Из сохранившихся записок Капоте можно сделать вывод, что у него был замысел и тема, но он не стал проникать в дело так глубоко, как в убийство Клаттеров в Канзасе. Его не заинтересовала история о том, как «симпатичный» парень вроде Корлла мог убивать прямо у себя дома, с исключительным садизмом, чтобы никто его не заподозрил (этот вопрос по-прежнему остается без ответа). Возможно, его «Хьюстонский дневник» должен был развить идею, уже присутствовавшую в «Хладнокровном убийстве» – что при «кочевом» образе жизни в 1970-х легко было списать пропажи детей на бегство из дома. Лишний раз это подтвердилось в деле Гейси несколькими годами позднее. Капоте мог бы заняться расследованием деятельности даллаской сети, торговавшей людьми, о которой упоминали и Брукс, и Хенли. Быть геем в Техасе и раньше было нелегко, и стало еще тяжелее, поскольку люди путали гомосексуализм с педофилией и считали любого гея растлителем малолетних. Капоте рассчитывал устранить эту путаницу, но так и не взялся за дело всерьез.
Знакомый Капоте, обозреватель «Виллидж войс» Артур Белл, предлагал Капоте воспользоваться собранными им материалами. Белл три недели прожил в «квартале для белых из низов среднего класса» – там, где произошли убийства. В его письме, хранящемся в архиве Капоте, описывается то, что он обнаружил в Хьюстон-Хайтс: «Техас из “Последнего киносеанса”». Он сказал, что убийства поставили в тяжелое положение местных мужчин-геев, поскольку родители жертв огульно обвиняли порнографию, гей-бары и «мужиков, одевающихся как бабы». Однако следует заметить, что в доме Корлла порнографию не находили, он не одевался в женские платья и, по свидетельству знакомых, гей-бары терпеть не мог. Белл описывает, как какой-то мужчина наставил на него пистолет и велел убираться из их района. «Угрозы я слышал неоднократно». После убийств, утверждал Белл, геи начали прятаться. Белл считал, что причиной убийств стали скука, подавленное сексуальное влечение и общая стагнация. Но и он тоже ни разу не говорил с Бруксом или Хенли – или с кем-нибудь, кто их знал.
Как остальные, Белл писал, что в основном о Корлле отзывались положительно. Он был «палочкой-выручалочкой», «добряком» и «самым отзывчивым парнем в квартале». Для соседей стало открытием, что, соглашаясь подержать их вещи у себя в лодочном сарае, он хранил их поверх трупов мальчиков, которых изнасиловал и убил. Многие высказывали предположения, что жертв было больше, чем перечислили Хенли и Брукс, отчего «возникали вопросы, на которые мог ответить только покойный». Белл также опросил некоторых родственников для статьи в журнале «Эсквайр».
В архиве Капоте имеется несколько недатированных листов с общим заголовком «Хьюстонский дневник». Он открывается адресом Корлла: 2020, Ламар-стрит. Очевидно, Капоте все-таки посетил место жительства убийцы, чтобы взглянуть на него вживую. В дом он, однако, не заходил. С разрешения Фонда литературного наследия Капоте мы публикуем текст записок:
Пасадену, Техас, с ее сернистым [так в тексте], пропитанным химикатами воздухом, не следует путать с Пасаденой в Калифорнии, царством хрустального света и подстриженных газонов с розовыми кустами. Техасская Пасадена, хоть и является частью Большого Хьюстона, – это отдельный мир, пусть и не совсем обшарпанный, но заселенный самыми низами среднего класса: с полуразвалившимися гаражами, куцыми кустиками, засыхающими вдоль улиц, лишенных тени, пятикомнатными домиками на деревянном каркасе, с которых медленно слезает под жарким солнцем краска, и душу тут ничего не радует.
Ламар-стрит особенно типична для жилой Пасадены. Чтобы ее найти, я обратился к полицейским – немного посомневавшись, потому что полиция Пасадены, как и вообще Техаса, имеет репутацию не самой дружелюбной. Но молодой офицер за рулем патрульной машины охотно пришел мне на помощь и, заглянув в атлас городских дорог, указал мне самый короткий путь на Ламар. Меня немного удивило, что адрес не был ему знаком. В конце концов, я же спрашивал про 2020 Ламар-стрит – место, где только-только произошло самое массовое убийство в современной американской истории.
Это оказался грязноватый деревянный домик с пристроенным гаражом на одну машину, выкрашенный темно-зеленой краской, с дверями и оконными рамами оливкового цвета. Соседний дом был практически такой же: по сути, все дома вверх и вниз по улице выглядели как близнецы, разве что цвета варьировались – с преобладанием оттенков серого, – как и садовые скульптуры – тут гном, там фламинго.
Ничего особенно угнетающего в воздухе не витало, за исключением разве что невыносимой сырости. Самый обычный жилой район: дети катаются на скейтах, мужчины, засучив рукава, чинят машины под радио, транслирующее бейсбольный матч, домохозяйки деловито шагают по тротуару с папильотками в волосах. И эта вот обычность, пожалуй, угнетает. Как получилось, что эти симпатичные люди за стенами своих домиков, стоящих столь близко друг к другу, ничего не знали про крики, выстрелы и трупы в доме 2020?
К сожалению, больше Капоте не написал ничего. Вероятно, он присутствовал на предварительном слушании по делу Хенли. Он остановился у своих знакомых, богатой семьи, в Хьюстоне, а не в Сан-Антонио, где в конце концов было решено проводить процесс (и не в хьюстонском отеле, который предлагал оплатить ему Мелдер). В одном репортаже упоминалось, что в первый день он сидел на скамье вместе с журналистами. Капоте был в белой рубашке с галстуком и кардигане с треугольным вырезом. Он почти не провел подготовительной работы – за исключением посещения дома Корлла. Когда охранники ввели Хенли в зал суда, Капоте посмотрел на худого парнишку всего пару минут, потом встал и вышел. В некоторых источниках цитируются его слова: «Я уже видел это раньше». Биограф Капоте Джеральд Кларк считает, что он ссылался на свой опыт с Хикоком и Смитом.
Кларк отмечает, что подход Капоте к писательству не годился для газет, требовавших ежедневных репортажей. Капоте больше склонялся к наблюдениям и рефлексии, созревающей со временем. А «Пост» требовала от него совсем другого. Кларк пишет, что Капоте «согласился только потому, что Джон [О’Ши] на этом настоял. Амбициозный проект, за который он взялся, не мог быть написан небольшими порциями – для него требовались такие же усилия и такой же размах, как для “Хладнокровного убийства”. Проект был обречен, и Трумен наверняка понимал это».
Издатель Капоте из «Рэндом-Хауса» сообщил печальную новость в «Пост». Блестящих репортажей из Хьюстона не будет – по крайней мере, не от ведущего американского автора тру-крайма. Капоте заболел.
Это была правда. Он поехал в Палм-Спрингс и был госпитализирован с дыхательной недостаточностью. Свои записки и вырезки он оставил в коробке в съемном доме в Санта-Фе в Нью-Мексико. Впоследствии хозяин дома их нашел, и теперь они хранятся в Публичной библиотеке Нью-Йорка.
Нечто подобное Капоте попробовал четырьмя годами позднее, в 1978-м, в Чикаго, с делом Джона Уэйна Гейси. Однако и на этот раз все ограничилось исследованием, которое никуда не привело. Капоте миновал свой пик писательского мастерства. А ведь если бы он всерьез занялся расследованием этих историй, то мог бы разоблачить организацию, торговавшую людьми, которая сыграла важную роль в обоих делах.
Подготовка к процессу
Мемуары Вэнса освещают его участие в деле Хенли, хотя и коротко. Он допустил несколько фактуальных ошибок, возможно, потому, что не был главным следователем. Новостные статьи и юридические документы позволяют заполнить эти пробелы, равно как и воспоминания Хенли. Брукс ход процесса никак не комментировал, но из апелляции можно понять стратегию его адвоката. (К тому времени Брукс сменил свою адвокатскую команду.)
Первым прошло слушание по Хенли: он хотел отказаться от своего заявления, сделанного в полиции 9 августа, из-за нарушений юридической процедуры. В заявлении содержались обвиняющие его признания в том, что он убивал людей. Без них команде прокурора не за что было зацепиться, чтобы предъявить Хенли убийства. Против него не было никаких улик, и он всегда мог заявить, что Корлл просто показал ему места захоронения трупов. Грей также надеялся на то, что процесс будет отложен. В декабре 1973 года судья Хэттен начал досудебные слушания.
Хенли предстал перед судьей 24 января 1974 года, чтобы рассказать, как он убил Дина Корлла ради спасения собственной жизни – в соответствии с признанием, сделанным в день ареста. Но он опровергал заявление полиции, что мировой судья предупредил его о его правах. Если бы Хенли победил по этому пункту, его показания изъяли бы из дела по причине нарушения его прав.
Хенли вспоминает, что тогда произошло. «Они заставили мирового судью встать и сказать: “Я вошел в дежурную часть, и они вывели всех троих из камеры временного содержания в холл, и там, в дежурной части [я зачитал им их права]”. Но я никогда не был в одном помещении с Рондой после ареста. Нас не выводили в холл. Он сказал, я его понял [предупреждение] и согласился с ним. Но это была ложь». Хотя Хенли пребывал в шоке и под воздействием наркотических веществ, он настаивал на том, что не подписывал никакой бумаги о своих правах. «Уилл Грей поверил мне. Он спросил [мирового судью]: “Раз вы это помните, что на нем было надето?” [Мировой судья] сказал, я был в джинсах и рубашке. Но когда меня арестовали, я был только в джинсах, без рубашки».
Ронда Уильямс также утверждала, что не помнит, как мировой судья объяснял ей ее права, и заявляла, что не подписывала никакой бумаги. Подобный опыт, по ее собственному признанию, у нее уже был, но не в этот день. Таким образом, она подтверждала слова Хенли. Однако Керли сказал, что подписал такой документ.
Тем не менее Хенли сделал другие признания, которые подрывали его слова. Он описывал свою временную амнезию, отключения сознания и галлюцинации, которые, по его словам, мешали ему полностью вспомнить события 8 августа и нескольких следующих дней. В ту ночь, сказал Хенли, они с Керли пили пиво и курили марихуану. К этому добавились пары краски, которыми они надышались. Когда Корлл снял с Хенли наручники, тот «догнался» крепким алкоголем.