– Хочу привести его в чувство!
– Так он у тебя и вовсе окочурится.
– Если ты такой умный, сам попробуй.
– Принеси воды.
Они вылили на голову Джахана ведро морской воды. Соль обожгла раны и ссадины, вызвав нестерпимую боль. Джахан не выдержал и застонал.
Тут до него донесся еще один голос – хрипловатый, до странности знакомый:
– Эй, что это вы здесь делаете?
– Господин, мы нашли этого человека здесь. Посмотри, кто-то избил его до полусмерти.
Обладатель голоса приблизился к Джахану.
– Эх вы, бараньи головы! Не видите, что этот бедолага умирает от жажды? Кто-то отметелил его, как старую тряпку, а вы решили теперь его доконать! Нечего сказать, хорошее средство – сполоснуть раны соленой водичкой. Отойдите прочь, недоумки!
Джахан услышал звук открываемой фляги. Губы его ощутили прикосновение смоченного водой носового платка. Джахан принялся жадно сосать влажную ткань.
– Еще, – попросил он.
– Потерпи, брат. Тебе сейчас надо пить понемногу.
Незнакомцы осторожно обтерли ему лицо, смыв грязь и запекшуюся кровь. Джахан хотел поблагодарить их, но был так измучен, что язык отказывался ему повиноваться. Тяжело переведя дух, он вновь опустил веки.
– Всемогущий Бог, поднесите-ка лампу поближе! – удивленно воскликнул тот, кого называли господином. – Пусть небесный свод упадет на наши грешные головы, если это не Джахан! Да, этот малый здорово умеет находить неприятности на свою голову! Помню, когда мы познакомились, я вытащил его из холодной воды. Потом мы встретились в тюрьме. А сейчас он валяется здесь в собственном дерьме и вот-вот испустит дух. Не знаю, то ли у него совсем нет ума, то ли он уродился на редкость невезучим!
– Ба… Балабан… – пробормотал Джахан.
– Он самый, брат.
Джахан зашелся в приступе смеха, напоминающего кудахтанье подыхающей курицы.
– Похоже, бедняга окончательно рехнулся, господин! – сказал один из цыган.
– На его месте всякий бы рехнулся, – сочувственно изрек второй.
– Ничего, – покачал головой Балабан. – Он скоро оклемается. Поверьте мне на слово, этот тип вынослив, как слон.
Цыгане освободили Джахана от пут и помогли ему подняться на ноги. Выяснилось, что идти он при всем желании не может. Его правая нога чудовищно распухла и приобрела зловещий багровый оттенок. Цыганам пришлось вести его, взяв под руки с обеих сторон. Порыв ветра, ударивший в лицо Джахану, показался ему пригоршней толченого стекла. Но он не обращал внимания на боль. Главное, что он спасен. Смирившись с неизбежностью, Джахан уже готовился идти ко дну, но крепкая рука цыгана вытолкнула его на поверхность. Такое уже случалось в его жизни прежде и сейчас повторилось вновь.
* * *
Жена Балабана, заботам которой поручили Джахана, прикладывала к его ранам припарки и голубиный помет. По нескольку раз на дню она заставляла его глотать целебный отвар, цветом и вкусом напоминавший ржавчину. Цыганка решительно заявила, что порез на щеке, который начинал кровоточить, стоило только Джахану заговорить, необходимо зашить. За это ответственное дело она взялась сама и, несмотря на стоны и завывания больного, орудовала иглой так хладнокровно, словно штопала старый фартук. Завершив работу, она заверила Джахана, что отныне женщины будут падать к его ногам, ибо они обожают мужчин, украшенных боевыми шрамами.
– Но я-то получил шрам не в бою, – слабо возразил Джахан.
– Кто ж об этом догадается? Говорю тебе, красавицы будут млеть, едва тебя увидев. Попомни мои слова. – Для пущей убедительности жена Балабана плюнула себе на ладонь и приложила ее к стене. – А вот нога твоя мне не нравится. Придется позвать костоправа.
– Это еще кто?
– Увидишь, – загадочно улыбнулась цыганка. – Ничего, он мигом приведет тебя в порядок. Станешь в точности таким, каким ты вышел из рук Аллаха.
Костоправ явился в тот же день. Тощий и гибкий, как тростинка, одетый в лохмотья, с болтавшейся на шее деревянной ложкой, он показался Джахану человеком самым что ни на есть заурядным. Однако первое впечатление было обманчивым. Едва взглянув на ногу Джахана, лекарь определил, что она не сломана, а лишь сильно вывихнута. Прежде чем Джахан успел спросить, что целитель намерен делать, тот сунул ложку ему в рот, схватил поврежденную ногу своими крепкими, как железо, пальцами, повернул ее и дернул. Джахан заорал так, что крик его мог напугать голубей во дворе мечети Сулеймание. Через несколько минут костоправ уже показывал больному отметины, которые его зубы оставили на деревянной ложке. Подобных отметин там было множество.
– Кто же покусал твою ложку? – изумленно спросил Джахан, когда к нему вернулся дар речи. – Люди со сломанными костями?
– Не только. Еще женщины, которые мучились родами. Они оставили самые глубокие отметины, – ответил костоправ и, удостоверившись, что вывихнутая нога встала на место, заявил: – А теперь я бы хотел взглянуть на твою мочу.
И он пояснил, что опытному целителю не нужно понапрасну тратить время, осматривая больного, вполне достаточно внимательно посмотреть на его мочу и определить ее цвет. Тут Джахан попутно узнал, что в природе существует шесть оттенков желтого, четыре оттенка красного, три оттенка зеленого и два оттенка черного. Джахан послушно помочился в горшок, и костоправ принялся разглядывать его мочу, нюхать ее и даже пробовать на вкус.
– Внутреннего кровотечения нет, – наконец заключил он. – Ты склонен к водянке и подвержен меланхолии. А за исключением этого совершенно здоров.
Вымытый, накормленный, заштопанный, Джахан спал без просыпу двое суток. На третий день, открыв глаза, он увидел у своей постели Балабана. Ожидая его пробуждения, старый цыган плел корзинку.
– Добро пожаловать в мир живых! – провозгласил он. – Хотел бы я знать, когда и где мне доведется спасти тебя в следующий раз.
Джахан засмеялся, хотя из-за швов на щеке смех причинял ему боль.
– Как поживает твой слон? – поинтересовался Балабан.
– Чота умер.
– Грустная весть, брат. Мне очень жаль.
Несколько мгновений оба молчали. Джахан первым нарушил тишину:
– Как ты думаешь, животное может попасть в рай? Имамы утверждают, что нет.
– Что имамы знают о животных? Ровным счетом ничего. Другое дело крестьяне или мы, цыгане. – Балабан вновь погрузился в молчание, а после добавил с хитрой улыбкой: – Не переживай. Когда я окажусь на небесах, непременно поговорю с Богом. Если Он скажет, что в раю нет места для животных, я попрошу его сделать исключение для Чоты.
У Джахана глаза на лоб полезли от удивления.
– Ты это серьезно? Вот так номер! Человек ворует, пьет, раздает взятки, играет в азартные игры и при этом рассчитывает попасть в рай! Не боишься, что тебя не пустят – уж больно много ты нагрешил?
– Как тебе сказать, брат… Грехи, конечно, дело серьезное. Но за свою жизнь я вдоволь нагляделся на всяких там святош, считающих себя безгрешными. И нимало не сомневаюсь: уж если им уготовано местечко в раю, то я точно там окажусь, потому что ничем не хуже любого из них. – Балабан налил себе вина, вздохнул и произнес загадочную фразу: – Да-а, очень жаль, что он не увидит своего отца.
– Кто?
– Сын Чоты, кто же еще.
– У Чоты есть сын? – изумился Джахан. – Не может быть!
– Еще как может! А ты думал, твой слон зря крутил любовь с нашей красоткой Гульбахар? Уж конечно, она после этого понесла. А ты и не знал?
– Откуда мне знать?!
– Так вот, бедняжка Гульбахар была в тягости целую вечность. У слоних беременность продолжается очень долго, уж про это ты наверняка слышал. Ну, наконец мы дождались того радостного дня, когда она разрешилась от бремени прекрасным сыном.
– Как вы его назвали?
– Помнишь, ты как-то рассказывал мне, что земля держится на четырех слонах. И если хотя бы один из них шевельнется, происходит землетрясение. – Балабан отпил вина. – Я решил назвать его Пандж. На нашем языке это значит «пятый». На тот случай, если понадобится поставить еще одного слона, в самом центре.
Джахан почувствовал, как в горле у него вспухает ком.
– Хочешь его увидеть? Ведь этот слон, можно сказать, приходится тебе внучатым племянником.
– Конечно хочу!
Старый цыган помог Джахану забраться в повозку, запряженную гнедой лошадью, которая отвезла их в амбар на дальнем краю табора. Там, помахивая хоботом, стоял сын Чоты, серый, как грозовая туча. Опираясь на плечо Балабана, Джахан приблизился к слону и коснулся его кожи. Под подозрительным взглядом слонихи-матери он погладил ее сына по хоботу и угостил орехами, которые тот с удовольствием отправил себе в рот. Фыркнув, Пандж протянул хобот за новым угощением. Глаза Джахана увлажнились. Он смотрел на слона, веселого, смышленого, державшегося чуть настороженно, и ему казалось, что он видит перед собой Чоту. Частица его верного друга ожила в этом существе, которому не суждено было увидеть своего отца и которое так походило на него абсолютно во всем, за исключением цвета.
Они вышли из амбара и устроились на повозке. Лошадь лениво тронулась. Когда они пересекали внутренний двор, Джахан уловил какой-то запах, пробудивший в нем смутные воспоминания.
– Стой! – закричал он.
Старый цыган в испуге взглянул на своего спутника, решив, что дорожная тряска причинила ему боль.
– Откуда этот запах? – спросил Джахан.
– Какой еще запах? – отмахнулся Балабан. – Здесь ничем не пахнет. Сиди спокойно.
Один из цыган, проходивших мимо, понимающе усмехнулся:
– Я знаю, о чем он. Даки дей жжет свои травы.
– Позовите ее, – распорядился Балабан.
Через некоторое время в шатер, где лежал Джахан, вошла старая женщина с прямой, несмотря на годы, спиной и черными усиками над верхней губой.
– Мне сказали, господин, что ты хочешь меня видеть, – произнесла она.
– Ты жгла какую-то траву. Как она называется?
– Коровяк. Ее надо жечь каждый понедельник утром. И еще в полнолуние. Дым отпугивает злых духов. А если у тебя есть враги, тебе стоит искупаться в отваре цветков коровяка. Хочешь, приготовлю его для тебя?