает счастье. Одиночество – это удел, который способен выносить лишь Создатель.
Не обменявшись ни единым словом, Джахан и возница покинули город, выехав через ворота Весны. Оба смотрели вдаль, туда, где лучи рассвета окрашивали небо в нежно-розовый цвет. Проведя в пути несколько часов, они наконец увидели в долине цыганский табор: кибитки, шатры, разноцветное тряпье, висевшее на веревках. Издалека табор казался ярким покрывалом, раскинутым на серой унылой земле. Возница наотрез отказался приближаться к цыганам, о которых слышал множество жутких историй.
– Будь осторожен, – напутствовал он Джахана. – Если тебе предложат утолить голод или жажду, откажись. Не бери из их рук ни стакана воды, ни куска хлеба. Помни: цыгане подобны шайтану и джиннам – только и думают, как бы украсть человеческую душу.
Помахав ему на прощание, Джахан не теряя времени направился к табору. Он чувствовал: стоит чуть-чуть помедлить, и вся его решимость улетучится. Громко стуча башмаками по земле, он поравнялся с ватагой чумазых босоногих ребятишек. Какая-то женщина кормила близнецов, дав каждому по соску. Заметив, что Джахан смотрит на ее обнаженную грудь, цыганка обожгла его сердитым взглядом. Юноша вспыхнул и поспешно отвел глаза.
Затем подошел к какому-то мальчугану и спросил:
– Где ваш вожак?
Тот в ответ и бровью не повел. Джахан даже усомнился в том, что цыганенок его расслышал.
– Чего тебе надо? – Хриплый голос за спиной Джахана раздался так неожиданно, что он едва не подпрыгнул. Повернувшись, он увидел двоих мужчин, буравящих его неприветливыми взглядами.
– Я ищу вашего вожака… кажется, его зовут Балабан, – промямлил Джахан.
– Откуда ты его знаешь?
– Ну… однажды он спас мне жизнь, – только и смог сказать Джахан.
Его отвели в шатер, такого густого синего цвета, что даже перья соек из дворцового птичника показались бы по сравнению с ним блеклыми. Стены шатра сплошь покрывали ковры, на которых были вытканы цветы и животные. На одном ковре Джахан разглядел целый сюжет из Корана – жертвоприношение Ибрагима. В дальнем углу, у очага, сидели несколько мужчин, и среди них – Балабан собственной персоной.
– Посмотрите-ка, кто к нам пришел! – воскликнул он. – Что привело тебя сюда, погонщик?
– Мне нужна ваша помощь, эфенди. Мой слон обезумел от похоти. Я помню, вы говорили, что у вас есть самка…
Прежде чем Джахан успел договорить, Балабан сгреб его за одежду, выхватил кинжал и приставил к горлу юноши:
– Ах ты шельмец! Грязный ублюдок! Ты, кажется, вообразил, что ради тебя я стану сводником! Говори, где тебя лучше прикончить – здесь или на улице!
– Простите, эфенди, я не имел в виду ничего дурного, – пролепетал Джахан. – Я только хотел помочь слону.
Балабан опустил кинжал и оттолкнул юношу:
– А мне от этого какая корысть?
– Если ваша слониха понесет, у вас будет два слона, – пояснил Джахан. – Разве плохо?
Судя по насмешливой ухмылке Балабана, подобная перспектива не произвела на него впечатления.
Гость достал из кошелька серебряную монету, но цыган лишь пренебрежительно пожал плечами и поинтересовался:
– Это все, что ты можешь мне предложить?
Тогда Джахан решил зайти с другой стороны.
– Этот слон принадлежит султану, – сказал он. – Если вы откажетесь мне помочь, султан будет крайне недоволен.
– Говоришь, слон принадлежит султану?
Джахан закивал, радуясь тому, что отыскал веский довод.
– Презренный лгун!
Разъяренный Балабан швырнул подушку, которая угодила прямехонько в изображенного на картине жертвенного агнца и, отскочив от стены, упала у ног цыгана.
– Значит, это султан дал тебе стертую серебряную монету? Хороша же его щедрость!
– Клянусь, слон принадлежит султану, – упрямо повторил Джахан. – Главный придворный архитектор использует Чоту на строительных работах.
Повисло молчание, которое, казалось, длилось вечно. Балабан обменялся со своими товарищами быстрыми взглядами, значение которых осталось для Джахана тайной, и произнес:
– Наша Гульбахар прекрасна, как цветок лотоса. Если ты хочешь, чтобы она стала супругой твоего слона, эту честь надо заслужить.
– И что же мой слон для этого должен сделать? – настороженно осведомился Джахан.
– Слон – ничего. А вот тебе придется потрудиться!
– Мне? – дрогнувшим голосом переспросил погонщик, изо всех сил пытаясь сохранить на лице невозмутимое выражение.
Тут появилась женщина, прежде кормившая грудью близнецов. Она несла поднос с напитками, сушеными фруктами и пахлавой.
– Прежде всего поешь. Человек, разделивший со мной хлеб, не может быть моим врагом, – изрек Балабан.
Поколебавшись несколько мгновений, Джахан отправил в рот кусочек пахлавы, которая оказалась на удивление вкусной.
– Теперь самое время выпить. Без этого не начинается ни одно стоящее дело.
Все цыгане взяли с подноса пиалы, наполненные какой-то мутной жидкостью, и осушили их в несколько глотков. Джахан последовал примеру хозяев, а затем так же, как они, со стуком опустил свою пиалу на деревянный стол и вытер рот тыльной стороной ладони. Едкое зелье обожгло ему внутренности, но через несколько мгновений он понял, что это приятное тепло. Выпив и утолив голод, цыгане во всех подробностях рассказали, что ему предстоит свершить. При этом они хихикали, точно дети, предвкушающие редкостную потеху.
– Тебе решать, – произнес напоследок Балабан. – Или делай то, что мы сказали, или уходи.
Не известно, что было главной причиной, заставившей Джахана дать согласие: любовь к Чоте, упрямство или же винные пары. Так или иначе, он кивнул и сказал:
– Хорошо, пусть будет по-вашему.
Мужчины вышли из шатра, оставив Джахана в обществе женщин. Те, нимало не стесняясь, помогли ему раздеться и облачиться в костюм танцора – ярко-красные шаровары и короткую вышитую куртку, даже не прикрывавшую живот. Лицо юноши напудрили белой, пахнущей рисом пудрой, глаза подвели сурьмой, щеки и губы подкрасили тертой свеклой, а ладони – хной. В довершение всего Джахана обрызгали розовой водой и привязали ему на макушку конский хвост.
Балабан и другие мужчины вернулись в сопровождении музыкантов, которым долго не удавалось ничего сыграть, ибо их душил смех. Некоторое время они пытались сдержаться, перебирая струны и дуя в дудки, но потом все-таки дали волю хохоту, к которому присоединились все остальные. Наконец музыка зазвучала, и Джахан принялся танцевать, если только его неуклюжие движения можно было назвать танцем. Цыгане смотрели на него, попивая свое зелье и хихикая от удовольствия. Когда один из них со скабрезной улыбкой попытался обнять юношу, Балабан огрел его по голове деревянной ложкой и рявкнул:
– Руки прочь!
Джахан, убедившись, что Балабан строго блюдет условия сделки, воспрянул духом. Танец его стал более живым и непринужденным. Несколько часов спустя он вышел из шатра в своей прежней одежде, но все еще с окрашенными хной ладонями и подведенными сурьмой глазами. Возница с повозкой не дождались его, но Джахана это ничуть не беспокоило. Он знал, что идти пешком не придется, ведь в его распоряжении была слониха.
Четыре дня спустя Джахан вернул Гульбахар в табор. К тому времени цыгане успели перебраться на новое место, так что отыскать их оказалось непросто. Когда погонщик поравнялся с пестрыми шатрами, старая цыганка, попавшаяся ему навстречу, приветствовала гостя с насмешливой ухмылкой, которую Джахан предпочел не заметить.
– Танцор вернулся! – закричал какой-то мальчишка.
За спиной Джахана раздался приглушенный смех. Обернувшись, он увидел Балабана.
– Прими мои поздравления! – сказал цыган. – Твой слон наконец стал мужчиной.
– Благодаря Гульбахар Чота стал самым счастливым слоном в мире, – застенчиво улыбнулся Джахан. И добавил, осененный внезапной мыслью: – Вы снова пришли мне на помощь, эфенди. Уже во второй раз.
* * *
Каждую среду учитель Синан собирал учеников у себя дома и поручал им составить проект какого-нибудь сооружения – акведука, медресе, бани или бедестена – крытого рынка. Юноши относились к подобным поручениям с предельной серьезностью, сознавая, что им предоставляется прекрасная возможность блеснуть талантом и доказать свое превосходство над соперниками. Иногда задание было совсем простым: например, начертить маленький домик, в котором имелась всего одна комната. Иногда, напротив, ученикам предлагались весьма головоломные задачи: как уменьшить количество колонн таким образом, чтобы это не отразилось на устойчивости и надежности здания; как избежать трещин в известковом растворе, которым скрепляются камни; каким образом сконструировать купол, чтобы при небольшой высоте он смотрелся величественно. Предполагалось, что задания ученики будут выполнять поодиночке, не делясь друг с другом своими соображениями и находками.