– Не пристало стоять на причале. Идем домой.
В принципе, вести домой Первушу и его брата – добрая воля Алонсо, наверняка с подачи Фернандо. Брата Первуше вернули, исполнив свою часть договора, гуляйте на все четыре стороны. Но у Первуши денег нет совсем, брата покормить надо, переодеть, на нем ветхие рубища с чужого плеча, чьи-то обноски. А еще к цирюльнику сводить, постричь, а лучше обрить. И крайне необходимо вымыть. Запашок от брата убийственный.
Алонсо в палантин уселся, рабы носилки подняли, понесли. За ними оба брата. Поговорить хочется, расспросить, но при рабах и Алонсо не хотелось. Придется потерпеть. Первуша полагал, по позднему времени в доме все спят. Но Фернандо явил великодушие и хозяйскую рачительность. Кузнец из рабов клещами перекусил серьгу в ухе, снял.
– Отныне ты свободен! – торжественно объявил Фернандо.
У Вторуши слезы на глаза навернулись от радости. Только тот, кто хлебнул неволи в чужих краях, оценит свободу в полной мере. Но это были не все сюрпризы. Вторушу усадили на камень во дворе, призвали раба-цирюльника. Тот осмотрел голову.
– Оставить волос на палец?
– Брей налысо! – поторопился с ответом Первуша.
Налысо брились воины. Крестьяне и прочие сословия оставляли короткую стрижку. Длинные волосы носили служители церкви. Но Первуша побаивался вшей, поэтому голову только брить. Цирюльник ножницами состриг волосы, насколько смог. Потом намылил голову, опасной бритвой несколькими движениями снял все волосы. Вторуша внешне сразу пару лет скинул.
– Теперь мыться! – приказал Фернандо. – Рабыни, он ваш!
С Вторуши содрали рубище, парень застеснялся, а его под руки к большому медному котлу ведут. Сначала намазали оливковым маслом, потом грязь с маслом убрали деревянными лопаточками, а уже затем в котел. Терли губками усердно. От давно забытого удовольствия Вторуша покряхтывал, глаза закрывал. Затем обтерли полотенцем. Один из слуг принес чистую рубаху и порты.
– Одежда по вашим обычаям. А завтра Алонсо отведет его на рынок и купит подобающую одежду. А то люди осудят. Не в рубище же ему домой возвращаться? А сейчас за стол.
Первуша успел брату прошептать:
– Виной не пей! Для вида ко рту подноси. И много не ешь, заворот кишок получишь. Понемногу, постепенно к еде привыкать надо.
– Знаю, говорили среди невольников.
А за стол сели, у Вторуши глаза разбежались. После скудной похлебки хотелось всего. Но брал все и очень понемногу. Первуша за братом приглядывал. Впрочем, хозяин и сын застолье затягивать не стали.
– Все утомились, пора отдыхать.
Когда братья уединились, стали наперебой расспрашивать друг друга. Первуша вынужден был сказать правду горькую о смерти отца и матери.
– Ты-то как выжил в лесу? Морозы были!
– Подобрал меня знахарь Коляда, вечная ему память. Я уже замерзал, как он меня нашел, одному Богу известно. Выходил, отогрел. У него остался, в учениках. Жаль, погиб он, но кое-что из знаний своих мне успел передать. Думаешь – как тебя вызволил? Деньги огромные потребны. Откуда у меня такие? Вылечил Фернандо от тяжелой болезни, он в благодарность тебя сыскал. Уговор у нас был.
– Здорово, что получилось все.
– Про себя расскажи.
– Брат Любим до Кафы не дожил, замерз, пока татары везли. Где его косточки, не ведаю. Работать заставляли, кормили едва, чтобы не сдох. Семью вспоминал, тебя, тем и выжил.
Проговорили до утра.
Глава 10Путь домой
Под утро прикорнули на топчане, обнявшись, как когда-то в детстве. А уже рабыня входит с принадлежностями для умывания.
– Хозяин встал уже.
Нехорошо Фернандо заставлять ждать. Оба умылись быстро – и на первый этаж, в трапезную. Завтрак скромный был – фрукты, шербет, лепешки. Фернандо, всю жизнь проживший в Крыму, многое перенял от степняков, при поездках в Египет, на Тамань, частично бывшей под черкесами. Вот горячий шербет, вовсе не генуэзское питье, восточное.
После завтрака хозяин и Алонсо нарядились, как на выход. Всей группой вышли из дома. Впереди – слуга, при виде рабов или некоренных жителей кричал:
– Дорогу господину!
За слугой важно шествовали Фернандо с сыном, а за ними Первуша с братом. При встрече со знатными гражданами или богатыми торговцами Фернандо раскланивался, заводил беседы. Знакомые удивлялись:
– Тебя давно видно не было, говорили – от дел отошел, совсем немощен!
– Враки завистников! Не скрою – болел. А теперь здоровее всех моих недругов, свинец им в глотку! Вот спаситель мой!
И рукой на Первушу показывал. Знакомые окидывали знахаря оценивающими взглядами. Не верили – больно молод, да к тому же из русичей. Что они могут, если ходят в лаптях? Но Первуше было все равно, что о нем думают незнакомцы. Уже сегодня, а скорее завтра утром они покинут Кафу, чтоб ей гореть в аду. До рынка с многочисленными остановками шли почти до полудня. Рынок огромен, шумен, а уж разноязыких народов – тьма. Купцы из многих стран товар свой нахваливают. И здесь знакомые у Фернандо нашлись. Всем похвалялся здоровьем хозяин, всегда на Первушу указывал. Сначала знахарю это нравилось, потом раздражать стало, пока не понял. Так это Фернандо восхваляет на собственном примере знахаря для будущей совместной деятельности. Ну хитер!
Вещи для Вторуши покупал Алонсо. Башмаки из свиной кожи на манер италийских. А вот рубаху новую, порты суконные, ремень поясной – все славянское. Раб не имел права опоясываться, только свободный человек. С непривычки оба брата устали в шумной толчее, а Фернандо с сыном в своей стихии – как рыба в воде.
Вернувшись в дом хозяина, оба брата на топчан упали. Сказывалась еще бессонная ночь. За запоздалым обедом хозяин на Первушу хитро поглядывал, но молчал. И только утром Первуша понял, почему вчера хозяин нахваливал его так.
На улице перед домом Фернандо стояли на земле несколько паломников со знатными господами. Хозяин сам пришел в комнату, где отдыхали братья:
– Пора завтракать, и за работу.
– Какую работу? – удивился Первуша.
– Болящие у дома ждут.
– Мы же домой сегодня собирались!
– Э! Одним днем раньше, одним позже! А деньги всегда нужны. Заработаешь немного дукатов и не пешком пойдешь, а наймешь судно. В пути отдыхать будешь, есть до отвала.
Первуша рот открыл – отказаться, да брат его остановил:
– В самом деле, задержимся на день.
И завтрак в трапезной уже на столе. Поели быстро. Только встали из-за стола, рабыни трапезную убрали.
– Для приема больных сгодится? – поинтересовался Фернандо.
– Вполне.
– Какая сумма тебя устроит? Полагаю – пятьдесят дукатов.
– Согласен.
Первуша заподозрил, что хозяин содействует не зря, имеет свой интерес. Как потом выяснилось – подозрения оправдались. Фернандо знал горожан. С богатых брал больше, просто с уважаемых – пятьдесят. Все, что свыше оговоренной суммы, оставлял себе. Получалось – еще и заработал золотишка на Первуше, многажды окупив затраты на одежду для брата. Да еще и вес в городе приобрел.
– Тогда я приглашаю первого. Очень богат! И страдает разными излишествами – ест и вино пьет неумеренно.
Фернандо вышел, вернулся с важным господином, одетым по генуэзской моде. Болящий вальяжно развалился в кресле. Был он толст, краснощек, страдал одышкой. Еще бы, есть и пить и не двигаться, везде рабы носили. Тем не менее Первуша его выслушал.
– Снадобья не дам, но совет: пригоршня маслин, фруктов ешь сколько угодно, про лепешки, сладости и мясо на год забудь.
– И что получится?
– Исчезнет одышка, сердцебиение, потливость. Чревоугодие всему виной.
– Ах, у меня же еще голова болит.
– Тогда и вино нельзя. Через год себя не узнаешь.
Толстяк вышел явно недовольным, судя по лицу. Фернандо ввел следующего.
– Живот болит, вот здесь, – ткнул пальцем в больное место тощий, измученного вида страдалец.
– Раздевайся и ложись на топчан.
Причина сразу ясна стала – грыжа, по-народному – кила. Первуша грыжу осторожно вправил. Потом через брата вызвал Фернандо:
– Нужно длинное полотенце или ткань узкой полосой.
– Сейчас будет.
Рабыни вскоре принесли льняную ткань, разрезанную на полосы. Первуша болящему туго живот перевязал.
– Не давит? Дышать можно?
– Можно.
– Утром, не вставая с постели, пусть служанка или родня вам так же перетянет, потом подниматься можно. И так целый год.
Мужчина встал, оделся, сделал несколько шагов. Обернулся, смотрел удивленно:
– Не болит. Хвала Святой Магдалине! А через год я тебя увижу?
– Если не случится ничего, приеду.
– Буду ждать.
Мужчина наклонился к уху Первуши, прошептал:
– Как приедешь в Кафу, иди ко мне. Улица, что от порта идет, третий дом по правую руку. Не ошибешься – дом самый большой и красивый. Покои хорошие и просторные отведу. А то Фернандо жулик и хитрец. Такие деньги брать, а комната скромная, тесная.
Первуша тоже шепотом:
– Сколько же он взял?
– Восемьдесят дукатов.
Первуша только головой покачал. Дукаты в Европе и Египте были монетой распространенной. Были серебряные, но чаще в ходу золотые, ввели их в оборот генуэзцы, назвав дукат от латинского «дукатус» – герцогство. Дукат начал выпускаться с 1284 года и оставался неизменным по весу – 3,5 грамма золота – в течение семи сотен лет, став образцом для подражания почти во всех странах.
Потом Первуша заговаривал зубы, занимался костоправством, пускал кровь. Время до вечера пролетело быстро. Пока рабыни накрывали на стол, Фернандо принес кожаный мешочек с монетами Первуше.
– Неплохая добыча за день! Тут двести монет!
– Как двести? За каждого по пятьдесят. Уговор был.
– Мне половина. Дом мой, стало быть, аренда, ткани три аршина перевел.
Первуша спорить не стал, деньги есть, и немалые. Но понял – с Фернандо лучше дела не иметь.
Ничего, доберутся они с братом на хутор, отдохнут, одежонку зимнюю купят, зиму на хуторе пересидят. А потом вполне на заработки в Кафу вернуться можно. И не к Фернандо, а к Лоренцо, что жил недалеко от порта и приглашал его. Ужинали в молчании. Когда спать легли, Вторуша шепнул: