В завершение этой главы я хочу поведать об истории, которую мой Учитель рассказал мне, когда я сидел с ним в тихом месте на берегу реки Бхагиратхи, которая сбегала серпантином по склонам Гималаев. Я думаю, что об этом уместно сказать сейчас, прежде чем мы перейдем к следующей главе этого путешествия. Но прежде всего я хотел бы повторить то, что сказал мне Учитель: «Делай свои собственные выводы из истории, которую я собираюсь тебе рассказать, но не будь в этом слишком поспешен».
За знаменитым храмом Бадринатх, священной гималайской святыней, которая находится на высоте почти 4 тысяч метров над уровнем моря, есть несколько больших и маленьких пещер, расположенных на вершинах почти недоступных скал. Храм открыт для паломников только в летние месяцы. В остальное время года этот район недоступен из-за глубокого снега. Даже священники намбудири из Кералы, которые служат священниками со времен Шанкарачарьи (святого, который отремонтировал храм сотни лет назад и сам был из Кералы), спускаются в деревню Джоши Матт и ждут следующего сезона паломничества. Лишь несколько необычных существ продолжают жить и медитировать в пещерах даже зимой.
Сто лет назад один такой выдающийся йог сидел в одной из пещер, одетый лишь в хлопчатобумажную набедренную повязку, погруженный в глубокую медитацию. Он был прекрасным и красивым, с распущенными черными волосами и черной бородой. И пока его глаза были закрыты, мирная улыбка освещала его лицо, когда он наслаждался внутренней радостью единения души. Этот молодой йог, которому было всего девятнадцать лет, происходил из выдающейся семьи ведических ученых из священного города Варанаси. Его предки были учениками легендарного йога по имени Шри Гуру Бабаджи, который, как считается, поддерживал свое физическое тело в молодом состоянии на протяжении многих сотен лет, даже по сей день.
Отец этого молодого человека сам был учеником Бабаджи и отдал своего сына, когда ему исполнилось девять лет в ученики великому йогу. С тех пор он странствовал со своим Учителем, у которого не было постоянного места жительства, вдоль и поперек Гималаев. Год назад, в возрасте восемнадцати лет, он достиг уровня независимого йога и с тех пор в одиночестве бродил среди заснеженных Гималайских вершин.
Пока наш молодой йог сидел совершенно неподвижно в йогическом состоянии, называемом самадхи, перед его закрытыми глазами разворачивалась странная драма. По крутому каменистому уступу пробирался старик. Таких людей редко можно увидеть в тех местах. Старик едва вскарабкался на плоский камень перед пещерой. Его грязный зеленый тюрбан и испачканная одежда, теперь почти разорванная в клочья, четки на шее и борода, окрашенная хной, ясно указывали, что он был мусульманским факиром.
На его руках, ногах и других открытых частях тела были порезы и синяки, из ран сочилась кровь. Холодный и голодный, он был на грани срыва, но как только его взгляд упал на сидящего в пещере юного йога, болезненное выражение на его лице сменилось улыбкой, которая перешла в истерический смех. «Хвала Аллаху!» – воскликнул он и с глубоким вздохом, забыв всю свою боль и страдания, двинулся к медитирующему йогу и упал к его ногам. Затем он сделал то, что ни один индус никогда не мог бы сделать с йогом, – обнял его.
Йог, грубо выведенный из транса, открыл глаза и стряхнул с себя старика. Он высморкался, чтобы избавиться от зловония, которое исходило от измученного и истекающего кровью тела странного существа, и воскликнул в гневе: «Как ты посмел? Отойди от меня!»
Гнев, этот мощный яд, который иногда трудно контролировать даже ля риши, охватил юного йога. «Пожалуйста, господин, – умолял факир, – дайте мне возможность рассказать вам мою историю». – «Уходи, – сказал йог, – мне нужно искупаться в Алакананде и возобновить медитацию. Таким, как ты, варварам-мясоедам, здесь нет места. Убирайся прочь!»
Факир не сдавался. «Пожалуйста, послушай меня, о великий йог, я суфий и главный ученик великого суфийского мастера ордена Накшбандия. Незадолго до смерти моего учителя, шесть месяцев назад, он сказал мне: „Друг, теперь ты достиг того уровня духовных вершин, к которому я смог привести тебя. Вскоре я покину свое тело, и на данный момент нет суфийского мастера, который смог бы обучить тебя следующему, более высокому уровню. Но не волнуйся. Рядом с Бадринатхом в Гималаях живет молодой гималайский йог. Найди его и попроси о помощи“». Ты тот, о ком он говорил, и только ты можешь спасти меня сейчас.
В течение двух месяцев я терпел неисчислимые невзгоды и несчастья, прежде чем нашел тебя. Я почти умираю от истощения. Прими меня как своего ученика, и моя душа уйдет с миром. Пожалуйста, я умоляю Вас.
«Я ничего не знаю о вашем учителе или суфиях, как вы их называете. Я не получал таких наставлений, более того, я не принимаю учеников, – сказал все еще разгневанный молодой йог. – Теперь отойди с моего пути и не мешай мне искупаться в Алакананде и возобновить медитацию, которую ты так грубо прервал. Убирайся!»
«Хорошо, о великий йог, – сказал факир, – если это Ваше последнее слово, я не хочу больше оставаться в живых. Единственная мечта моей жизни разбита. Я прыгну в реку и покончу свою жизнь. Пусть Верховный Господь Вселенной ведет меня!»
«Поступай как хочешь, – твердо сказал йог, – но я ничего не могу для тебя сделать. Тебе повезло, что в гневе я не проклял тебя. Иди своей дорогой и дай мне пойти своей».
Факир попрощался, упавши перед ногами йога, и со слезами на глазах направился к реке, которая протекала несколькими метрами ниже. С молитвой на устах и уповая на милость Всевышнего, он бросился в бурные воды и погиб.
Молодой йог, уверенный в том, что поступил правильно, и не испытывая никаких угрызений совести, спустился на берег реки и, повторяя соответствующие мантры для очищения, окунулся в чрезвычайно холодные воды священной реки. Он вышел из воды и вытерся насухо своим единственным полотенцем. Сидя на камне, он поблагодарил священную реку за очищение его тела и разума. Но только он собрался вернуться в пещеру, как услышал знакомый ласковый голос своего Учителя, зовущий его: «Мадху!»
Из-за каменного уступа появился его Великий Учитель Бабаджи. И тьма приближающихся сумерек внезапно озарилась сиянием. Высокий, прекрасный, с длинными распущенными каштановыми волосами и небольшой растительностью на почти европейском лице, Бабаджи выглядел как юноша шестнадцати лет. Он не носил никаких украшений. Его хорошо сложенное мускулистое тело было, за исключением белой набедренной повязки, полностью обнажено. Он шел босиком и передвигался с величайшей грацией и достоинством. Взгляд его больших задумчивых глаз был устремлен на юного Мадху. «Какую ужасную вещь ты совершил, мой мальчик», – мягко сказал он. И мгновенно тяжесть содеянного всего несколько минут назад, обрушилась на Мадху. «Бабаджи» – все, что он смог произнести, прежде чем разрыдаться и упасть к ногам Учителя.
«Держи себя в руках, мой мальчик. Давай вернемся в твою пещеру». Они быстро поднялись наверх, вошли в пещеру и сели лицом друг к другу. «Разве я не говорил тебе всегда думать, прежде чем говорить о том, что собираешься сказать, кому и при каких обстоятельствах? Ты мог бы проявить немного больше терпения и внимательно выслушать то, что пытался сказать старик. Разве о святом человеке можно судить по его внешнему виду? Как сказал мой великий ученик Кабир, неужели ножнам придается большее значение, чем мечу? Ты обидел и причинил боль великому преданному Господа. Все плоды своих многолетних аскез ты уничтожил в мгновение ока. Минута доброты более драгоценна, чем сотня лет суровых аскез. Ты должен исправить содеянное».
К тому времени молодой ученик взял себя в руки и успокоился. «Я готов сделать все, что Вы мне скажете, мой Учитель!» – сказал он. «Что касается факира, – продолжал Бабаджи, – я позабочусь о его душе. Ты же остановил свое духовное развитие своим высокомерным поведением, и единственный способ вернуться на правильный путь – это пережить ту же или похожую боль и лишения, через которые прошел факир. Приготовься выполнить последнюю Крийю – полную кхечари мудру – и выпусти прану через Аджна-чакру. Затем мы направим твою душу к рождению в таких обстоятельствах, когда ты испытаешь такую же боль, как и та, что пережил тот бедняга. Выполни это сейчас же».
«Ваше желание всегда было для меня законом, Бабаджи, и я сделаю это немедленно, но у меня есть последнее желание».
«Скажи мне, сын мой», – сказал Бабаджи.
Прерывающимся от глубокого волнения голосом, сложив руки в молитве, молодой ученик попросил: «Учитель, я люблю Вас всем своим сердцем. Пообещайте, что Вы не отпустите меня, что будете следить за мной и не позволите мне быть унесенным водоворотом мирских мыслей и забот. Я прошу Вас, пожалуйста, пообещайте, что Вы будете присматривать за мной и вернете меня вновь к своим благословенным стопам».
«Это я обещаю, – сказал Великий Учитель. Его блестящие глаза источали нежное сострадание, – мой лучший ученик Махешварнатх, которого ты еще не встречал, довольно рано появится в твоей следующей жизни. Он станет твоим проводником. В какой-то момент в твоей будущей жизни ты увидишь и меня и мы будем снова беседовать, как и сейчас. А теперь поспеши, наступает подходящее время».
К тому времени солнце село, и красивая серебристая луна вышла из облаков, чтобы стать свидетелем священного действа, которое должно будет произойти. Молодой ученик со слезами на глазах вновь простерся у ног своего опекуна. Бабаджи протянул правую руку, положил ее на голову юноши, благословил его и мгновенно растворился в ночи. Мадху, оставшись в одиночестве, сел в позу лотоса, сделал несколько глубоких вдохов, выполнил кхечари мудру, которая принудительно останавливает процесс дыхания, и, сосредоточившись на центре между бровями, покинул свое тело.
Это конец истории, которую рассказал мне мой Учитель Махешварнатх.
2Визит гималайского Мастера
Сейчас пришло время рассказать вам, как мой Гуру связался со мной очень необычным способом.