— Собственностью… — повторила она.
— Да, в сознании нашего неизвестного женщина является олицетворением собственности. Причем собственности другого мужчины. Большинство сексуальных маньяков не рискуют нападать на пары. Они предпочитают охотиться за одинокими женщинами, это легче. Присутствие мужчины опасно. И все-таки наш убийца выбирает именно такой вариант. И заранее готовится нейтрализовать мужчину. Может быть, это часть игры? И присутствие зрителей — еще один источник возбуждения?
Зрителя в единственном числе. Она перевела взгляд на снимок доктора Йигера, замершего у стены. Да, она тоже подумала именно об этом, когда впервые вошла в гостиную.
Взгляд Цукера устремился в окно. Повисла пауза. Когда он вновь заговорил, голос его был тихим и сонным, словно он находился под гипнозом.
— Все это связано с темой силы. И власти. Господства над другим человеком. Не только над женщиной, но и над мужчиной. Возможно, на самом деле его больше возбуждает именно мужчина. Наш неизвестный понимает, что рискует, но устоять не может. Он находится в плену своих фантазий, которые властвуют над ним, а он, в свою очередь, властвует над жертвами. Он — всемогущий. Победитель. Враг обезоружен, беспомощен и жалок, и наш герой поступает так, как всегда поступали армии-победительницы. Он захватывает свой трофей. И насилует женщину. Удовольствие усиливается сознанием того, что доктор Йигер сломлен. Атака, предпринимаемая нашим неизвестным, — это больше чем сексуальная агрессия; это демонстрация мужской силы и власти. Победа одного мужчины над другим. Завоеватель предъявляет свои права.
Студенты на лужайке стали подниматься, стряхивая траву с одежды. Послеполуденное солнце окрасило пейзаж в теплые золотистые тона. «Чем обернется остаток дня для этих молодых людей? — подумала Риццоли. — Возможно, вечером удовольствий, веселой беседой за пиццей и пивом. И глубоким сном, не омраченным ночными кошмарами. У меня такого больше никогда не будет».
Зажужжал ее сотовый телефон.
— Простите, — сказала она, доставая мобильник.
Звонила Эрин Волчко из лаборатории по исследованию волос, тканей и микрочастиц.
— Я исследовала образцы ленты, которой был связан доктор Йигер, — сказала она. — И отчет послала по факсу детективу Корсаку. Но думаю, тебе тоже будет интересно узнать результаты.
— Ну, и что мы имеем?
— На липкой стороне ленты имеются короткие коричневые волоски. Они оторвались, когда сдирали ленту с конечностей.
— А волокна?
— Они тоже присутствуют. Но здесь есть одна интересная деталь. На ленте, которую содрали со щиколоток жертвы, обнаружился темно-коричневый волос длиной двадцать один сантиметр.
— Его жена блондинка.
— Я знаю. Потому-то мне эта находка и кажется интересной.
«Неизвестный, — подумала Риццоли. — Это его волос». И спросила:
— Есть клетки эпителия?
— Да.
— Возможно, нам удастся определить код ДНК с этого волоса. Если он совпадет с кодом спермы…
— Он не совпадет.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что этот волос никак не может быть волосом убийцы. — Эрин сделала паузу. — Если только он не зомби.
4
Детективам из бостонского отдела по расследованию убийств достаточно было совершить короткую прогулку по залитому солнцем коридору в южное крыло здания «Шредер Плаза», чтобы оказаться в криминалистической лаборатории. Риццоли несчетное количество раз проходила этим маршрутом, и зачастую взгляд ее задерживался на окнах, за которыми просматривался неспокойный квартал Роксбери, где на ночь магазины запирались решетками и крепкими навесными замками. Но сегодня ее мысли были устремлены в строго очерченное русло, и она, не глядя по сторонам, стремительно направилась к комнате С269, в которой располагалась лаборатория по исследованию волос, тканей и микрочастиц.
В этой комнате без окон, заставленной всевозможной аппаратурой, царствовала эксперт-криминалист Эрин Волчко. Отлученная от солнечного света и внешнего мира, она как будто жила в другом измерении, которое открывалось под линзами микроскопов. Слегка прищуренный взгляд и легкое косоглазие выдавали в ней человека, привыкшего подолгу смотреть в окуляр оптического прибора. Когда Риццоли вошла в лабораторию, Эрин оторвалась от рабочего стола и повернулась к ней.
— Я только что выложила его под микроскоп, специально для тебя. Взгляни-ка.
Риццоли присела к столу и уставилась в окуляр. Она увидела протянувшийся горизонтально волос.
— Это тот самый длинный коричневый волос, обнаруженный на полоске скотча, которым были связаны щиколотки доктора Йигера, — пояснила Эрин. — Он единственный такой длинный. Остальные волоски короткие, они были сняты с конечностей жертвы, и еще были волосы с головы жертвы, которые обнаружились на полоске, содранной с его рта. Но этот длинный явно выделяется. И не подходит ни к волосам с головы доктора Йигера, ни к тем, что мы сняли с расчески его жены.
Риццоли вгляделась в стержень волоса.
— Он точно человеческий?
— Да, человеческий.
— Так почему же он не может быть волосом нашего убийцы?
— Посмотри на него внимательней. Скажи мне, что ты видишь?
Риццоли попыталась оживить в памяти все свои познания в области судебной медицины. Она понимала, что Эрин неспроста заставляет ее так тщательно изучать волос; в ее голосе она улавливала знакомое волнение.
— Волос волнистый, степень изгиба примерно ноль-один или ноль-два. И ты говорила, что длина стержня волоса составляет двадцать один сантиметр.
— В женском диапазоне это средняя длина, — сказала Эрин. — Но для мужчины это довольно длинный волос.
— Так тебя длина беспокоит?
— Нет. Длина не указывает на пол.
— Тогда на чем мне нужно сосредоточиться?
— На проксимальном конце. На корне волоса. Не замечаешь ничего странного?
— Прикорневой конец волоса слегка размочаленный. Как щетка.
— Вот именно этого слова я и ждала. Мы называем это щеточным кончиком. Таково сочетание кортикальных волокон. Изучив корень, можно определить, на какой стадии роста находился волос. Хочешь попробовать угадать?
Риццоли вгляделась в луковицу волоса, покрытую тонкой чешуйкой.
— К корню приклеена какая-то прозрачная ткань.
— Это клетка эпителия, — сказала Эрин.
— Значит, волос находился в активном росте.
— Да. Сам корень слегка увеличен, и это свидетельствует о том, что волос находился в фазе позднего анагена. То есть активный рост только-только завершился. И вот эта клетка эпителия может дать нам ДНК.
Риццоли оторвалась от микроскопа и посмотрела на Эрин.
— Я только не понимаю, при чем тут зомби.
Эрин коротко хохотнула.
— Я, разумеется, не в буквальном смысле.
— Тогда что же ты имела в виду?
— Посмотри еще раз на стержень волоса. И двигайся взглядом в сторону от корня.
Риццоли опять прильнула к окуляру и сосредоточилась на темном сегменте волосяного стержня.
— Цвет неоднородный, — заметила она.
— Продолжай.
— Я вижу черную полоску на стержне волоса, недалеко от луковицы. Что это?
— Это так называемая дистальная корневая полосчатость, — пояснила Эрин. — Именно в этом месте сальная железа проходит в волосяной фолликул. Выделения сальной железы содержат ферменты, которые разрушают клетки, то есть происходит нечто вроде пищеварительного процесса, в результате которого и набухает темное кольцо. Именно его я и хотела тебе показать, дистальная полосчатость. И это полностью исключает возможность того, что волос принадлежит вашему неизвестному. Он мог упасть с его одежды. Но не с головы.
— Почему?
— Дистальная полосчатость и щеточный корень волоса относятся к посмертным изменениям.
Риццоли резко отпрянула от микроскопа. И в изумлении уставилась на Эрин.
— Посмертным?!
— Именно. Они происходят вследствие разложения кожного покрова черепа. Изменения, которые мы наблюдаем в данном случае, совершенно типичные. Так что этот волос никак не мог упасть с головы твоего убийцы, если только он не встал из могилы.
К Риццоли не сразу вернулся дар речи.
— И сколько времени должно пройти с момента смерти человека, чтобы в волосе произошли эти изменения? — наконец спросила она.
— К сожалению, дистальная полосчатость не определяет время смерти. Волос мог выпасть в интервале от восьми часов до нескольких недель после смерти. Более того, волосы с трупов, забальзамированных много лет назад, могут выглядеть так же.
— А если выдернуть волос с головы еще живого человека и оставить его на время? Посмертные изменения проявятся?
— Нет. Те изменения, о которых мы говорим, появляются лишь в том случае, если волос остается в скальпе трупа и изымается уже после смерти. — Эрин встретила изумленный взгляд Риццоли. — Ваш неизвестный субъект явно имел контакт с трупом. И волос остался на его одежде, а потом перекочевал на скотч, когда убийца связывал щиколотки доктору Йигеру.
— Значит, есть еще одна жертва, — тихо произнесла Риццоли.
— Это одна из версий. Но я бы предложила другую. — Эрин подошла к рабочему столу и вернулась с маленьким лотком, в котором липкой стороной вверх лежала полоска скотча. — Этот фрагмент отодрали с запястья доктора Йигера. Я хочу показать тебе его в лучах ультрафиолета. Щелкни вон тем выключателем.
Риццоли погасила свет. В темноте маленькая ультрафиолетовая лампа в руках Эрин зажглась загадочным сине-зеленым светом. Конечно, этот прибор значительно уступал по своей мощности «Краймскопу» Мика, но даже в его луче, упавшем на полоску скотча, проступили любопытные детали. Клейкая лента, оставленная на месте преступления, может оказаться бесценной находкой для детектива. Волокна, волоски, отпечатки пальцев, даже ДНК убийцы — все это можно обнаружить на липкой поверхности. Под ультрафиолетовым лучом Риццоли разглядела крошки пыли и несколько коротких волосков. А по одному краю ленты тянулась очень тонкая полоска каких-то волокон.
— Видишь этот непрерывный ряд волокон по внешнему краю ленты? — спросила Эрин. — Они замечены на ленте, которой были связаны не только запястья, но и щиколотки. Похоже на фирменную метку производителя.