Если кто-нибудь спросит, почему я ее бросил, просто скажу, что уже ею попользовался. Но что, если она расскажет, что делали это всего пять раз? Этого достаточно? А сколько? Кто скажет?.. И что скажут тогда?
Эти мысли вертелись у него в мозгу, не давая покоя, как голодная крыса в замкнутом лабиринте. Смутно он знал, что превращает маленькую проблему в большую, и что сама его неспособность решить эту проблему уже говорит о том, как он ослаб. Но понимание не придавало силы что-то изменить в своем поведении, и он впадал в черную депрессию.
Колледж, Вот выход. Колледж может стать естественной причиной разрыва с Бетти, не вызывая вопросов. Но до сентября еще так далеко.
В пятый раз ему понадобилось минут двадцать, чтобы, наконец, возбудиться как следует, но Бетти заявила, что стоит и подождать. А потом, вчера, он не смог и этого.
— Что с тобой, в конце концов? — спросила она недовольно. После двадцати минут манипуляций с его вялым пенисом она устала и потеряла терпение. — Ты что, бисексуал?
Он чуть не дал ей по морде. Если бы с ним был его винчестер…
— Здорово, какой класс! Сын, поздравляю!
— Чего? — он поднял голову, вынырнув из своих черных мыслей.
— Ты попал в сборную средних школ южной Калифорнии по бейсболу! — Отец улыбался гордо и довольно.
— Разве? — он не сразу смог понять, о чем говорит отец, смысл слов медленно доходил до него. — А? Да, тренер Халлер что-то говорил мне об этом в конце года. Он сказал, что представит меня и Билли Делайонса. Но я не ожидал, что это будет.
— Господи, ты что, не рад?
— Я пытаюсь
(кому это нужно?)
осознать. — С большим трудом ему удалось улыбнуться.. — Можно посмотреть статью?
Отец протянул газету через стол и поднялся.
— Я сейчас разбужу Монику, пусть порадуется, пока мы не уехали.
О, Боже, только не это. Их двоих я не выдержу.
— Не надо. Она же больше не уснет. Лучше давай оставим газету на столе.
— Да, пожалуй, так и сделаем. Ты — чертовски сообразительный парень, Тодд.
Он похлопал сына по спине, и Тодд зажмурился. В то же время пожал плечами — вот хитрец, и отец засмейся. Тодд снова открыл глаза и посмотрел статью.
ЧЕТЫРЕ МАЛЬЧИКА ВОШЛИ В СБОРНУЮ ЮЖНОЙ КАЛИФОРНИИ — гласил заголовок. Ниже были их фотографии в форме команд — принимающий и игрок в поле слева — из «Феарвью Хай», мощный отбивающий из Маунтфорда и Тодд — крайний справа, открыто улыбающийся из-под козырька бейсболки. Он прочел статью и узнал, что Билли Делайонс попал во второй состав. Ну хоть этому можно было порадоваться. Делайонс мог теперь сколько угодно кричать, что он — методист, пусть, если ему от этого легче, но Тодда уже не провести. Он хорошо знал, что такое Билли Делайонс. Может, его стоило познакомить с Бетти Траск, тоже жидовкой. Он долго сомневался, но вчера ночью понял, что это так. Эти Траски только притворялись белыми. Одного взгляда на ее нос и смуглый цвет лица достаточно, а у ее отца это еще виднее. Поэтому у него и не встал. Все просто: его член понял разницу раньше, чем мозг. Кого они обманывают, называя себя Траски?
— Еще раз поздравляю, сын.
Он взглянул и сначала увидел протянутую руку отца, а уж потом его по-дурацки улыбающееся лицо.
Твой друган Траск — жид! — прокричал он мысленно прямо в лицо отцу. — Вот почему я не смог вчера трахнуть его шлюху-дочь! Вот поэтому!
И следом за этим откуда-то изнутри возник холодный голос и отсек поднимающуюся волну безумия, словно
(а ну возьми себя в руки)
стальной дверью.
Он пожал руку, простодушно улыбаясь гордому от радости отцу. Со словами: «Ну спасибо, па».
Они оставили на столе открытую на нужной странице газету и записку для Моники, которую сын написал по настоянию Дика, подписался он: «Твой сын — игрок сборной, Тодд».
22
Эд Френч, он же Трусишка, он же Кроссовка Пит и Кедман, а также Калоша, поехал в маленький прелестный приморский городок Сан-Ремо на совещание завучей. Совещание было напрасной тратой времени: единственное, в чем соглашались завучи, это не соглашаться ни с чем, и Френч безумно скучал на докладах и обсуждениях уже в первый день. В середине второго дня он понял, что Сан-Ремо ему тоже надоел. Среди прилагательных «маленький прелестный и приморский» ключевым, наверное, было слово «маленький». Город изобиловал великолепными видами и мамонтовыми деревьями, но в Сан-Ремо не было ни кинотеатра, ни кегельбана, а в единственный бар Эду идти не хотелось — там грязная автостоянка, забитая, пикапами и грузовиками, на большинстве из них передние бамперы были украшены наклейками с портретом Рейгана. Эд не боялся, что к нему привяжутся, просто не хотелось целый вечер глазеть на мужчин в ковбойских шляпах и слушать Лоретту Линн из музыкального автомата.
Так что на третий день совещания, продолжавшегося невероятные четыре дня, он сидел в номере отеля «Холидей», в номере со сломанным телевизором и ужасным запахом из туалета. Был еще бассейн, но в это лето Эда мучила страшная экзема, и он боялся умереть прямо в купальном костюме. Без одежды он напоминал прокаженного. До начала следующего рабочего совещания (помощь детям с дефектами речи — что означало: нужно что-то сделать для детей, которые заикаются, или у которых заячья губа, или волчья пасть, но прямо так назвать нельзя, нет, Боже сохрани, иначе снизят жалование) он пообедал в единственном в Сан-Ремо ресторане, спать не хотелось, а по единственному телеканалу шел повтор «Очарованных».
Поэтому он стал бесцельно листать телефонный справочник, не задумываясь о том, что делает, просто так, на всякий случай, вдруг встретит кого-нибудь, кто настолько без ума от чего-нибудь маленького, или прелестного, или приморского, что живет в Сан-Ремо. Он подумал, что, наверное, этим занятием кончают все, кому скучно в отелях «Холидей» по всему миру — они начинают искать забытого друга или родственника, чтобы позвонить. Только и всего: «Очарованные», Библия и телефон. А если даже и удается отыскать кого-нибудь и дозвониться, то о чем говорить? «Фрэнк! Ну как ты поживаешь? И между прочим, как оно там — маленькое, прелестное или приморское?» Именно так. Дать человеку сигару и устроить ему пожар.
Да, пока он валялся на кровати, перелистывая тоненький справочник домашних телефонов и пробегая глазами колонки, ему показалось, что он знал кого-то из Сан-Ремо, торговца книгами? Или кого-то из многочисленной родни Сандры? Партнера по покеру из колледжа? Родственника кого-нибудь из учащихся? Это уже поближе, но точнее он никак не мог вспомнить.
Он продолжал вспоминать, и почувствовал, что уже почти задремал, когда его вдруг осенило. Тут же сел, совершенно проснувшись.
Лорд Питер!
Недавно повторяли эти истории об Уимзи по каналу PBS — «Облака-свидетели», «Реклама на убийство», «Девять портных». Они с Сандрой смотрели с удовольствием. Уимзи играл актер Иан Кармайкл, и Сандра была от него без ума. Настолько без ума, что Эд, которому казалось, что Кармайкл совсем ее похож на Лорда Питера, даже злился.
— Сэнди, у него лицо неправильной формы. Да еще эти вставные зубы, Господи!
— Ради Бога, — живо отзывалась Сандра с дивана. — Ты просто ревнуешь. Он такой красивый.
— Папа ревнует, папа ревнует, — пропела маленькая Норма, прыгая по комнате в пижаме с уточками.
— Тебе уже час назад следовало лечь в кровать, — сказал Эд, глядя на нее желтым глазом. — И если замечу, что ты еще здесь, ты, пожалуй, об этом пожалеешь.
Маленькая Норма тут же смутилась. Эд снова повернулся к Сандре.
— Я помню, года три или четыре назад, у меня был ученик Тодд Бауден, и его дедушка приходил на беседу. Вот он действительно был похож на Уимзи.
— Уим-зи, Вим-зи, Дим-зи, Джим-зи, — снова запела маленькая Норма, — Уим-зи, Бим-зи, тра-ля-ля.
— Тихо, вы оба! — сказала Сандра. — А по-моему, он просто восхитителен.
Несносная женщина!
Но разве дедушка Тодда не уехал в Сан-Ремо, выйдя на пенсию? Конечно, так. Тодд был одним из лучших учеников девятого класса в тот год. Потом вдруг в один прекрасный момент его отметки резко ухудшились. Старик пришел, рассказал обычную, далеко не новую историю о семейных неурядицах и уговорил Эда оставить все как есть и подождать, может все наладится само собой. Эд считал, что старинное «само собой обойдется» не сработает, потому что, если сказать подростку «учись, работай или умрешь», он скорее выберет последнее. Но старик был очень настойчив (а может, это просто из-за сходства с Уимзи), и Эд согласился дать Тодду время исправиться до следующей раздачи хвостовок. И черт его побери, он исправился! Эд подумал, что старик влез все-таки в семейные дрязги и кого надо отшлепал. По его виду можно было даже ожидать, что он не только мог бы это сделать, но сделал бы с удовольствием. А потом, буквально два дня назад, он увидел фотографию Тодда в газете — его направили в сборную команду Южной Калифорнии по бейсболу. Это особенно приятно, если учесть, что отбор каждую весну проводится из более чем пятисот претендентов-школьников. Эд подумал, что ни за что бы не вспомнил, как зовут деда, если бы не эта фотография в газете.
Он еще раз перелистал справочник, более целенаправленно, водя пальцем по колонкам мелкого шрифта, и наконец нашел: Бауден Виктор С., Ридж-лейн, 403. Эд набрал номер и услышал длинные гудки с той стороны. И уже решил положить трубку, как вдруг старик ответил: «Алло?»
— Здравствуйте, мистер Бауден. Это Эд Френч. Из средней школы Санто-Донато.
— Слушаю вас. — Вежливо, но не более. Конечно, он не узнал. Ведь столько лет прошло, четыре года, а у стариков так часто бывает: что-то забывается время от времени.
— Вы меня не помните?
— А мы разве встречались? — Бауден насторожился, а Эд улыбнулся. Старик кое-что забывает, но не хочет, чтобы кто-то об этом знал. Ею отец тоже стал таким.
— Я был завучем у вашего внука Тодда четыре года назад. А звоню, чтобы вас поздравить. Ему отлично удалось преодолеть все неудачи, когда он стал старшеклассником, правда? И теперь оправдывает прозвище Всезнайки, он впереди всех. Здорово!