Детективы из Лос-Анджелеса ничего не почерпнули для своего расследования из разговоров с Бруксом или Хенли. Они больше не возвращались и о связи тех убийств с Дином Корллом официально не упоминали.
Продолжение процесса
В конце 1978 года Техасский апелляционный уголовный суд принял апелляцию Уилла Грея и назначил пересмотр дела на основании того, что судья Дайал не позволил Грею перенести заседание в другое место. Грей доказал, что до суда в местных газетах и на телевидении выходило множество репортажей, посвященных делу Хенли, и что пресса обращалась к восьми присяжным или их родственникам. Грей пытался отвергнуть несколько кандидатур присяжных на этом основании, но судья Дайал ему не позволил. Кроме того, Дайал допустил в зал представителей прессы, заполнив места для запасных присяжных газетными художниками. Некоторые зарисовали присяжных и опубликовали свои рисунки в газетах.
Новый процесс должен был состояться в июле 1979-го под председательством судьи Ноа Кеннеди в Корпус-Кристи, округ Ньюэс. Хотя Кеннеди издал запрет на распространение информации о процессе, ходили слухи, что Грей планирует прибегнуть к «защите Хёрст», то есть доказать, что Хенли промыли мозги. Пиджелоу избрал стратегию Ф. Ли Бейли, использованную в защите Патти Хёрст.
4 февраля 1974 года Симбионистская армия освобождения (С.А.О.) похитила девятнадцатилетнюю богатую наследницу Патрисию Хёрст из ее квартиры в Беркли, Калифорния. С.А.О. рассчитывала, что такое громкое похищение поможет свергнуть капиталистическое государство. Они публиковали аудиозаписи своей пленницы, которая якобы встала на сторону их дела. Два месяца спустя Хёрст участвовала в вооруженном ограблении. В сентябре она была арестована; велись ожесточенные дебаты о том, была ли она добровольным «солдатом» или жертвой промывания мозгов. На суд в 1976-м Ф. Ли Бейли вызвал троих экспертов по психическому здоровью и трансформированию мышления, чтобы доказать, что С.А.О. принудила Хёрст путем «насильственного убеждения». Он настаивал на том, что это случай типичного стокгольмского синдрома. Лишь некоторые люди подвержены этому, утверждали эксперты, и сначала субъекта необходимо дестабилизировать. Психолог Роберт Дж. Лифтон, знаменитый своим анализом нацистских врачей, заявлял: «Разум – хрупкая штука. Его можно сломать». Эксперты приводили примеры военнопленных, которых «подвергали необыкновенно интенсивному и продолжительному переубеждению в ситуации, из которой они не могли вырваться». Хёрст, пленница, вписывалась в этот паттерн. Но стратегия, основанная на промывании мозгов, провалилась, и Хёрст посадили в тюрьму за ограбление банка и незаконное применение оружия.
Пиджелоу это не смущало. Памятуя о том, что у Корлла было много книг по гипнозу (не упомянутых в полицейской описи), он полагал, что Корлл мог промыть мозги своим сообщникам. Хенли был против и считал, что им лучше строить защиту на принуждении, которому он подвергался. Грей говорил, что принуждение не сработает, потому что Хенли зачастую находился вне непосредственного контроля Корлла. В то время еще не существовало концепции психологического принуждения – помимо физического.
В апреле судья Кеннеди начал досудебные слушания. Интерес прессы к делу значительно упал. То, что приговор пересматривают из-за допущенных технических ошибок, не изменило отношения общественности к Хенли.
На этот раз Грей сосредоточился на юном возрасте Хенли на момент их знакомства с Корллом, чтобы доказать, что Корлл имел на него огромное влияние. Он настаивал на приговоре от пяти до пятнадцати лет. Требовал, чтобы всех присяжных и запасных заменили, но судья Кеннеди ответил, что заменит только двенадцать из действующих присяжных.
Заместитель окружного прокурора Даг Шейвер, готовясь к суду, пересмотрел материалы о процессе Хёрст. Он заявил репортерам, что это все равно что считать опьянение смягчающим обстоятельством. «Это не может быть инструментом защиты». Он сказал, что если бы адвокаты собирались заявить о невменяемости Хенли, они уведомили бы прокуратуру заранее. Но шанс был крайне мал.
Мэри Уэст, мать Корлла, изложила свое мнение репортерам «Хьюстон кроникл». Она повторила, что двое подростков убивали сами, а потом свалили все на ее сына. Пресса была предвзята, и ее сын стал козлом отпущения. «Когда ты знаешь своего сына и когда ты знаешь, что он что угодно сделал бы, чтобы помочь людям, особенно подросткам – то ты знаешь». Она признавала, что не виделась с Корллом последние пять лет перед его смертью. Она хотела нанять адвоката, чтобы надавить на Хенли и заставить того «рассказать правду». «Я знаю, что он идет на суд не для того, чтобы очистить совесть. Он идет, чтобы выйти на свободу». Мэри считала, что, если его отпустят, вскоре Хенли кто-нибудь убьет. «Слишком многим он причинил горе».
Спустя пять лет после первого процесса и вещественные доказательства, и свидетели были еще доступны для суда в Корпус-Кристи. И снова Грей не выстроил прочной защиты и не вызвал ни одного свидетеля. Он предъявил несколько возражений насчет нарушения процедуры, но во всех ему было отказано. Хотя Вэнс предоставил ему возможность отвергнуть пять кандидатур присяжных, судья разрешил только две. Грей утверждал, что как минимум у троих присяжных есть предрассудки и их следует отстранить. Один присяжный сам признался в этом. Судья проигнорировал обеспокоенность Грея. На этом основании Грей счел, что Хенли предстоит третий суд.
Посовещавшись чуть больше двух часов, присяжные приговорили Хенли к шести конкурентным пожизненным срокам (конкурентным, поскольку адвокаты Хенли согласились судить его по шести делам одновременно – лишь бы приговоры не были последовательными). Кеннеди добавил, что Хенли неисправим, а это практически лишало его шансов на условно-досрочное освобождение. Он мог подавать прошения, но ему предстояло, по всей вероятности, провести остаток жизни за решеткой.
Грей опять подал апелляцию, но апелляционный суд ее отклонил. О третьем процессе не было и речи. Хенли отправлялся в тюрьму.
Уилл Грей так и не продал историю Хенли для книги. Больше Хенли ничего о нем не слышал.
Глава 7. Верный крючок
Игры разума
В тюрьме Хенли столкнулся с симптомами посттравматического стрессового расстройства. Он лишь недавно узнал, что это было, но ему постоянно снились кошмары. Он старался забыться, с головой уйдя в тюремную работу.
«В семидесятых и начале восьмидесятых я постоянно работал. Был занят с половины шестого утра до десяти-одиннадцати вечера каждый день. Не давал себе времени спать. Не хотел видеть сны. Мои сны нагоняли на меня ужас. [Во сне] я был не в тюрьме, а дома, а может, меня вообще не посадили, но тут приходили люди, “мы нашли еще трупы”, и я должен был идти с ними. Или я прятался в подполе, потому что меня искали. Мне снилось, как ко мне приходят и сообщают про трупы снова и снова. Либо за мной гнались. Это не был кто-нибудь конкретный, но всегда человек, которого я знал. Иногда кто-нибудь отсюда [из тюрьмы]. Я списывал все на то, что еще нахожусь под контролем Дина Корлла».
В первые годы, когда надежда на апелляцию еще оставалась, Грей советовал Хенли ни с кем не общаться и не давать интервью, чтобы не навредить делу, поэтому он старался держаться особняком. Ему разрешили переписываться с десятью корреспондентами, и Хенли выбрал родных и нескольких друзей. Он надеялся как-то оправдаться, но все вокруг считали его таким же чудовищем, как Корлл. Хенли смирился с таким отношением. «Меня убедили в том, что я – воплощение зла, бессердечный убийца. Столько людей говорили это! Столько в это верили! Я всерьез волновался, действительно ли я такой и не лучше ли и правда запереть меня в тюрьме на веки вечные. Но я не мог полностью этого принять, потому что у меня не было таких мыслей и чувств».
Детективы несколько раз навещали его, чтобы проверить, не вспомнил ли Хенли еще что-нибудь. У них до сих пор оставалось несколько неопознанных жертв. «Периодически следователи заявлялись и начинали задавать вопросы. Я говорил: “Слушайте, вы все ходите и ходите. Я уже сказал все, что знал”. Они отвечали, что верят мне, но объясняли: “Мы приходим, потому что какие-то вещи могли всплыть у тебя в памяти”. Я говорил: “Из-за вас я начинаю сомневаться в себе”. Я спросил, верят ли они в эффективность гипноза. Они ответили да. Я сказал, что согласен на гипноз, но хочу иммунитет от дальнейшего судебного преследования. Я хотел помочь, но не хотел рисковать еще одним судом. Они сказали “Ладно”».
Техас одним из первых внедрил гипноз в следственную практику. В то время психологи полагали, что память работает наподобие видеомагнитофона, а гипноз – это инструмент, способный восстанавливать воспоминания, поблекшие со временем. Тогдашнее применение гипноза базировалось на представлении о том, что гипнотическое внушение открывает доступ к ментальным областям, находящимся вне сознательного контроля. Гипноз использовался для того, чтобы восстановить пробелы в памяти, добавить деталей к воспоминаниям, усилить или подавить некоторые поведенческие паттерны, помочь пациенту вспомнить что-то конкретное. При обычном сценарии гипнотизер вводил пациента в состояние глубокой релаксации, чтобы, используя его внушаемость, преодолеть когнитивные защитные барьеры.
Однако в 1980-х исследования начали показывать, что память – это скорее смесь пережитого опыта, убеждений, заблуждений и других факторов, чем точное запечатление эпизодов из жизни. Кроме того, исследователи обнаружили, что гипноз способен облегчить внушение ложных или искаженных воспоминаний. Многие суды в стране запретили его применение в следственных целях.
В деле «Штат против Хёрда» (1981), Нью-Джерси, суд выдвинул ряд требований к процедуре гипноза для обеспечения достоверности полученных сведений.
1. Процедуру должен проводить психиатр или психолог, обученный применению гипноза и имеющий опыт в данной сфере.
2. Специалист по гипнозу должен быть независимым и не может регулярно приглашаться любой из сторон расследования, будь то обвинение, полиция или защита.