Аппарат низко загудел, затем издал серию ухающих и свистящих звуков, вслед за которыми на корпусе загорелись огоньки.
Шеви вдруг вспомнилось кое-что из лекции Оранжа о путешествиях по времени. «Испытания прошли вполне успешно, – сказал он. – Изредка возникали кое-какие аберрации, обычно во время обратной переброски, но они составляли менее одного процента, то есть в плане статистики были вполне приемлемы».
«О боже, – подумала она. – А ведь мы не принимали никаких бисфосфонатов. Сказать по правде, я даже не знаю, что это такое. Мы запросто можем прибыть в пункт назначения с обезьяньими конечностями или головами динозавров».
Но Райли она ничего не сказала, потому что ее голос растворился в оранжевом свечении. И она не коснулась ободряющим жестом его плеча, потому что ее рука тоже исчезла, рассыпавшись в пыль, словно была сделана из песка.
«Я лишь пыль на ветру», – подумала она.
«Я тоже», – отозвался в ее сознании голос Райли.
Последним исчезло зрение, так что под конец собственной дематериализации они успели увидеть Гаррика, который добрался наконец до порожка люка и рывком подтянул свое тело внутрь аппарата.
«Он своего добился, – подумала Шеви. Мы так и не избавились от Альберта Гаррика».
Ей хотелось закрыть глаза и склонить голову, вот только ни головы, ни глаз у нее уже не было.
7. Тараны
Улица Полумесяца. Лондон. 1898
Райли почувствовал, что его куда-то уносит, и поначалу решил, что ощущения будут примерно те же, что и во время его предыдущего путешествия по временному тоннелю. Но все оказалось не так. Наоборот, это путешествие оказалось противоположно иным, почти во всех смыслах. Если говорить в общих чертах, то сейчас он двигался назад, а не вперед. Подобно тому, как при обычном физическом перемещении ощущения меняются в зависимости от направления движения, при квантовом перемещении происходило то же самое. В прошлый раз его как будто выталкивало, а сейчас – втягивало в его прошлую жизнь.
Райли доводилось слышать о глубинных воспоминаниях, которые всплывали у людей под гипнозом. Гаррик тоже неоднократно погружал его в гипнотический транс, но Райли так ничего особенного и не вспомнил, возможно, потому, что Гаррик пытался поспособствовать своим талантам гипнотизера, смачивая губы мальчика губкой, пропитанной эфиром.
Однако сейчас перед ним ясно возникали картины его собственной жизни, отраженные от мерцающей поверхности червоточины.
«Рыжий мальчик по имени Том. Мама называла его Рыжик Том. Теперь я вспомнил. Мы с ним сводные братья».
Подросток Том поглядывает сверху вниз на малыша Райли, держа его за руку. «Пошли, братишка. У меня есть пенни на лимонад. Разделим с тобой бутылочку».
Райли видел, как Том бежит вдоль пляжа, и чувствовал, как он сам трусит вслед за ним, стараясь наступать в оставленные на песке следы. Братья бежали в сторону пристани, и Райли слышал издалека скрипучие звуки шарманки.
«Брайтон. Я живу здесь».
Том обернулся через плечо и окликнул его. «Ма любит такие круглые леденцы. Захватим ей кулек?»
Картинка мигнула, и теперь Райли увидел себя младенцем на руках молодой женщины с милым, нежным лицом. Его мать носила простую кофточку и заплетала волосы в косы.
«Том носит фамилию своего безвременно ушедшего папочки и будет таким же сердцеедом, когда вырастет, – говорила она, ласково щекоча сыну подбородок. Но ты, мой сладкий батончик, будешь носить фамилию Райли, как твой отец. А твоим именем станет имя моей семьи, самого гордого клана в графстве Уэксфорд».
Если бы Райли мог, он бы закричал.
«Она была ирландка. Теперь я вспомнил, – подумал он. И тут же подумал еще: – Но имя? Как же меня зовут?»
Но тут картинка снова сменилась, и Райли увидел своего отца – большого, теплого человека, склоняющегося над его колыбелькой. Любой сразу заметил бы, как похожи их лица.
«Это секрет, – говорил отец. – Я показываю тебе это только потому, что ты еще не умеешь говорить и никогда об этом не вспомнишь. – Он раскрыл ладонь, показывая лежащий на ней золотой щит с выпуклыми буквами. Буквами Ф, Б и Р. – Эти буквы означают, что я защищаю людей. В особенности одного человека. Забавный маленький мистер Картер. Вон он, ожидает меня на улице».
Малыш Райли проследил за указующим пальцем отца и посмотрел на человека, прохаживающегося перед парадной дверью. Он зашагал прочь, и все, что Райли успел заметить, были начищенные до блеска черные башмаки и перстень-печатка в форме подковы.
Отец Райли покачал головой:
– Этот парень – настоящая головная боль. Все время пытается улизнуть от дачи показаний. Но какой бы он ни был прохиндей, я все равно ему благодарен, ведь если бы не Картер, у меня никогда бы не было тебя, или твоей матери, или твоего сводного брата Тома, вот как. Без Картера и без этой штуковины.
Штуковиной, о которой говорил отец Райли, был пульт, висящий у него на шее на толстом прочном шнурке.
«Благодаря ей я смогу забрать тебя, чтобы показать тебе свой дом. Однажды мы все туда отправимся. Это целый новый мир, сынок».
Сценка опять переменилась. Теперь Том лежал рядом с ним на кровати, где они обычно спали бок о бок, и шептал в темноте:
– Я отлучусь на встречу для взрослых джентльменов на пристани, – сказал он. – Но это между нами, договорились, Райли, малыш? Маме и папе совсем не обязательно об этом знать. А когда я вернусь, то принесу тебе леденцов, а может, и рассказ про поцелуи красотки Энни Бирч.
Райли смотрел, как его сводный брат выскользнул в открытое окно, услышал негромкое оханье и удар подошв о камни, когда Том приземлился на мостовую.
Мгновение спустя малыш почувствовал, что в комнате кто-то есть – в открытое окно чуть повеяло запахом несвежей рыбы. Среди теней возникла фигура человека, сжимающая в руке нож. Ребенку показалось, будто человек вдруг появился на фоне сереющего пятна прямо из ниоткуда.
– Волшебник, – пролепетал он. – Волшебный человек.
Человек двигался так быстро, что его собственная тень в свете слабого ночника, казалось, не поспевает за ним.
Это был Гаррик, и он пришел по делу. Он уже наклонился над ребенком, воздев руку с ножом, чтобы обеспечить его молчание, как вдруг мальчик заговорил снова.
– Волшебный человек.
Что-то странное случилось с лицом Гаррика: мгновенная борьба, а затем на нем проступила улыбка. Не улыбка радости, нет; скорее краткое расслабление напряженных черт.
– Волшебный человек, – повторил он за ребенком. – Когда-то давным-давно…
Услышав эти слова, маленький Райли радостно просиял, ожидая, что за ними непременно последует сказка. И его невинное воркование спасло ему жизнь: обнаружив, что малыш и в самом деле принимает его за волшебного сказочника, убийца решил не приканчивать его, по крайней мере до тех пор, пока не управится с основной работой.
Когда Гаррик вернулся от силы минутой позже с ножом, испачканным в крови, малыш Райли все еще радостно ждал чудесной истории на ночь и встретил его широкой улыбкой во все свои молочные зубки.
– Сказку, волшебный человек, – потребовал трехлетний кроха. – Расскажи сказку.
Гаррик вздохнул, покачал головой и сморгнул при нежданном появлении странной мысли, которая вдруг пришла ему в голову. После краткого колебания он подхватил мальчика, сунул его под свой плащ и исчез за тем же самым окном, через которое явился.
И теперь внутри червоточины Райли закричал бы в голос, если бы мог.
«Гаррик убил моих родителей и похитил меня, – осознал он, уже зная, что это правда. – А ведь все эти годы он клялся мне, что спас меня от шайки уличных людоедов в трущобах Бетнал-Грин. Но это он, он сам сделал меня сиротой».
Райли несколько раз повторил эти слова про себя, чтобы они как следует отпечатались в его сознании – на случай, если он вдруг забудет, когда придет в себя.
«Гаррик убил моих родителей. Гаррик убил моих родителей».
Райли не хотел забывать. Он знал, что память поможет ему сохранять решимость.
«Настанет день, когда я разберусь с Гарриком по справедливости. Или погибну сам».
Путешествие по червоточине постепенно подходило к концу, и пространство-время рассеялось вокруг них, как туманные обрывки глубокого, яркого сна. Райли и Шеврон Савано пришли в себя в подвале в викторианском Лондоне и теперь улыбались во весь рот, охваченные небывалым состоянием, которое Чарльз Смарт называл «нирваной».
– Гаррик расправился со всей моей семьей, кроме брата Тома, – сказал Райли. – Я и правда круглый сирота.
Шеви обхватила мальчика за плечи:
– Эй, я тоже. Двое сирот вместе против всего мира.
– А мой отец был полицейским, совсем как вы.
– Как я?
– Он был агентом ФБР. Он показывал мне свой блестящий значок и свой пульт.
– Знаешь, каким-то образом я тоже это видела, – сказала Шеви. – Твой папа был федералом. Как такое может быть?
«Это очень важная деталь, – решила она. – Надо будет непременно вернуться к ней, когда в голове немного прояснится».
– Он охранял какого-то человека, который носил кольцо с подковой, – продолжал Райли.
– Кольцо с подковой, – повторила Шеви полусонным голосом, как пациент, приходящий в себя после наркоза. «И ни один из нас не стал обезьяной», – довольно подумала она.
Подвал оказался таким же, каким он будет и через сто лет, разве что стенам не хватало штукатурки, и пол стал земляным; несколько кирпичных столбов поддерживали жилые помещения наверху.
Шеви топнула ногой, и пол отозвался вибрирующим гулом.
– Металлическая плита. Нужна, чтобы приземлиться единым целым. Эта плита специально устроена как ориентир для червоточины, вроде громоотвода.
– Предлагаю убрать ее, – объявил Райли, поднимая руку, словно на голосовании в Палате Общин. – Тогда, если Гаррик сунется за нами, может оказаться, что у него руки растут прямиком из задницы.
Шеви с трудом пыталась привести свои мысли в порядок, и шуточки Райли не слишком помогали делу.