Не знаю почему, но я был просто уверен в том, что следующей ночью все повторится снова. Ну, как минимум, она придет сказать мне, что я барон Баран или что-то в этом роде. А дальше… Дальше все будет так, как и должно быть.
Правда, перед этим, днем, она будет мерить меня злобным взглядом и молчать. Но это я переживу.
Я захлопал вместе со всеми, приветствуя победителя-оруженосца. И вправду молодец, мечом он орудовал отменно. Интересно, Гарольд это все видел?
На трибунах его с нами нынче не было, он еще с вечера отправился в резиденцию короля Роя. Ему надо было подобрать доспехи и при необходимости подогнать их. А еще согласно традиции провести вечер перед поединками с теми, кто завтра вместе с ним выйдет на траву ристалища, и выпить с ними круговую чашу.
— Обедать пойдем? — спросила у нас Луиза, держащая за руку де Лакруа. — Или останемся здесь?
Робер и Луиза были безмятежно счастливы, может быть, единственные из нас. Гарольд накануне был весь в мыслях о турнире, Фриша и Жакоб переживали за Флика, Флоренс надеялась на то, что кто-то да увидит, какой рыцарь выбрал ее дамой сердца, про меня и Аманду можно было даже и не говорить. Что же до Карла, то он занимался тем, что любил больше всего на свете, — ел все, до чего мог дотянуться, и заигрывал с дамами, сидящими неподалеку.
Граф Жером одобрил ухаживания де Лакруа за своей дочерью, равно как и возможные брачные планы. Гарольд, судя по всему, оказался прав, и наш друг являлся самой лучшей партией для Луизы из всех возможных. Нет, Робер этого вслух не сказал, но все было ясно и так.
Я чуть ли не впервые в жизни искренне порадовался за кого-то. Вообще-то я эгоист. Ну да, эгоист, и даже не слишком этого стесняюсь, хотя, разумеется, и не афиширую. Другие в квартале Шестнадцати висельников не выживают, вот какая штука. Там о тебе думать не будет никто, а если ты кому-то протянешь руку, вместо того чтобы подставить ногу, то это будет верх глупости.
Вот только что-то в последний год это правило работает все реже. То ли я меняюсь, то ли мир вокруг меня сошел с ума.
В результате за этих ребят я радовался так, как радовался бы за себя. И даже немного им завидовал. А чего? У них все просто и понятно. А у меня… Одна где-то ведет свой отряд к успеху, вторая вон сидит и покусывает губы. Тоже небось о чем-то своем думает.
Все в Аманде хорошо, кроме одного. Она постоянно пытается доказать всем и в первую очередь самой себе, что она очень и очень самостоятельна. Что умеет жить своим умом, что решит все свои проблемы сама, и так далее. И именно в этом ее самая-самая большая слабость, она не видит разницы между тем, что ей навязывают, и тем, когда ей на самом деле хотят помочь не потому, что она принцесса и девушка, а потому, что она просто наш друг. В результате это может плохо для нее кончиться. Просто всем надоест слушать ее грубости, и она останется одна. Одна среди людей.
Ладно я, со мной все ясно, особенно если учитывать причины моего появления на Вороньей горе. Но она-то могла бы различать черное и белое?
И отношениям нашим, по сути, грош цена. Все это она сделала назло отцу, я это сразу понял. С одной стороны, обидно, меня вроде как использовали. С другой — почему бы и нет? Тем более что отказ мог для меня закончиться скверно. В лучшем случае — градом насмешек, в худшем — перерезанным горлом, самолюбие-то у Аманды — о-го-го какое!
Так что Роберу и Луизе я могу только позавидовать.
— Я не пойду. — Аманда глянула на ярко-синее небо, которое было видно из-под навеса. — Жарища. Тут хоть тенек.
— А мы с Карлом пойдем, — тут же сказал я и хлопнул Фалька по спине. — Мы обед не пропускаем.
Ну ее. Эти двое будут щебетать друг с другом, а мне останется неловкое молчание с Амандой, а я такое терпеть не могу.
Флайт не в счет — она нашла общий язык с матушкой Луизы и ее сестрами, после чего пересела от нас к ним.
Вот только прокололся я в одном. Карл и еда — это особая форма отношений, и их общение — процесс вдумчивый и длительный.
В результате на самое начало джостры мы опоздали. Если точнее — на две первых сшибки.
— Хорошо хоть, что вообще пришли, — заметила Аманда, увидев нас. — Жеребьевку пропустили, первые бои — тоже.
— Гарольд участвует в седьмом, десятом и двенадцатом боях, — сказала нам Луиза. — А может, и еще в каких, если кого-то из рыцарей Фольдштейна выбьют из седла. Ну, если он сам того захочет.
— Это Монброн. — Карл хохотнул. — Он-то точно не откажется!
Ну да. Всего в боях от королевства имеют право участвовать пять рыцарей, не больше и не меньше. Если кто-то из них выбывает из соревнования, его место занимает другой боец. Собственно, у поединщиков и нет выбора — если команда пропускает более трех поединков, то она выбывает из числа участников джостры. Все просто и незамысловато. Аманда рассказывала мне, что ее отец как-то подряд провел четыре поединка, один за другим — их в команде осталось только двое, деваться было некуда, разве что сниматься с соревнования. И они все же выиграли турнир.
Верю. Глядя на короля Роя, верю сразу и безоговорочно. Этот может.
Трах! Копья рыцарей одновременно ударили друг в друга, один пошатнулся от удара, но удержался в седле, второй же буквально слетел с лошади и с громыханием упал на землю.
— Ох ты! — Карл потер подбородок. — Поди, отшиб все, что только можно.
Поверженный рыцарь еле-еле шевелил конечностями, лежа на спине, к нему спешно бежали оруженосцы.
— Хорошо, что вообще жив, — сказал я. — Нет, не по мне подобные развлечения. И это ведь еще относительно мирная забава, по сравнению с завтрашней групповой схваткой. Вот скажи мне, Карл, на кой ты ввязался в это дело?
— Не знаю, — пожал мощными плечами мой друг. — Как-то неудобно было отказываться, все-таки целый король предложил в этом участвовать.
— Но я-то отказался?
— И правильно сделал! — Аманда, которая вроде нас и не слушала, неожиданно влезла в наш разговор. — Нечего там тебе делать, с твоим ростом. Да и как мечник ты не так уж силен.
— Беспокоится, — расплылся в улыбке Фальк, кивая на девушку. — Волнуется. И что они в тебе находят, Эраст?
— Сам не знаю. — Я не без удовольствия наблюдал, как на щеках Аманды появляются красные пятна, говорящие о том, что она начинает злиться. — Как видно, что-то да находят.
Вот так, за разговорами, настало время первого поединка Гарольда.
Он появился на поле, как молодой бог, по крайней мере, нам так показалось. Его доспехи сверкали на солнце, плащ развевался, на щите не было герба, отчего присутствующие сразу зашушукали, а на доспех был повязан шарфик, который, несомненно, принадлежал Флоренс.
Ну да, точно ей — Гарольд приблизился к нашей трибуне и вздернул на дыбы коня, отсалютовав Флайт копьем. Правда, это поняла только она, все остальные решили, что так он приветствует короля-именинника.
— А чего герба на щите нет? — спросил у де Лакруа Карл. — Не успели нарисовать?
— Гарольд сражается не за своего короля, — пояснил тот. — Такова традиция. Когда рыцарь представляет на ристалище интересы чужого королевства, то у него на этот момент нет герба. И то, что наш друг числится в королевской гвардии отца Аманды, ничего не меняет.
Как все непросто.
Кони берут разбег, рыцари мчатся навстречу друг другу, столкновение, треск — и оба остаются в седлах.
Надо же. На самом деле с начала джостры такое случилось в первый раз, как правило, все заканчивается на первой же сшибке. Здесь сражаются только настоящие мастера турниров, это мне еще ночью объяснила Аманда, и она была совершенно права. Первая ошибка тут, как правило, становилась последней, и до рубки на мечах, когда все три копья сломаны, дело доходило редко. Может, на этом турнире и вовсе не дойдет.
Поединщики разъехались к стартовым позициям, подхватили новые копья, которые им услужливо подали оруженосцы, и снова встали на изготовку. Король взмахнул платком, подавая знак к началу второй сшибки, и рыцари пришпорили коней.
Бах! Уже привычный звук удара дерева о сталь, короткий вскрик — и Гарольд салютует рукой! Он выиграл этот поединок!
— Монброн! — заревел Карл, вставая на ноги и тоже задирая руки вверх. — Монброн и Вороний замок!
— А ну цыц! — Аманда дернула нашего не в меру эмоционального друга за штаны. — Про замок нечего орать!
— Пусть знают, — невозмутимо сказал ей Карл. — Сама же говорила — теперь это наш дом. Гарольд тоже там живет.
Монброн тем временем решил добить милашку Флоренс, он снова подъехал к трибуне, заставил лошадь выполнить некий трюк, вроде поклона, потрогал шарф, приложил руку, закованную в сталь, к груди и склонил голову.
Флоренс Флайт в этот момент была величественна, как королева.
— Дурак, — заметила Аманда. — При такой толпе свидетелей выказывать знаки внимания женщине — это все равно что просить ее руки у отца. Одно хорошо — Флайт еще малахольней, чем мой братец.
— Аманда, что ты за человек? — внезапно спросила у нее Луиза. — Вот в каждую кастрюлю тебе надо плюнуть, как наш дворецкий говорит. Гарольд победил, наша подруга счастлива — что еще тебе нужно? Почему бы просто за них не порадоваться?
— Это была только первая сшибка, посмотрим, что будет дальше, — проворчала Аманда, отчего-то злобно на меня зыркнув. — А радоваться иллюзиям — увольте, это не про меня.
И она замолчала, причем надолго.
Турнир продолжался, рыцарей становилось все меньше — то один, то другой поединщик оказывались на земле ристалища и соответственно выбывали из состязания.
Последовала и первая смерть — один из рыцарей Асторга, родины Рози, отправился к Небесному Престолу. Мастерский удар в голову выбил его из седла, он, кувыркнувшись в воздухе, приземлился на ристалище, и герольд, подбежав к нему и осмотрев недвижно лежащее тело, только развел руками. Не знаю даже, то ли он сразу умер от удара, поскольку шлем был смят очень сильно, то ли свернул шею после падения.
Впрочем, некоторым из тех, кто остался жив, но упал на землю, было тоже не так уж весело. Кто-то, подобно жукам, перевернутым на спину, еще сучил руками и ногами, но в большинстве своем поверженные рыцари лежали недвижимо. Оно и понятно — удар, падение — это не шутки.