Через несколько дней Первуша снова в село отправился. Мед на провизию поменять, огольца проведать, а еще щенка забрать. На хуторе охранник нужен. Собаки быстро растут, даже если маленькой собачонкой получится, голос подаст, Первушу разбудит.
За полдня мед в туесках на продукты поменял: два мешка крупы – пшено и гречка. По осени, по холодам, селяне скот забивать станут. Тогда придет пора мяса прикупить, сала. Сало засолить, а мясо закоптить, тогда зимой не испортится. А еще рыбки бы засолить бочку, но она тоже жирок к осени нагуляет, сейчас тощевата. К избе огольца направился. Хозяин – Ивар, во дворе у кучи репы сидит, чистит. Молодая репа сладкая, вкусная. А полежит, так парить можно, мягкая получается, не хуже тыквы по вкусу.
Первуша с хозяином поздоровался. Тот встал, ответил. Приветствовать гостя сидя – признак неуважения.
– Где наследник?
– С ногой все хорошо. На огороде с мамкой горох собирает.
– Ну слава богу!
– Щенка я тебе отобрал, лапы толстые, резвый. Добрый пес вырастет.
– Беру.
Хозяин вытащил из закутка щенка. Недели две ему, смешной, толстенький. Первуша его в руки взял, щенок тут же в лицо его лизнул. Ивар засмеялся:
– Хозяином тебя признал. Первое время в сенях держи, мал он еще. А подрастет – будку сколоти. У каждой скотины во дворе свое жилье быть должно, укрытие от непогоды.
– Сделаю. А как звать-то?
– Да никак пока. Сам и назови.
Первуша откланялся. Щенка в тачку посадил. В руке держать, так обе руки ему нужны, у тачки две ручки. Да и мал щенок, отстанет. Пока шел к хутору, кличку щенку придумал – Пострел. Стало быть – юркий, шустрый.
Купава щенку обрадовалась, потискала его, посюсюкала:
– Ой, какой хорошенький! Как звать?
– Пострел. Месячишко подержать его в сенях надо, пока не подрастет. А потом в будку определим, я сколочу.
Первуша продукты в амбар определил. На зиму на двоих – еще маловато, так медосбор не кончился еще, а второй в августе будет.
Немного меда себе оставить надо. А щенок под ногами так и вертится. Ему бы молочка сейчас, маленький совсем. А на хуторе ни козы, ни коровы. Рогатая скотина дорого стоит – рубль, а то и больше, а где взять такие деньги?
Следующим днем стал подбирать материал для будки. С досками не просто, дорого стоят. Каждое бревно вручную лучковыми пилами вдоль распускали. Доски шероховатые выходили и дорогие. Для полов деревянных их рубанком строгали, только позволить себе такие могли немногие. Потому подобрал горбыль, будку из двух слоев делал, чтобы не продувало и не промокала крыша. У амбара поставил, так щенок сразу облюбовал, внутрь забрался.
– Ты погоди, я тебе кошму войлочную брошу, тогда и заселяться будешь, – пошутил Первуша.
Хоть и делами занимался, а все думки о чернокнижнике Ховане. Что за хитрое и доселе невиданное чародейство применил ключник, а главное – как с ним или его магией справиться?
Следующим днем Первуша снова на торг, как всегда – с тачкой, в которой туески с медом для мены. Товар свой на муку поменял да небольшой горшочек перца у заезжего купца. Вышел с торга, тачку перед собой толкая, а перед ним на возке Хован. Остановился, вперился взглядом:
– Чьих будешь? Почему не знаю?
– Я не холоп, не поденный и не черный, не закуп, а свободный человек. И тебя тоже не знаю, назовись.
Поденный – селянин на княжьих землях, а черный – селянин, приписанный к монастырю. Причем таких много было.
– Ключник я, именем Хован, – важно ответил мужчина.
– А меня Худаней звать.
Хован хмыкнул, ни слова в ответ не сказал, окинул Первушу презрительным взглядом и тронул вожжи.
– Но, мелкая!
Вот и состоялась первая встреча. Сильно не понравился Первуше Хован. И вроде бы – обоюдная неприязнь. Первуша перед ключником шапку не ломал, вел себя независимо. А Хован привык к почету и уважению. Первуша, пока к хутору шел, снова решил прибегнуть к духу предков. Второй раз в жизни, так нужда великая и не для себя старался, вся деревня мучается. И кто-то должен исправить несправедливость.
Обернулся – осмотрелся по сторонам, никого. Да и кто ходит на хутор? Один раз были гости непрошеные, ночные. Тем не менее тачку в кусты закатил, начал призывать духов рода своего:
– Духи дивии, духи навии!
Словом Вещего заклинаю!
Вы слетайтесь, собирайтесь,
Чистые духи рода!
Глаза закрыл, прислонясь к сосне. Перед глазами сразу видение. Полупрозрачные бородатые духи предков племени его. Первуша мысленно поздоровался учтиво.
– И мы приветствуем славного потомка Рода. В чем нужда, вьюноша?
– Чародей злобный есть, именем Хован. Подозреваю – чернокнижник. Волхвою черной, недоброй морок на все живое в деревне Марьины Колодцы напустил. И морок необычный, все застыли недвижимо – собаки, скот, люди. Как подступиться к злодею, морок снять?
– Трудную ты задачу задал, отрок. Хоть и духи мы, видим невидимое, людскому глазу недоступное, а сами не сталкивались с подобным. Если и волшба черная, так с книг иноземных, какие у персов или индусов в чести. Подумать, посоветоваться надо, времени много пройти может – день, два, а то и седмица. Ты же тем временем заговор-оберег сочти от Хована. Все спокойнее будет. И про Купаву, что сестрой к сердцу принял, не забудь. Коли Хован злобный, тебя одолеть не сможет, то ей пакость сделает, через нее тебя уязвит.
– Понял, сделаю, благодарен вам.
– Потом благодарить будешь, когда людям поможешь, а Хована изведешь.
Видение исчезло. Первуша глаза открыл, тряхнул головой. Духи-то рядом, а не видно и не слышно. Зато сами все видят и слышат. И только посвященные в таинство общаться с ними могут. Ах, какой Коляда все же молодец, дал бесценные знания!
Не сходя с места, Первуша заговор-оберег стал читать:
– Именем Сварога-Отца, Небесного Кузнеца,
Именем Даждьбога, Трисветлого Солнца,
Именем Перуна Громовержца!
Ты, Сварог, борони Правду от Кривды,
Ты, Даждьбог, борони день от ночи,
Ты, Перун, борони Явь от Нави!
Силою огня небесного,
Силою огня земного – заклинаю!
Заклинание большое, длинное. И сбиться нельзя, иначе действовать не будет. Не сбился, закончил:
– Да будет так, как речено! Гой!
Перевел дыхание. Все упомнил, свое имя и Купавы упомянул, теперь под защитой древних богов и он и названная сестра его. На хутор возвращался в приподнятом настроении. А тут гости – женщина с подростком.
– Не ты ли Первуша-знахарь?
– Он самый. Какая беда стряслась?
– Сыночка привела. Седмицы три назад испужался сильно, свора собак на него налетела, едва не покусали. Хорошо – сосед палкой разогнал. С тех пор заикаться стал и глаз дергается.
– Не глаз, а веко.
Тик у подростка Первуша уже сам заметил, пока женщина говорила.
– Ну да, ну да! Меня Ивар прислал, говорит – ты сыну ногу поправил.
– Было дело. Ты здесь посиди, изба-то у нас об одной комнате. Нельзя, чтобы мешали. А ты со мной идешь, – обратился Первуша к подростку.
Тот моложе Первуши всего года на три, щуплый. Болезнь его от испуга. Бабки в деревнях испуг отливают водой, но пустое это. Коляда лучшему способу учил, показывал не раз. Поэтому Первуша смело к делу приступил. Паренька на лавке уложил, стал бубнить монотонно. Паренек, именем Ефим, глаза закрыл, да и уснул крепко. Первуша тут же внушать ему стал, что болезнь его от испуга.
– Нет уже тех собак, и бояться нечего. После наговора страхи твои уйдут бесследно, как и заикание. Слышишь ли ты меня, Ефим?
– Слышу, – тягуче, в полусне, ответил паренек.
– Болезнь твоя внутри сидит, сейчас изгоню!
Забормотал заклинание, но так, чтобы Ефим слышал. Внушение в данном случае и есть главное снадобье.
– Болезнь-кручина через рот и нос выходит. Дыши редко и глубоко. Я вижу, как серым облаком исходит она от тебя. Душа твоя очищается. Чувствуешь, как теплеют ноги?
– Чую, – прошептал Ефим.
– Тепло по телу растекается, к рукам приливает, в животе благость. Теперь я считать буду. На счет три проснешься здоровым. Раз! Дыхание ровное, голова светлая. Два! Чувствуешь себя хорошо отдохнувшим и полностью здоровым. Три! Открой глаза, просыпайся, вставай.
Парень медленно поднялся с лавки.
– Ой! А глаз не дергается!
– И не заикаешься, хорошо говоришь. Я же обещал тебе болезнь изгнать. И обещание сдержал, как видишь. Иди к матери, порадуй!
Ефим выскочил из избы, Первуша следом. Ефим мать обнял:
– Все хорошо у меня, матушка!
– Вот и славно. Первуша-знахарь, ты рыбкой и сметаной не побрезгуешь ли? Все свежее!
– Возьму, отчего нет, коли от чистого сердца.
Женщина отдала крынку сметаны и большого карася, завернутого в лопух. Карась потрошеный, солью слегка присыпан.
– Купава! – позвал Первуша. – Рыбка у нас. Пожарить бы, да со сметаной.
А щенок под ногами вертится, сметану учуял. Коту была бы ближе к сердцу рыба. Первуша в глиняную миску сметаны налил, на землю поставил. Щенок так и припал, чавкает жадно.
Обед сегодня знатный вышел. Щи, да карась со сметаной, да сыто со свежим медом под пшеничный каравай. Первуша почувствовал, что жизнь налаживается. Давненько так не ел. Когда еще с Колядой жил, да и то не всегда. Чаще одним блюдом довольствовались. Купава тоже довольна. Не зря холодной и голодной зимой перед образами стояла, молилась о том, чтобы спас ее Господь от смерти голодной, мечтала в семью попасть. Есть же у нее родня дальняя? Сколько случаев знала, когда сиротку к себе родня брала, в семью. И хутор бросать с ульями жалко было. Видно, услышал Господь ее молитвы. Вон какого парня в помощь послал. И хозяйственный, и знахарь, и разумен не по годам. Одно плохо – мала она, годами не вышла для замужества. Пугало то, что в селе положит глаз на какую-нибудь девицу, женится. Думать об этом не хотелось, но дурные мысли сами в голову лезли.
Первуша в амбар направился. Надобно счесть запасы. Острым писалом на бересте царапал, сколько и чего есть. Выходило – мукой до следующего урожая уже обеспечены, это если и ржаную считать. Крупой – пшеном, гречей, горохом – наполовину. Соли и перца хватит. А вот масла мало, рыбы и мяса совсем нет. Хороший хозяин всегда знать должен свои запасы. Зима, она спросит жестко. Вернувшись в избу, спросил у Купавы: