на изменились, и теперь ученики учат Гуру состраданию. От отчаяния я заплакал.
Пока Бабаджи пытался меня утешить, произошло нечто удивительное. Воздух наполнился прекрасным ароматом. Бабаджи успокаивал меня: «Все в порядке. Я сожалею, что тебе больно. Сейчас вытри слезы и встань. Твое желание будет исполнено».
Он стоял рядом со мной, и мы оба повернулись в сторону Нилканта. Из-за высокого тикового дерева появилась фигура. Такая красивая и трансцендентная, что мои волосы встали дыбом. Инстинктивно я понял, что это был Шри Гуру Бабаджи, и он пришел дать мне даршан из своей любви и сострадания.
Мой любимый учитель упал к его благословенным ногам, я последовал его примеру.
– Встань, – проговорил мелодичный голос. – У меня для тебя есть срочное дело. Махеш, – продолжал он, обращаясь к моему учителю. – Я думаю, что сейчас, ты должен послушать Мадху. Времена изменились, и надо сократить список.
– Как Вам будет угодно, – произнес мой учитель.
Я не мог оторвать глаз, от этого золотого цвета лица прямо передо мной. Обнаженный, за исключение сияющей белой набедренной повязки, которая едва достигала колен, с каштановыми волосами до плеч, он выглядел божественно. Прекрасный аромат, исходивший от него, наполнял мою душу. Он повернулся ко мне, и, когда я посмотрел в эти состраданием наполненные глаза, мой ум вернулся к моим прошлым жизням и связям с ним.
– Подойди ко мне, – сказал он и обнял меня за плечи, затем, коснувшись моего подбородка, нежно продолжил. – Маду, мой мальчик, нужно пройти эту жизнь для твоей дальнейшей эволюции. После проделанной работы ты придешь ко мне. Махеш так добр. Он твой особенный гид.
Слезы текли по моему лицу, и все мое существо пульсировало блаженством, которое я никогда не испытывал прежде.
Затем он повернулся к моему учителю и сказал:
– Я благодарен, что ты взял этого юношу под свое крыло. Махеш, есть важное дело, и я бы хотел обсудить его с тобой. Встретимся в четверг вечером в тонком теле.
Он поднял руки в благословении, и мы в очередной раз пали к его ногам. Когда мы поднялись с земли, его уже не было, остался только прекрасный аромат. Мы тихо пошли назад в пещеру. Мое сердце все еще было полно Шри Гуру Бабаджи. После медитации я пошел спать, а Бабаджи, как обычно, сидел перед Дуни, твердый, как скала, и нежный, как цветок.
31Поистине святой человек
Нашим следующим пунктом назначения был Уттаркаши, источник реки Ганг, врата в Ганготри и Гомукх. Путешествуя через Техри, Нарендра Нагар и другие места, мы пришли в Уттаркаши. В Техри Бабаджи показал мне место, где йог Рамтиртх покончил жизнь самоубийством, прыгнув в реку в полном отчаянии.
В те времена Уттаркаши был небольшим тихим гималайским городом. Там, как в Банаресе, Ганг, известная иначе как Бхагиратхи, течет с юга на север. В Уттаркаши есть древний и красивый храм Шивы, похожий на храм в Бенаресе, и известный иначе как Каши, храм Каши Вишванатх. Шива, господин всех йогов, знаменит еще и как Вишванатх.
В Уттаркаши спокойно проживала небольшая община садху, вне политики и вне конкуренции наслаждаясь свежим воздухом и простыми условиями жизни, гуляя и размышляя. Там было две-три аннакшетры, где два раза в день давали бесплатную еду для садху. Они были в ведении ашрама Каликамбливала и ашрама Пенджаб Синд. Маленькие коттеджи или кутиры были доступны для тех, кто хотел жить в одиночестве и заниматься духовными практиками. Это было идеальное место для созерцателей. Некоторые ашрамы в Индии, где монахи имели напряженный график, образовательные учреждения, больницы и так далее периодически посылали своих монахов в Уттаркаши пожить в одиночестве и зарядиться энергией.
Бабаджи занял два кутира, расположенных бок о бок, один для него и один для меня. Я дважды ходил в аннакшетру Пенджаб Синд за простой едой для нас. Бабаджи редко ел и в основном кормил бездомных собак, которые прибегали из леса к нашим кутирам. Он любил собак, и они ему отвечали взаимностью.
Также Бабаджи организовал для меня уроки по изучению санскрита у своего ученика Кришнананды Шарма, который специализировался на ведических науках, в частности Сама Веде. Через две недели пребывания Бабаджи ушел в Ганготри, поручив мне оставаться в Уттаркаши в течение семи месяцев, до середины апреля. Когда он вернулся, мы вместе направились к источнику Ганги в Гомукх, оттуда в Тапован и к озеру Васуки.
Мое пребывание в Уттаркаши было одним из самых замечательных впечатлений моей жизни. Помимо специальных йогических практик, которым Бабаджи учил меня, я посещал занятия по санскриту и имел возможность побывать во многих ашрамах, общаясь с разными садху. Моим любимым местом был внутренний дворик в храме Каши Вишванатх. Там я чувствовал очень специфические вибрации, и время от времени там мне встречались очень духовно продвинутые люди. Здесь я пребывал в глубокой медитации, входя в святыню. Это был тихий уголок, где я мог сидеть в тишине и медитировать до обеда. Несколько раз священники выводили меня из глубокой медитации обратно в бодрствующее состояние.
Однажды после глубокой медитации я открыл глаза и был поражен, увидев голого мужчину с дредами и кроваво-красными пронизывающими глазами, стоящего на коленях рядом со мной, как будто проверяющего и тестирующего меня. Увидев, что мои глаза открыты, он заглянул в них. Я почувствовал себя как на рентгене. Тогда его лицо расплылось в беззубой улыбке, и он начал танцевать, размахивая руками, как сумасшедший, выкрикивая: «Сидао, сидао, бало, бало, хояае гялу». Прежде чем я мог встать и пообщаться с ним, он, просвистев, выбежал из двора как стрела и быстро исчез из виду.
За этим наблюдал старший монах ордена Рамакришны, уединившись на два месяца в резиденции Уттаркаши. С ним мы стали большими друзьями и часто ходили вместе в храм медитировать во внутреннем дворе. В тот день он сидел недалеко от этого места и был свидетелем всего, что случилось. Я подошел к нему и спросил, что это было.
«Ну, – тихо ответил Свами, как обычно он это делал, – я думаю, он парамахамса, человек сошедший с ума от божественной любви. Слова, которые он произнес, были на бенгальском. „Сидао“ означает „хорошо подготовленный“, еще это может означать Сиддха. „Бало“ означает „великий“ или „хороший“, и „хояае гялу“ означает, что „все кончено, все произошло“. Если он имел в виду твое духовное состояние, то я могу только сказать, что тебе повезло и что великий Бабаджи, твой учитель, о котором ты говорил мне, действительно помог тебе прийти к высокоразвитому духовному состоянию. Я наблюдал за тобой в самадхи, и мне кажется, что ты, несомненно, на высоком уровне сознания. Великий Мастер Рамакришна Парамахамса, Гуру Свами Вивекананды, основавший нашу миссию, использовал те же слова. Говорят, что он внимательно смотрел на духовного искателя и, если был удовлетворен, произносил: „Сидао, Сидао, хорошо подготовлен, хорошо подготовлен“. Я удивлен, что этот человек использовал те же слова.
Монах, Лакшманпури, принадлежащий ордену Дасанами сказал мне однажды, что есть святой человек, достигший заветного уровня духовного развития, он бродит по берегам реки. Монах, знавший его раньше и принадлежащий к одному из известных монастырей, посетил Уттаркаши и, увидев этого блуждающего садху, пал к его ногам и потом показал садху нескольким предшественникам.
По его словам, святой человек первоначально принадлежал к богатому и известному монастырю ордена Дасанами в Западной Индии, основанного известным Шанкарачарьей. Когда для него пришло время стать настоятелем монастыря, он исчез с места происшествия, оставив записку, что он не любит великолепие и особый статус, связанный с должностью настоятеля, он уходит по собственной воле, чтобы стать странствующим монахом, и только Всевышний будет его поддержкой. Это был Данда Свами, что означает брахман саньясин, несущий палку Данда, показывая свой особый статус. Придя в Уттаркаши, он бросил Данду в Ганг вместе с кувшином для воды. До визита монаха, знавшего его в прежние времена, никто даже представления не имел, как его зовут. Все называли его Свамиджи, что означает „святой монах“.
Говорят, что большую часть времени он бродит или сидит на берегу Ганги, а ночью спит во внутреннем дворе храма. Так как он едва говорит и не посещает аннакшетры для приема пищи, молодой садху из Южной Индии взял на себя ответственность кормить его и носил ему еду один раз в день. Святой человек ел столько еды, сколько мог держать в своих ладонях, запивая водой из Ганги. Одет он был в старую оранжевую ткань, которая достигала его лодыжек, и имел одно одеяло, служившее ему днем ковриком для медитации и ночью защитой от холода. Было бы хорошо, если бы ты получил у него Даршан», – закончил Свами Лакшманпури.
Одним солнечным утром в понедельник я пошел на берег Ганги в надежде увидеть его, и он не заставил себя долго ждать. Высокий худой человек в оранжевой набедренной повязке медленно шел по берегу реки, он отлично подходил под описание Свами Лакшманпури. Направляясь к большому плоскому камню недалеко от места, где стоял я, он взобрался на него и сел, скрестив ноги, глядя на реку.
Собрав достаточно мужества, я подошел к нему и молча стоял у камня. Он повернулся в мою сторону. Я поклонился с большой преданностью и молчал. Мне сказали, что он редко говорил, и я не хотел его беспокоить. Но случилось непредвиденное, он заговорил.
– Как тебя зовут? – тихо спросил он.
– Мадху, – ответил я.
– Так что ты здесь делаешь? Обучаешься чему-то?
– В поисках Истины, – ответил я.
Особое выражение появилось в его глазах.
– Бедный мальчик, – произнес он, – это тяжелая работа, мой сын. Я упорно трудился в течение многих лет. Сейчас мне семьдесят. Я даже выбросил свою Данду и ем только то, что судьба дает мне. Тем не менее Истина ускользает от меня. Я изучил все доступные книги по Веданте и все же я не нашел Брахмана. У тебя есть Гуру?
– Да, – гордо ответил я. – Он замечательный. Он является прямым учеником великого Шри Гуру Бабаджи. Я благословлен.